Фото Сергея Гудилина
«Наша Нива»: В последние месяцы вы ходите на пикеты как на работу. А есть ли практический смысл в этих акциях?
Николай Статкевич: У белорусов не осталось другого инструмента воздействия на власть и ситуацию, кроме публичной массовой активности. Выборы ведь — это уже даже не просто театр, а театр кабуки, где каждое движение выверено и прописано. За последние пять лет в центре Минска не было ни одной публичной акции демсил. Это политическое кладбище.
«НН»: А почему так случилось?
НС: Устали люди, устали руководители демократических организаций. Люди прежде всего избегают боли, неприятностей. И если ответом на акции являются репрессии, то долго это выдерживать способны немногие. А эти немногие были в заключении. Посадили одних, а другие сдали это пространство свободы, стали попросту избегать боли и искать себе удобную форму деятельности: в интернете и теплых помещениях.
Второй момент — состояние общества. Если лидеры боятся, то общество боится в кубе. А за пространство свободы постоянно нужно бороться. Я помню уличную войну за независимость во второй половине 90-х, сколько приходилось сидеть за возможность проводить акции в центре города. Отсидел 2 года химии, вышел — дали нам Бангалор. Теперь уже эта площадь Бангалор считается за счастье.
Поэтому первая задача — отвоевать то пространство свободы. Можно создавать коалиции, строить планы, но как их реализовывать? Поэтому я начал выводить людей. Выборы — удобный момент проводить акции с минимальными потерями. Затем санкции в отношении Лукашенко приостановили, что также дало «окно возможностей», пока погода была. Теперь сезон акций будет прекращен. Весной будем смотреть по ситуации.
«НН»: Зимой ничего не будет происходить?
НС: Может быть, проведем что-нибудь совместно с предпринимателями, но это следует делать, только если они сами будут готовы. Идея не моя, но хорошая — есть в Администрации президента отдел по приему граждан. И пусть предприниматели напишут обращения или заявления и в одно и то же время принесут их туда. Если их не примут там чиновники, то я могу подойти. Но пока что я не вижу готовности со стороны самих предпринимателей к участию в этом.
«НН»: Но происходит ли то расширение пространства свободы, если на акции не выходит и тысячи человек?
НС: Но происходит снижение градуса страха. Люди начинают вспоминать, что право на протест вполне естественное. Тем более, произойти могут драматические события — тогда решать будут люди на улице. Не оказалось бы так, что готовы к этому будут только сторонники «русского мира».
Акция студентов — это в определенной степени и моя заслуга. Если бы не было моих акций, не было бы и этой.
«НН»: Возможны ли мирные перемены, о которых постоянно говорила Татьяна Короткевич?
НС: Я хотел бы, чтобы все жили богатыми и здоровыми по 120 лет. Но у меня нет плана, как этого достичь. То же касается и мирных перемен — такого плана просто не существует, даже у Короткевич.
«НН»: А как Вы вообще ее воспринимаете?
НС: Она фигура, зависимая от Дмитриева, к которому я отношусь крайне негативно. Ну бывает так, что человека сломали, как это с ним произошло. Вспомните его выступление по ТВ в 2010 году, он публично предал своего кандидата и команду, до такой степени гнусности не опустился даже Романчук. Но если тебя сломали, ты совершил подлость, то не лезь туда, где принимают решения, — тебя сломают снова.
Да, у нас принято считать своих оппонентов агентами, это часть нашей политической культуры. И спецслужбы этим активно пользуются. Есть такая украинская шутка: твой политический оппонент — это еврей-гомосексуалист, который ворует деньги и работает на спецслужбы (смеется). Но я считаю, что кто бы то ни было честен, пока не будет доказано обратное. В случае Дмитриева — он сам доказал.
«НН»: А почему Вы не вышли на импровизированное шествие после выборов?
НС: Если кандидат не зовет людей, то это как акция чести и достоинства. Мы свою акцию достоинства провели 10-го. День выборов мы игнорировали принципиально, поскольку их просто нет.
«НН»: То есть, будь вы кандидатом, то позвали бы?
НС: Конечно, это нравственный долг. Иначе, какой смысл в кандидатстве? Втихаря участвовать в таких выборах — только вредить демократии.
«НН»: Вы говорили, что если власть не изменит закон перед парламентскими выборами, то будете готовить Площадь. Но идти-то туда зачем?
