Сергей Кедышко — сержант, заместитель командира взвода. Служил в 103-й Витебской дивизии. После службы поступил в университет и окончил магистратуру по историческому направлению.
Чем хуже — тем лучше
«В тот сумасшедший дом я попал 18-летним парнем, повторив путь отца, — начинает рассказ десантник Сергей, держа в руках свой старый берет с бело-красно-белым флагом. — Но памяти свойственно отметать негативные воспоминания, поэтому сегодня я могу сказать, что
служба в десанте заложила основы моего характера, который помогает мне по жизни.
Но тогда был шок — тебя забросили в сумасшедшую среду, где постоянно поддерживается очень напряженная атмосфера.
Десант — это же смертники фактически. Войска созданы для того, чтобы забрасывать их в тыл врага и удерживать плацдарм. Этот фатализм — он повсюду. Он ломает психику и оставляет отпечаток в душе.
Хотя у нас тогда была полная нищета — вертолеты не летают, зимой в казармах висели сосульки, а из еды было только «мясо белого медведя» и «бигос» [кислая капуста, тушеная с салом — АГ], нам было без разницы. Чем хуже — тем лучше».
Сергей отмечает, что его служба пришлась на неопределенные времена середины 90-х, когда «дедовщину» — наследие советской армии, еще не искоренили, а вся страна переживала глубокий кризис.
«Были неуставные отношения — это называлось «метаться» и «рожать».
«Рожать» сигареты для сержантов, например, или сапожный крем. Была же тотальная нищета — не было даже чем подшиваться. Все пропивали прапорщики или прятали на складе на случай проверки.
Помню, к нам какие-то итальянцы приезжали, так встречавшие их ребята ходили и «стреляли» значки и другую мелочь, чтобы хоть как-то более-менее выглядеть», — вспоминает Сергей.
Вся «дедовщина» шла сверху, от офицеров-танкистов, которыми затыкали дыры в десанте, ведь своих офицеров не хватало, вспоминает Сергей.
Танкисты, мол, позволяли себе то, чего никогда не делали офицеры-афганцы: пили и поднимали весь батальон ночью на строевую.
Страшное время
«Тогда как раз выборы были. Первый тур я еще дома голосовал за Пазняка. А второй тур — уже в армии. Нас тогда всех построили и политрук сказал, чтобы все голосовали за Лукашенко, потому что «вы же понимаете». Но я и так голосовал за Лукашенко — тогда такая мода была: кто угодно, лишь бы не Кебич. Впрочем, нам тогда по 18 лет было, кто там что понимал?» — говорит Сергей и отмечает, что период его службы был страшным и опасным временем.
«Я уже был сержантом, тянулся 95-й год. Это времена разборок в парламенте. Нас хотели бросать на Минск, и вместе с нами еще несколько десантных полков. Тогда комбат всех минских сержантов собрал в курилке и сказал, что может прийти приказ стрелять в своих, чтобы мы это знали.
Я думаю, что он не просто так это сделал, он хотел, чтобы мы осмыслили эти слова. Ведь потом мы между собой говорили и думали, что он бы этому приказу не подчинился бы.
Но если что, то мы бы стреляли.
Я так себе тогда представлял — вот мы стоим где-то, а моему другу прилетает камень в голову, а потом мне. Мы просто защищали бы себя и с перепугу стреляли. Так бы все и было», — рассказывает Сергей и вспоминает, что именно тогда началась и чеченская кампания — офицеры всерьез обсуждали возможность командировок.
«Вспоминаю, как мы с тревогой смотрели новости о первом штурме Грозного, где перебили Майкопскую бригаду. И мы понимали, что с нашей подготовкой мы бы там тоже головы сложили бы, но
был бы приказ — и никто бы не думал, а сразу бы полетели. И плевать на Конституцию, что нельзя и все такое…
О ней никто бы и не задумался», — уверен бывший десантник.
«Крокам руш»
«Во времена моей службы национальная символика была государственной, у людей понемногу просыпалось сознание.
Помню, как нас послали «на картошку» в какой-то колхоз. И «дембеля» решили нас по дороге погонять.
Картина такая — бегут три молодых вдоль дороги, заморенные все. А чуть поодаль дембель идет. Так возле него машина с местными «братками» останавливается и оттуда мужик спрашивает: а это чьи?
Сержант говорит, что наши. Тогда на него эти «братки» наехали, мол, чего ты своих так гоняешь, они же белорусы, а не из Союза. Он с этим согласился и мы перестали бежать», — вспоминает десантник и рассказывает еще одну историю.
«В те времена как раз готовились ввести команды на белорусском языке в армии. Мне комбат говорил, что скоро будет говорить не «шагом марш», а «крокам руш». Говорилось это с улыбкой, как добрая шутка. В людях не было негатива, все были готовы к этому.
Но мы знаем, как все получилось.
А за двадцать лет мы могли бы уже построить белорусскую армию», — с сожалением отмечает Сергей и вспоминает, как они вынужденно покупали кустарные значки.
«Какие-то знаки памятные, еще что-то — это все кустарные мастера делали и мы покупали, чтобы потом командование эти значки нам вручало.
Но все же было — и кокарды с Погоней, и многое другое.
Но нам не выдавали — мы служили, как левки, с советской звездой на кокарде и бело-красно-белым флагом на берете. Я потом сам для коллекции купил тот берет, который должен был бы носить во время службы. Но я его не ношу, конечно», — говорит Сергей.
Купание в фонтанах — безумие из России
Сергей резко критикует нынешнюю традицию празднования Дня десантника.
«Как у нас обычно освещают 2 августа? — рассуждает Сергей, — Десантники напились, лезли в фонтан. Меня лично это очень оскорбляет, когда в негативном смысле вещают ярлык на всех.
И что касается фонтанов, то это отдельная история.
Те десантники, что старше меня, говорили, что это безумие пришло к нам из России. Мол, как-то в московском парке Горького пьяные десантники залезли в фонтан, а в СМИ это подхватили как «традицию» и разнесли по всей стране а потом и до нас дошло», —
рассказывает десантник и говорит, что сам празднует 2 августа начиная с 1996 года, но раньше это выглядело так: бывшие чиновники шли вместе с афганцами возлагать цветы к Острову слез.
Традиция имела элементы скорби.
«А теперь уже много народа из моего призыва и не выходит в город, потому что боятся вляпаться в приключения», — подытоживает Сергей.
Читайте также:
День ВДВ в Минске: спецназ блокирует фонтаны от десантников
