Машеров, который строил Беларусь в тени Москвы 51

30 марта исполнилось ровно пятьдесят лет с момента назначения Петра Машерова на должность первого секретаря ЦК Компартии Беларуси, что в свое время означало высшую власть в БССР. Над ролью Машерова в истории страны я задумался, перечитывая старые тексты его политического антипода — лидера БНФ Зенона Пазняка. В них тот нахваливал достижения Беларуси на момент получения независимости, не уточняя, кого же благодарить за эти уже готовые фундаменты современной государственности.

А благодарить следовало бы среди других и белорусского советского государственного деятеля Петра Мироновича Машерова. Он руководил Советской Беларусью в то время, когда она переживала, пожалуй, самый динамичный рост во всех сферах жизни. Его деятельность и фигура не вписываются в шаблонные представления белорусских националистов последних десятилетий о том, что считать белорусским и в чем заключается патриотизм. Но если отбросить в сторону метафизические рассуждения, а взглянуть на конкретику, то выясняется, что как раз в отсутствии патриотизма Петра Мироновича обвинить трудно.

Кто же построил эту страну?

В январе 1992 года лидер БНФ Зенон Пазняк с восторгом писал в «Навінах БНФ» о прекрасной подготовленности Беларуси к европейской интеграции: «Наше государство ориентировано на производство и вывоз товаров и продуктов, а не сырья. Мы полностью обеспечиваем свои внутренние потребности и многое можем экспортировать… У нас достаточно сбалансированная экономика, функционирует полноценный народнохозяйственный комплекс на достаточно высоком организационном и техническом уровне, существует высокий уровень квалификации рабочего класса, большая концентрация интеллекта: фундаментальной и прикладной науки». Приблизительно то же самое он скажет несколько позже в Брюсселе функционерам НАТО.

Если руководствоваться логикой Пазняка, то все эти достижения никак не заслуга БССР или СССР. И не Российской Империи. Ведь все прекрасное закончилось во времена ВКЛ, а все хорошее — во времена Речи Посполитой.

О Машерове же Пазняк свое мнение высказывал всегда предельно ясно и ругательно — последний раз в 2013 году назвав его «пожалуй, величайшим коммунистическим русификатором и истребителем белорусской нации».

А между тем, очень значительная — если не большая — часть достижений, перечисленных Пазняком, — результат усилий послевоенного советского времени. Ведь довоенные достижения Восточной Беларуси в экономике, образовании и культуре были почти полностью уничтожены нацистской оккупацией, а в Западной Беларуси особых достижений в социально-экономическом или культурном развитии никогда и не было. Поэтому то, что мы имели на заре независимости, было в основном плодом послевоенных усилий. Более того — усилий, которые были приложены до начала перестройки, в «машеровские времена».

«Брежневский застой» или «машеровский подъем»?

Независимая Беларусь в начале 1990-х во многом была делом рук Петра Машерова, который руководил Советской Беларусью в 1965—1980 годах, а до того занимал руководящие должности в партийных и советских организациях и органах БССР. В это время белорусы окончательно сформировались как единая нация с современной экономикой, системой образования, культуры и науки. Большая часть национального богатства была наработана именно в это время. Только за восьмую пятилетку (1966-1970) ВВП Беларуси увеличился на 58%. В последующие две «машеровские» пятилетки темпы роста снизились, но также оставались значительными.

Часто можно слышать рассуждения, что, мол, союзные республики ничего не решали.

Но ряд исследований свидетельствует, что дело было не только или не столько в ограниченности компетенции республик, сколько в способностях их руководства добиваться своего в отношениях с союзным центром. О специфическом, но реальном советском федерализме пишет и американский политолог Майкл Урбан в книге «Белорусская советская элита 1966—1986: алгебра власти». Да и, скажем, руководство некоторых среднеазиатских советских республик и персонально руководитель Узбекской ССР Шараф Рашидов на деле доказали: управлять той или иной союзной республикой можно по-разному. Напомню, товарищи в Ташкенте выбрали себе в отношениях с союзным центром вариант просто властвовать в своей республике, которая под давлением московской бюрократии все более тонула в беспросветности аграрной монокультуры хлопка (вот где можно говорить о колониализме!), и заниматься больше собственными делами — укрепляя свои кланы, присваивая миллионы государственных денег и улучшая собственное благосостояние. Наконец дошло до попытки похоронить Рашидова в личном мавзолее посреди Ташкента. Так вот: при всех ее пороках и провинциальности Советская Беларусь на этом фоне была почти образцом меритократии и добросовестности.