НС: Если нация не протестует — значит она согласна. Если нация не борется — она умирает. Необходимо сохранять самоуважение, нравственные координаты в обществе, идеалы. Надо выходить, демонстрировать власти, самим себе и всему миру, что здесь достаточно людей, которые не хотят «быць скотам».
«НН»: А разве власть сама этого не знает?
НС: Если кто-то называет себя демократическим лидером, то не его дело подсчитывать шансы, он должен делать дело. К тому же мы не знаем точной численности несогласных.
«НН»: Та же Короткевич говорила, что не призывает людей на Площадь, потому что не может гарантировать им безопасность.
НС: Я считаю подобные слова дешевой «отмазкой». Ни одна борьба не гарантирует участникам безопасность. Поэтому — либо ты борешься как можешь, либо ты имитирует борьбу. А последнее весьма выгодно для Лукашенко. Это значит, что он навсегда.
Одним словом, сегодня идет процесс создания очень удобной для Лукашенко оппозиции. Причем, близкий к успеху, поскольку остальные оппозиционеры или сломлены, или допустили аморальный поступок — нельзя садиться за стол с людьми, которые предали, нельзя иметь с ними дела. А они пустили за свой стол Дмитриева, который снова полез в политику. Лучше бы он шел заниматься защитой прав животных или, например, бизнес какой-то открыл. На тюремном сленге таких людей, которые допускают аморальные поступки, предают, называют «нечисть». И считается: если ты сел за стол с «нечистью», то ты и сам такая же «нечисть». И я всю жизнь, того еще не зная, тоже так считал.
«НН»: А зачем озвучивалось Ваше предложение о проведении круглого стола между демсилами и Лукашенко? Вы всерьез рассчитывали на диалог? Или это был просто эффектный жест?
НС: Вот вы сами и ответили на свой вопрос. Во-первых, заявление было связано с парламентскими выборами. И в качестве «украшения» Лебедько предложил включить эту инициативу. Мы с Некляевым не стали спорить. Ради нашего единства допустили этот декоративный элемент. Для Лебедько это важно — ну, пусть будет.
Во-вторых, говорят только с сильными. Лукашенко согласится говорить с нами, когда его уже поздно будет спасать. Но чтобы показать миру, что его либерализация — это всего лишь игра, мы и предложили тот круглый стол.
«НН»: Вы назвали оппозицию «сломленной». Так почему же ее сломали?
НС: Это было неизбежно, белорусский оппозиция не в состоянии одолеть Кремль.
«НН»: Вы считаете, что борьба идет с Кремлем?
НС: А с кем же? Отберите у Лукашенко российские деньги — и что останется? Пусть простят нам украинские друзья, но наш шанс в том, что России будет не до нас.
«НН»: А как же тогда Беларусь может вернуться в семью свободных европейских народов?
НС: Может наступить шанс, когда у России закончатся средства на поддержку, и активное меньшинство сможет воспользоваться тем, что большинство народа будет не довольно. Здесь кроется опасность для государственности, поэтому действовать можно будет только с уверенностью, что Россия занята своими войнушками и ей не до нас.
«НН»: Шанс на что? На выборы?
НС: На выборы при этой власти надежды нет.
«НН»: Тогда на что?
НС: Смену власти через массовые уличные акции. Это единственный инструмент у порабощенных народов. Но я бы не назвал это силовым вариантом.
«НН»: А зачем же тогда вашим кандидатам участвовать в парламентских выборах, если на выборы надежды нет?
НС: Надо, чтобы наши люди рассказывали об альтернативе. А единственная альтернатива — европейская платформа. У Беларуси два пути: или туда, или сюда — или Россия, или Европа. Нужно показывать, что выборов нет. Площадь можно проводить не в день выборов, а на следующий день, когда все поймут, что все прошло как всегда. Единственное оправдание участия в выборах — Площадь. Иначе мы будем просто выглядеть дураками.
«НН»: А Вы готовы к очередному тюремному сроку? При столь высокой решимости подобный результат весьма вероятен, а вы немолодой все же человек.
НС: Я готов делать то, что необходимо делать. Что будет, то и будет. Я готов ко всему. Когда я держал голодовку, я принял мысль, что могу уйти из этого мира. Чем же после этого меня еще можно запугать?
