24 октября на могиле Анатолия Сыса в деревне Горошков Речицкого района в очередной раз прошел праздник поэзии.
Литературный и музыкальный десант, отправившийся утром из Минска на «бусе» за МКАД, был довольно представительный — Борис Петрович, Алесь Наварич, Андрей Федоренко, Алесь Пашкевич, Тихон Чернякевич, Сергей Сыс, Анастасия Кудасова, Виталий Рыжков, Михаил Скобла, Всеволод Стебурако.
За музыкальное сопровождение праздника на этот раз отвечали Александр Помидоров, Евгений Барышников, Андрей Мельников.
Приехали в Горошков и гомельские — Анатолий Боровский, Геннадий Лопатин, Иван Штейнер, Анджела Мельникова.
Пожаловали на приднепровские кручи Лариса Романова из Ветки и Вадим Болбас из Светлогорска.
Первый раз за все годы праздник поэзии на родине «поэта-расстриги, поэта-пророка» прошел под крышей — в помещении Дома культуры деревни Заспа.
В прошлом году, в позапрошлом году и раньше литераторы мерзли и мокли на дворе у дома «Тишки» (деревенское прозвище Сыса). Погода редко способствовала — то снег, то дождь, то сильный ветер, который вырывал слова из песен, швырял в небо.
Литераторы «строили дом Сыса» из кирпичиков ярких воспоминаний о гениальном поэте.
Борис Петрович вспоминал о знакомстве с поэтом в 1984 году, когда тот только закончил ГГУ им. Ф. Скорины и был одержим белорусчиной, а потом бросился в водоворот столичной жизни, где началось Возрождение, появлялись «Талака», «Тутэйшыя», прошли первые «Дзяды».
Председатель Союза белорусских писателей обратился к землякам Сыса, прося их воспринимать Анатолия в первую очередь как поэта, как творца, как великого поэта, по крайней мере, речицкая земля таких гениев еще не рожала. Он напомнил, что у многих великих поэтов судьба была непростой. «Вы видите нас — мы обычные, нормальные люди, но что-то нас зовет каждый год, что-то нас ведет сюда, в Горошков, независимо от погоды, потому что был здесь и дождь, и снег, и тем не менее мы приезжали и проводили эти поэтические праздники во дворе Сыса, значит, чем-то он важен для нас, значит, нам хотелось чем-то выразить ему уважение и свою любовь к нему как личности и творцу», — пояснил Борис Петрович.
Всеволод Стебурако призвал оставить траурный тон за скобками и вспоминать сегодня лучшее про Анатолия — его творчество, то, что он оставил в наших душах, то, что осталось после него на земле.
Михаил Скобла отметил, что лица земли, земной ландшафт меняется очень быстро. «Думаю, что если и через тысячи лет лет сюда соберутся те, кто ценит талант Сыса — Анатолий их встретит, как встречал сегодня нас. Каменный, добродушный, как на памятнике в Горошкове. Геник Лойко хорошо сделал памятник, выбрав вот такой прочный, по сравнению с человеческой жизнью вечный материал. Через тысячу лет может здесь самум будет метать пески с бархана на бархан между Заспой и Горошковом, или возникнет еще одно Геродотово море, которое было на Полесье. Но и тогда найдутся люди, наши с вами потомки, которые отгребут этот песочек, пожнут или покосят камыши и Анатолий Сыс будет встречать их», — поделился поэт.
Профессор Иван Штейнер, заведующий кафедрой белорусской литературы Гомельского университета имени Скорины уверен, что мифологизация жизненного пути Сыса должна продолжаться, так как исключительная личность всегда обрастает мифами. Хватает упоминаний про Анатолия и в стенах Гомельского университета. На 5 курсе, перед защитой диплома в 23.00 он как-то ввалился в квартиру заведующего кафедрой, который был рецензентом его работы, и предложил сейчас же почитать ее. «А, у вас есть цветной телевизор? Тогда мы с другом посмотрим футбол у вас, а вы почитайте!» — обратился к преподавателю студент. И преподаватель не отказал, на удивление.
По Штейнеру, в жизни поэта есть линия непосредственно жизни и линия творчества. В жизни они могут не совпадать — даже друг друга перечеркивать, обходить, отклоняться. Но потом они начинают сближаться.
Андрей Федоренко — один из тех редких людей, которому удалось посвятить две вещи — роман и стихотворение Сысу еще при его жизни. В 1987 году, когда начинал писать роман «Ревизия», писатель был так поражен «фигурой Анатолия, насколько он оказывал на человека влияние, гипнотизировал, как человек попадал под его магнетизм», что решил «сделать» его одним из главных героев нового произведения. Сыс просил его «не делать этого» — не писать, так как «напишет плохо». «Но я его не слушал, писал понемногу, и герой начал вырастать, начал немножко от Анатолия отделяться… Он как-то спросил Нинель Счастную: Андрюша роман выдал? И как он там меня вывел? Та ответила, что прекрасно. Ну пусть — сказал Анатолий», — поделился писатель. После печати сборника «Агмень» Федоренко посвятил Сысу стихотворение, где были такие строки: «…Кніга твая — выспа шчырасці… Зварухнуць твань балота стаячага дадзена толькі паэту божай міласці».