Машеров, как показывают результаты его работы — белорусская индустрия и наука начала 1990-х, — смог без лишней конфронтации защитить интересы развития Беларуси как экономически жизнеспособной республики в отношениях с союзным центром. О его политическом весе свидетельствует и тот факт, что он и сам в конце 1970-х был близок к тому, чтобы войти в состав союзного руководства. Поэтому отрицать его активную роль в создании Беларуси такой, какая она стала, оснований нет. Но, может, его роль была лишь ролью колониального администратора, который пособничал имперской Москве в эксплуатации белорусского народа?

Но и о «колониальности» говорить никак не приходится. В Советской Беларуси за очень короткое время была создана разнообразная — для такой небольшой территории — промышленность. Даже в западных районах страны, где индустриализация началась лишь после войны, к 1980-м каждый райцентр имел те или иные современные промышленные предприятия, подчеркну — не связанные с первичной переработкой или добычей полезных ископаемых, но занятые производством продуктов со значительной долей добавленной стоимости. Конечно, многие из них не имели союзного подчинения, но и они были так или иначе интегрированы в белорусскую экономику и общество.

Напомню, в настоящих колониях промышленность если и существовала, то исключительно в виде, скажем, добычи какой-нибудь руды или переработки сельскохозяйственного сырья. А если какие-то зачатки более серьезной промышленности и возникали, то только в столице колонии или крупном порту. А не в каждом городке, как в БССР.

Машеров деструктивный

Пожалуй, самые конкретные и тяжелые обвинения, предъявляемые Машерову, — это «разрушитель Полесья» и «русификатор». Оба обвинения основываются на недопустимом упрощении ситуации и игнорировании фактов.

Что касается модернизации Полесья, то нужно развести два вопроса — целесообразности мелиорации и методов ее проведения. Насчет целесообразности сомнений нет: огромные болотные просторы на юге страны не только изолировали Беларусь от Украины и сдерживали хозяйственное освоение значительных территорий, но и сводили на нет любые усилия по повышению уровня жизни и даже состояния здоровья местного населения. Кто не доверяет советским данным — может обратиться к данным польской переписи населения 1931 года, согласно которой уровень неграмотности на Полесье оказался чуть ли не вдвое выше, чем на Виленщине. Или вспомнить, что из южных районов «хиндя» — как там называли малярию — исчезла после войны только вместе с осушением болот.

Другое дело — как осуществлялась мелиорация. Ведь вместо новых плодородных пастбищ страна, потратив огромные деньги, получила на Полесье новые гектары засушливых земель. Но тут Машеров опирался на доступные в то время научные разработки, и очевидно, что по крайней мере часть вины за случившееся несут и ученые, которые оплошали в своих исследованиях. Впрочем, таких ошибок в истории человечества — уйма, и то же засоление почв Австралии может быть вполне сравнимым примером.

Машеров и белорусский язык

Еще более шатки обвинения Машерова в русификации. Они обычно обосновываются ссылкой на уменьшение доли печатных изданий на белорусском языке и закрытие белорусских школ.

Однако, если брать абсолютные цифры (а не доли), то видно, что за время руководства Машерова количество печатной продукции на родном языке значительно выросло. Как видно из нижеследующей таблицы, единственным исключением стало небольшое снижение тиража книг в конце 1970-х.

