Корреспондент радио «Свабода» встретился в Минске с бывшим боевиком «ДНР» Романом Джумаевым, против которого в Украине возбуждено уголовное дело за участие в незаконных вооруженных формированиях. Джумаев не признается в том, скольких человек он убил.

Роман Джумаев родился в Мариуполе в 1991 году. По специальности — программист. Летом 2014-го он пошел воевать против украинских властей на стороне сепаратистов, был в составе интербригады «Пятнашка». Принимал участие в битве за Дебальцево, бился с «киборгами» в Донецком аэропорту.

В Украине за участие в незаконных вооруженных формированиях на него завели как минимум одно уголовное дело. Сведения о Романе можно найти на сайте «Миротворец», где аккумулируется информация о сепаратистах. Согласно порталу он обвиняется по статье 260 часть 5 Уголовного кодекса Украины (участие в незаконных вооруженных формированиях).

Но летом 2015 года Роман уехал из Донбасса. Теперь он живет обычной жизнью в Беларуси, в Марьиной Горке. Работает менеджером по продажам, ни от кого не скрывается.

Бывший боевик согласился дать эксклюзивное интервью, в котором рассказал о своем участии в войне и о том, как оказался в Беларуси.

— Роман, как получилось, что ты теперь живешь в Беларуси?

— Я приехал в Беларусь в конце июня 2015 года. У меня здесь живет мать. Она приехала в Беларусь с сестрой в самом начале этих событий. Всегда звала меня сюда. И я уже с девушкой приехал. Получил разрешение на работу в Беларуси на год. Сам я из Мариуполя, у меня украинский паспорт.

— Почему ты решил покинуть «ДНР»?

— Ну, мы как-то решили с моей девушкой, что нужно уезжать. Сама она из Мариуполя, она там жила. Мы решили, что у нее заканчивается сессия, и мы поедем.

На самом деле, несмотря на блокпосты, я периодически ездил к ней в Мариуполь — на свой страх и риск. А потом узнал, что мой друг, который сейчас служит в мариупольской милиции, против меня возбудил еще одно уголовное дело…

— Ты же не боишься, что у тебя из-за этого будут проблемы здесь, в Беларуси?

— Ну, как сказать… Я знаю, что белорусам, которые воевали в Донбассе, грозит уголовная ответственность. Но я же ничего не нарушаю в Беларуси — я сюда приехал как простой гражданин.

— Это понятно. Но Украина может направить запрос на твою экстрадицию.

— Ну, если она будет направлять запрос, то тогда надо на многих отправлять. Я здесь уже много людей встретил, которые были и в «ДНР», и в «ЛНР». Наших тут на самом деле много. Очень много людей я здесь просто случайно встретил. Я встречал человека (сам он из казаков), с которым вместе помогали раненым, когда железнодорожный вокзал разбомбили в Донецке… Так что высылать запрос придется на многих.

— А белорусские правоохранительные органы тобой не интересовались? Даже на беседы не вызывали?

— Никто ничем не интересовался. Я сюда приехал через территорию России. Сам пошел в отделение миграции, попросил меня оформить.

— Как ты оказался на войне?

— Когда начались все эти события, я работал в Киеве. Я видел, как все происходило на Майдане, как жгли «Беркут». Мне это не особо нравилось, потому что мой прадед воевал. Потом я приехал в Мариуполь, и как раз в мае месяце был разгон митингующих. Потом в июне был расстрел ГУВД (часть местной милиции выступила на стороне сепаратистов. — РС) батальоном «Азов» — я как раз там был. И вот мы с другом решили поехать воевать, хотели ехать в Луганск. Я как раз получил последнюю зарплату в Киеве, купил экипировку. 4 августа доехали на поезде до Донецка (тогда еще ходили поезда), а вокзал абсолютно пустой. У вокзала стояла «Нива» камуфляжного цвета, рядом стоял «ополченец», пил кофе. Мы спросили, как доехать до Луганске. Он сказал, что трасса Донецк — Луганск перекрыта, там украинские войска. Предложил остаться у них. Мы согласились.

— Что было дальше?

— Этот «ополченец» повез нас туда, где они базировались — на улице Стратонавтов в поселке Октябрьский. Это как раз рядом с Донецким аэропортом. Нас отвели на посты, выдали СКС (самозарядный карабин Симонова. — РС) и 10 патронов. А я в армии не служил, оружие никогда в руках не держал. В первую же ночь начался минометный обстрел.