Алесь Наварич вспоминал, как при первой встрече долго и проникновенно смотрел на него Сыс, и потом сказал: «Наш!».
Потом объяснил: «Я смотрел на твой антропологический тип — наш ты или не наш». «Красивый человек, и знал он себе цену, и это соответствовало образу, к которому он стремился — воплощение белорусского типа. Если помните — ходил он в белой рубашке, просто безумно любил бело-красно-белый флаг, это для него была такая святыня, то немыслимое, он приходил ко мне и спрашивал — где у тебя флаг висит?» — говорил Наварич.
По его воспоминаниям, Сыс как-то мечтал, глядя на карту Европы, что за восточными границами Беларуси будет сразу Тихий океан. «Наша полицейско-марионеточная держава не соответствует тому идеалу, который был у нас в 80-х, когда было Возрождение, движение вперед, а потом все труднее и труднее, да так, что у Сыса вырвались строки «У гэтай краіне не маю я долі», — отметил писатель.
На этих словах из зала вдруг раздался крик: «Прасціця, вы тут не агітацыю ведзеце протів Беларусі? Вы жывете в нашей стране! Вы мазгі нам не затуманьвайце», — попросила женщина из зала.
Вскоре она, возмущенная, выскочила. Кстати, из местных было очень мало людей. Несколько человек, хотя на магазине и висело объявление о празднике поэзии, причем на «понятном» языке «…состоится праздник поэзии… организованный Союзом белорусских письменников».
Возмущенная выступлением Наварича женщина-пенсионерка на крыльце СДК продолжила свою мысль и объяснила свой демарш: «Я не беларус сама, но мне праціўна слушаць, кагда чалавек высказывает чужыя слава, гаварыт сваі слава пад чужым іменем. Я Анатоля ваабшчэ відзела толькі адзін раз. Но дзела не в этом. Меня кальнула, што ён што-то сказал, і мне не панравілась, вот что-та он сказал. Эта была пахожа на агітацыю, вы панімаеце мяня? А здзесь людзі всякіе сідзят, і все слышат, і выйдут атсюда с какімі-та другімі мненіямі. Нада думать, что гаварыть, асобенна ціпер. Ціпер лішнего гаварыць не нада! С яго слоў палучылась так, что Сыс не любіл Расію. Я не знаю любіл он ілі не любіл, но зачэм эта гаварыць на публіку? Еслі вы прыехалі сюда, не нада нічево плахова гаварыць аб чалавеке, а тут ноткі нехарошыя праскаківалі. Я может 20 лет его назад відела, я его ні аднаго сціхатварэння не чытала. Я сама сціхі пішу! Но еслі выйті і прачытаць сціхатварэнне — нада прачэсць яго чотка, ясна, канкрэтна, і чтобы выразіцельна была, і с харошымі славамі. А тут что? Адзін вышел — тры строчкі прачытал. Еслі ты гатовілся, ехал, то нада было такое сціхатварэнне прыгатовіць, чтобы ано за душу тронула!» — объяснила, как надо писать стихи пенсионерка.
К ней присоединился мужчина, с виду местный. Он закурил сигарету, и задумчиво произнес, что или не стоило бы сюда «органы» вызвать? «Стоіт мне только позвоніть в органы — і всё! Іх повяжут здесь! Я вот — среднестатістіческій челавек! Но я не магу панять — что ані тут гаварат?!» — возмущался сельчанин.
Ему понравился только Виталий Рыжков. «Едзінственный, кто чотка прачытал сціхатварэнне — проста расказал судзьбу людзей», — добавил пенсионер.
P.S. Проклятый поэт? Или может это наш край — «як выкляты Богам»? Сыс никогда не чурался земляков, «города-героя» Горошкова, он свою ималую родину, приднепровский худой песочек, вознес к Небу, сложив величественные симфонии из слов этим запущенным бедственным прозаическим местам, где он «крэпка рыбу лавіў на Дняпры». Он вытаскивал из этой земли черепки милоградской культуры, а в болоте трасянки сумел откопать алмазы родного языка, отмыть их от чужой грязи, — чтобы светили потомкам в стихах и песнях.
Почему же тогда на праздник поэзии пришли из местных только несколько человек? Не видели объявления, не было времени в эти туманно-осенние последние дни, когда и все работы на огороде завершены, и все тыквы под сарай составлены, картофель в бурты засыпан, яблоки соломой запорошены в коробках? Почему земляки вспоминают только какие-то глупые истории с участием поэта, который безусловно не жил по «моральному кодексу строителя социализма», а сам писал свои правила, где первым заветом выпалил в сердце любовь к Родине из «бел-чырвона-белага радна».
Почему один из «носителей языка» разочарованно тянул на крыльце: «Не понятно, что-то гаварат, а что — не понятно». Мне говорили: «Может, это не местные? Сейчас много по Днепру скупает заброшенные дома, кто они, что они…»
Тогда почему «неместные» позволяют себе такие высказывания? Когда «неместные» стали здесь хозяевами, которые угрожали сегодня на поэтов «Органы вызвать на іх, аны бы тут парадак навелі».
А если это местные? «Забыўся народ мой наймення дзядоў»? И «свету не бачыць далей азяроду»? Что остается — «вось воблака, сяду і ў свет палячу»?