Что касается закрытых при Машерове белорусскоязычных школ, то не нужно вырывать ситуацию из контекста. Проблема белорусских школ — и сегодня, и тогда — связана прежде всего не с противодействием властей получению образования по-белорусски. Эта проблема, в первую очередь, связана с отсутствием желания и готовности родителей дать своим детям образование по-белорусски. Она является результатом размытой идентичности, которая накладывалась и накладывается на другую беду — отсутствие тех выдающихся произведений или просто качественных культурных продуктов, которые побуждали бы освоить язык, слабой развитости современных жанров белорусскоязычной культуры. И в этой связи следует подчеркнуть действия Машерова по поддержке развития белорусской культуры и языка и их приведению в соответствие с духом времени.

Свидетельств его контактов с тогдашними белорусскоязычными творцами — полно. Для него было естественным взять и поехать с Владимиром Короткевичем выбирать место под музей архитектуры, вспоминал драматург Алесь Петрашкевич. Геннадий Буравкин говорил о поддержке Машеровым всего белорусского, упоминает о его роли в установлении памятников Янке Купале и Якубу Коласу в Минске.

Отдельно стоит упомянуть участие Машерова в создании в 1978 году вместо Второго общесоюзного канала своего белорусского телевидения, где большинство программ было на родном языке. Это выглядит достижением даже сегодня. Недаром еще один идейный оппонент советской власти Сергей Дубовец в 2008 году нехотя признавал, что в «машеровской» Беларуси «учитывались национальные интересы, тогда понимали, что всесоюзная слава Мележа, Короткевича или Быкова — никак не меньший актив Беларуси, чем калийные удобрения или тракторы «Беларусь».

Белорусская нация, родившаяся в огне последней войны

Кто-то скажет — но верил же Машеров в советскую идеологию, создание советского народа. Верил, это видно уже такая белорусская предрасположенность — видеть себя не только как белорусов, но и обязательно как часть еще чего-то большего. Машеров верил, что белорусы будут частью другой суперобщности — советского народа, так же, как сегодня многие белорусы не видят другого выхода, кроме как влиться в другую идеалистическую мечту — европейскую общность, «Европу».

Да и предполагаемое безразличие Машерова к далекому прошлому не означает, что он не ощущал себя белорусом. Скорее, он больше обращал внимание на ближайшие ему и людям его поколения исторические события и символы белорусской истории. Столкнувшись на своем веку с реальной угрозой выживанию белорусов на родной земле и увидев, как самоотверженно люди сопротивлялись гитлеровцам, Машеров, конечно, больше думал о создании мемориалов соотечественникам, погибшим вчера и о которых живо помнили люди вокруг. Поэтому и заботился о создании мемориала в Хатыни и Кургана Славы, пренебрегая, увы, памятниками более далекого прошлого. Потому что чувствовал: белорусская нация возникла в партизанской борьбе последней войны, а не из средневековых преданий.

***

В сухом остатке мы видим политика, наследие которого помогло белорусам довольно гладко перейти к независимому существованию. Вместе с тем, уже первый взгляд на фигуру Машерова через призму фактов заставляет задуматься, адекватно ли мы воспринимаем советский период истории. Оказывается, что тот же самый «брежневский застой» в контексте БССР выглядит совсем иначе. Выясняется, что, пожалуй, никогда белорусская экономика не развивалась столь быстро и не выходило столько изданий на белорусском языке, как в машеровское время. И по всем этим направлениям обвал начинается с началом перестройки. Эти обстоятельства кое-что объясняют в отношении белорусов к дальнейшим событиям и их политический выбор.

Вообще же, фигура Машерова олицетворяет собой альтернативный, прагматичный подход к развитию Беларуси. Сам он занимался практической деятельностью и не сочинял трактатов на этот счет. Но своим примером доказал — чтобы строить сильную Беларусь, нет нужды с кем-то враждовать или оживлять средневековые мифы. Достаточно работать с тем, что есть, обращать внимание на реальных людей вокруг и их жизненный опыт — и результат будет. К сожалению, после обретения независимости большая часть политической элиты в стране пошла альтернативным, более идеалистическим, но и бесплодным путем — нареканий на «совковую действительность», «больной народ» и размышлений о ничтожестве всего того, что делали люди в советское время.

Сергей Богдан, Tut.by

Хочешь поделиться важной информацией анонимно и конфиденциально? Пиши в наш Телеграм