Гродские книги магистратов, где скрупулезно регистрировали жалобы и судебные дела горожан, представляют собой ценную источник по истории повседневности белорусского средневекового города.
Ссоры, кражи, драки, физические увечья, имущественные споры, угрозы или словесные оскорбления… Казалось бы, конфликтология тогдашних горожан мало чем отличается от выносимых на рассмотрение суда взаимных претензий современных полочан или могилевчан. Однако, листая страницы судебных документов XVI — XVIII в., невозможно не заметить колорит эпохи, которым насыщены не только дела о колдовстве, не мыслимые в современном обществе, но и тяжбы в области семейного права.
Категории «брак» и «семья» для человека XVII в. были сущностно важными и даже намеком не испытывали той девальвации, которую, к сожалению, они переживают в наши дни. Ну и язык, сочный образный язык давних белорусских актов, — это тот колорит, в котором хочется купаться в повседневной жизни, а не только на страницах старинных судебных дел…
В феврале 1638 г. в полоцкой ратуше перед бурмистром Яном Русецким «жаловал и з великим жалеем оповедал мещанин полоцкий славетный Василей Паукович, сам от себе и именем малжонки [супруги] свое пани Веры Остафьевны Наплюшанки на мещанина теж места Полоцкого, пана Яна Коськевича о том, што ж дей он пан Ян Коськевич, взявши за себе в стан светлый малженский [супружеский] у пана Василя Пауковича и пани малжонки его цорку [дочь] их за малжонку, панну Авдотью Пауковну, от родичов [родителей] почтиво спложоную, час немалый близко трох год будучы неспособным, водлуг [согласно] канонов и прав духовных и светских, до поменянные [упомянутой] панны, малжонки своее, в повинности до малжонства… [в обязанности супружеской]».
Возмущение и жалоба родителей на своего зятя была вполне понятна: он не только не исполнял своих мужских обязанностей в отношении жены, что лишало потенциальных деда и бабку радости иметь внуков, но всячески оскорблял и обижал их любимую дочь Авдотью, избивая ее и выгоняя из дому: «затлумляючы почтивое выхованье и цноты менованое малжонки свое, але еще наветь частокроть частыми боями, недостатками, з дому выгоняньем проч от себе…».
Понятно, что, если такая беда произошла с молодой женщиной, информация о девиантном поведении ее мужа дошла не только до родителей, но стала почвой коллективных пересудов среди знакомых («к немалому жалю панов родичов и приятелей их»), которые в то время судачили на улицах города, а не в интернете.
Молва о несчастной участи дочери была как нож в сердце «мешчаніна полацкага славетнага» Василия Пауковича, который вместе с женой приложил все усилия, чтобы законным образом ситуацию решить в пользу Авдотьи. Безусловно, обстоятельства супружества стали известны родителям не в последнюю минуту. Можно предположить, что после встреч с подругами, молодыми мамами, которые хвастались не только своими детьми, но красноречиво описывали всю сладость предшествовавшего их появлению процесса, Авдотья не раз и не два прибегала в родительский дом с плачем и истериками.
Первый серьезный наезд на хамоватого и ущербного зятя произошел еще в 1637 году, когда Ян Коськевич был вынужден подписать бумагу в присутствии и за подписью двух свидетелей, где обещал «сам добровольне… з малжонкою своею панною Авдотьею мешкать [проживать] в способности своей до малженства рок [год] целый, почавшы [начав] од року прошлого тридцать семого, от Громниц [Сретения] Римского свята, аж до року теперешнего тисеча шесть сот тридцать осьмого токового ж свята Римского до Громниц, с докладом того же, если бы в том часе через год… не был способным до малженства, теды се описал…».
Но самое главное, что, в случае своей мужской «некомпетентности», Ян Коськевич обязывался дать Авдотье развод: «яко родичом в дом их, у Полоцку стоячий, отдать и з малженства оную от себе перед особою духовной уволнить». Предполагалось, что такая сделка позволит не доводить дело до суда. Но условия, прописанные в бумаге, наводят на мысль, что «добровольный» характер договора не в малой степени был «простимулирован» присутствием «славетного» Василия Пауковича с пищалью в руках.
Обещаний своих Ян Коськевич не сдержал и жене не только развода не давал, «але еще и похвалки розные на здоровье оное учынил».