Первые недели я был там, на Стратонавтов. А в сентябре перешел в интернациональную бригаду «Пятнашка», там нас уже действительно начали обучать. Мы познакомились с «Абхазом» (полевой командир, возглавлявший бригаду. — РС). Базировались на заводе «Сармат» в Донецке, там еще рядом был бывший университет баптистов (Донецкий христианский университет. — РС) — они уехали, потому что были полностью за Америку.

— В интербригаде служили преимущественно иностранцы?

— Изначально почему назвали бригаду «Пятнашка»? Потому что сначала их было 15 человек — все из России приехали. Было там 4 француза, потом появились абхазцы. Но потом большинство было все-таки из местных. Россиян от общего числа было 30% — все добровольцы.

«Мы всегда были за Россию»

— Я все же не понимаю. Получается, когда все началось, ты жил и работал в Киеве. То есть это не война к тебе пришла. Ты мог туда вообще не лезть. Зачем?

— Понимаете… Я поехал потому, что у меня прадед воевал, всю Украину прошел и вернулся с оторванной рукой. И георгиевская лента, и всегда мы были за Россию. А теперь… Я принял сторону «Донецкой республики», потому что я сам из Мариуполя. Я видел, как люди работают, как последнюю копейку экономят. А тут эти прыгают — мы хотим в Европу.

— Но вас же при этом не трогали. Никто русский язык в Донбассе не запрещал.

— Никто никого не трогал. Изначально вроде бы ничем не ограничивали. Но потом начали жечь «Беркут», «Беркут» из Донецкой области, и люди начали подниматься — как это так, наших ребят жгут. Хотя до этих событий, скажу честно, мало кто любил «Беркут» и вообще милицию.

На самом деле, «ополчение» — это что? Каждый шел туда с какой-то выгодой, грубо говоря, для себя. Для меня выгода — почтить память деда. Чтобы у меня в Мариуполе не ходили из Западной Украины и не чувствовали себя как дома.

— А чего там вообще люди хотят? Что они хотят построить? Какова конечная цель всего этого?

— Когда в Мариуполе был референдум (непризнанный мировым сообществом референдум о независимости «ДНР». — РС), весь город пришел голосовать. Все, кто голосовал, думали, что это референдум за присоединение к России. Как оказалось — нет. У всех была мысль, что Россия нас примет. А по факту все это тянется, тянется…

К «ополченцам» люди часто подходят и спрашивают: когда это закончится? Да чтоб я знал!.. Сейчас, на самом деле, местные жители уже ничего не хотят. Они просто хотят, чтобы это все закончилось. Столько людей погибло, столько разрушений. Поселок Октябрьский (это между вокзалом и аэропортом) — он просто стерт с лица земли, нет ни одного дома. И таких поселков тьма.

— А глядя на это, глядя на все эти жертвы, у тебя не появляется мысль, что все было напрасно?

— Ну, с моей стороны я не скажу, что все было напрасно. Я знаю, что я многим людям там помог. Конечно, может, если бы все это не началось, то этого и не надо было бы делать… Но я все равно не думаю, что все завершилось бы просто так, мирным путем… Все равно что-то бы было.

— А нет ли ощущения, что Россия предала Донбасс?

— Когда находишься здесь, какие-то такие ощущения есть… Не скажу, что прямо предала. Скорее, предала та власть, которая была и наполовину еще есть на Донбассе. Вот первоначально руководил «ЛНР» Болотов, у него был помощник. Этот помощник сейчас играет в Киеве, в кафе. К нему подходят украинские активисты, снимают на камеру, спрашивают — а что вы здесь делаете? А он говорит, что от СБУ у него справка, мол, претензий к нему нет. Вот при них началась вся эта заварушка, они были зачинщиками, а теперь свалили.

Сейчас под видом украинских диверсионных-разведывательных групп убивают всяких там Мозговых. Украинские ДРГ на территории «ДНР»? Ну-ну. Это просто идет ликвидация тех, кто не нравится властям. Теперь вот нашу «Пятнашку» хочет признать организованной преступной группой сам Захарченко, потому что «Абхаз» не хотел подчиняться.

— Россия вам оказывала поддержку?

— В плане питания для «ополченцев», в плане обмундирования — поддержка была. В плане оружия при мне было то, что сама украинская сторона продавала нам налево и направо. Что нам Россия кучу оружия присылала — это бессмыслица. Нет, возможно, кто-то и провозил оружие через границу… Но у нас были украинские автоматы.

Ну, приехал к нам Жириновский, подарил «Ниву». Ну, Пореченков стоял в аэропорту и из пулемета стрелял. Ну как они мне помогли?