Дело набирает обороты, и в дом горе-супруга направляется целая делегация: судьи лавного суда Юрий Левицкий, Мартин Ковецкий вместе со слугами [лавный суд рассматривал наиболее важные уголовные и гражданские дела мещан, выступал в качестве суда второй инстанции по отношению к бурмистрскому суду], сам Василий Паукович и духовные лица, не последнего сана: «а потом пришли отцове чернцы благочестивого набоженства релии Руское, то есть отец Иосафат Поповка, игумен, и отец Гелиаш Романович».
Судя по фольклорным произведениям, православные священники всегда были прекрасными специалистами в сфере интимных отношений, что они и подтвердили в данном процессе, дознавшись всей правды. «Ойцове чернцы…, выведавшы се у пана Яна Коськевича и малжонки его и по килька кроть у них выпытавшы, прызнали, высведчаючы, же пан Ян Коськевич не был и не есть способным до малженства, якож и сама Коськевичовая признала, же не дознала от малжонка своего против себе николи способности до малженства…»
При таком раскладе Ян Коськевич пытается тянуть время и просит у суда отсрочки в рассмотрении дела на целых четыре недели для консультаций с адвокатом и ознакомления с юридическими нормами. Но эти попытки пресек представитель Василия Пауковича в суде, который щедро сыпал цитатами из Статута Великого Княжества Литовского и Саксонского права и склонил лавников к следующему решению: суд был отложен на несколько дней, а Коськевичу приказали: «абы малжонки своее помененое панны Авдотьи, яко неспособный малжонок, аж до росправы не важил [не имел намерения] се бити, прикрости и деспектов жадных [неприятностей и неуважения никакого] выражати и до небеспеченства здоровья [угрозе здоровья] ее приводити под заплаченьем заруки [залога] тисеча золотых польских».
Перед тем, как передать дело о расторжении брака в юрисдикцию духовного суда, лавники в присутствии Яна Коськевича спросили у его жены, насколько воля отца отвечает ее собственному желанию.
Ответ женщины никакого сомнения не оставил: «Иж за волею и ведомостью моею пан отец мой то чинить, кгды жем я за малжонком моим от первого вступенья до малженства аж теж и до сего часу за ним жадного сполкованья [ни одного совместного деяния] никгды в малженстве не дознала, и естем по сей час панною [девицею]». Было принято решение: до суда Авдотья будет проживать в доме мужа, а чтобы тот не вздумал как-нибудь отомстить, постановили, чтобы «вольно [дано полное право] теж помененому пану Пауковичу и малжонце его, яко родичом ее, до нее, яко до цорки своее, приходити и з нею розмовляти, чого не маеть пан Коськевич им забороняти».
Не прошло и месяца с момента подачи жалобы в суд, как Антон Селява, архиепископ Полоцкий, Витебский и Мстиславский, «для слушных а поважных причын розвод межи паном Яном Коськевичом и цоркою помененою панною Авдотьею Пауковною в малженстве учынил [узаконил]».
Обе конфликтующие стороны засвидетельствовали перед судом, что не имеют больше никаких претензий друг к другу и отзывают все прежние жалобы и заявления. Авдотья же получила шанс найти достойного мужа, ибо после трех лет в браке с Коськевичем так и не лишилась невинности — ценности по тем временам весьма великой. Возможно, случайно, а возможно, и нет, но в тот же день, 26 февраля 1638 г., Василий Паукович подает в магистрат жалобу на то, что «в ночы, нет ведома хто, надышовшы на знак чаров, вороты и стены дому пана Василья Пауковича у Полоцку на венцы стоячого з улицы не ведати чым позаливал». Возможно, чародейским способом пытался мстить за свое мужское бессилие и неудачный брак Ян Коськевич, но о том история умалчивает.
Знакомство с приведенным судебным делом (оригинал его опубликован в «Археографическом сборнике документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси. Т. 1. Вильна 1867, с. 297—307.) впечатляет не только высоким уровнем юридической культуры в белорусских городах, но и тем, что женщина в то время имела возможность предъявлять и успешно отстаивать свои права в суде для расторжения брака с мужем, который прикрывал свою слабость насилием в семье.
* * *
Владимир Лобач. Род. в 1972 г. в Новополоцке. Историк, культуролог и этнограф. Кандидат исторических наук. Преподаватель Полоцкого госуниверситета. Лауреат премии Конгресса исследователей Беларуси за монографию «Миф. Пространство. Человек: белорусский традиционный ландшафт в семиотической перспективе» [Уладзімір Лобач «Міф. Прастора. Чалавек: беларускі традыцыйны ландшафт у семіятычнай перспектыве»]. Имеет более 190 научных публикаций.