— А ты был там, когда стрелял Пореченков? Зачем он это сделал?

— Да, был. Зачем? Он простой мужик, сказал — дайте пострелять. Ну и пострелял.

— То есть российской армии ты на Донбассе не видел?

— Нет. Много было людей, которые нам из России помогали. Но самой армии не видел.

— А так называемые «отпускники»?

— Вот у нас был пацан с позывным «Север». Он так называемый «отпускник». Он взял так называемый отпуск в российской армии и приехал в «ДНР». Потом задним числом его списали. Он и теперь в «ДНР». Вот такой «отпуск».

— Ну, понятно — в части знали, куда он едет.

— Логично. Но вы поймите, мне скрывать нечего. Я считаю, что «ополчение», те, с кем я начинал, это были идейные люди. Ведь не было никаких зарплат. Теперь по большому счету там люди не идейные. Они там потому, что есть нечего, а зарплата — 15 тысяч рублей. А для Донецкой и Луганской области это довольно-таки хорошо.

Когда я там был, я половину своей зарплаты отдавал людям. Женщинам, мужчинам, хорошо одетым, но тем, кто просит милостыню. У людей там просто нет денег на еду. То, что говорят — приходит гуманитарная помощь от России… Да, приходит. Но, как мне рассказывал мой друг из «ЛНР», они разгружали эту гуманитарку, а потом пооткрывались магазины, где продавалась эта же гуманитарка. В «ДНР» с этим было проще, там был Захарченко…

— Захарченко — что за человек?

— Простой мужик. Мог сидеть с нами и есть тушенку у костра. Мог сам спокойно пойти в бой.

— А он идейный?

— Казалось, что идейный. В том же Дебальцеве (говорю прямо) у нас был приказ: ВСУ (Вооруженные силы Украины) брать в плен, потому что там в основном призывники, а «Правый сектор» и прочих — не брать.

— Это был приказ Захарченко?

— Да, это был его приказ. Но потом оказалось, что приказы часто нарушаются с его стороны. То есть, он может сказать, а потом, в тот же момент — мол, не трогайте их. Вот это для меня был нонсенс. Непонятная политика… И с этими минскими договоренностями… Сейчас много парней гибнет.

— Ты согласен с утверждением российской пропаганды, что на Донбассе идет война против «украинских фашистов»?

— Ой, ну после Дебальцева я вообще со всем согласен. Я видел мужика, у которого не было половины пальцев на руке. К нему пришли из какого-то волонтерского батальона отбирать у него ГАЗель, а он не хотел отдавать, потому что занимался перевозками и кормил этой машиной семью. А ему пальцы отрезали и машину отобрали.

— А ваши не зверствуют?

— (После паузы.) Всюду есть паршивая овца. Бывали случаи, когда «ополченцы» расстреляли гражданских в машине — просто потому, что хотели машину отобрать. Таких случаев и с одной, и с другой стороны — масса. Я же не говорю, что все, кто в ВСУ, плохие. Есть же там и нормальные люди.

— Общаясь с людьми, которые воевали на Донбассе, я обратил внимание, что они по-разному относятся к самому факту того, что им приходилось убивать людей. Некоторые похваляются этим. А как ты?

— Ну, я не считаю, что это нормальное поведение.

— А ты знаешь, сколько ты убил человек?

— То, что я знаю, пусть останется при мне… В аэропорту, скажем так, пришлось тяжело. Малое замкнутое пространство, и ты все знаешь.

— А что ты чувствовал, когда впервые убил человека?

— Первый раз я ничего не чувствовал. Это был страх, адреналин такой, что не задумывался вообще, там вообще отключен мозг…

— Ты принимал участие в штурме Донецкого аэропорта. Когда ты туда попал?

— 1 октября нас собрал «Абхаз» (нас было уже около 200 человек) и сказал, что идем на штурм аэропорта. Мы собрались на железнодорожном вокзале (это был пункт отправки) и сразу попали под обстрел. 2 октября мы уже начали базироваться на Стратонавтов.

Вообще-то, аэропорт можно было захватить за несколько дней. Но команды были непоследовательными: то вперед-вперед, то назад-назад. В большей степени «ополченцы» погибали из-за команды «назад-назад».

— Большие потери были?

— Да. В аэропорту было много случаев, когда наши генералы посылали людей просто на убой.

На самом деле, и ВСУ скрывают реальные потери, и мы. Но у нас тогда они даже не то что скрывались, там просто всех учесть было невозможно.

— Кто брал аэропорт?

— Там стояла бригада «Гиви», бригада «Моторолы» и мы — наши три бригады участвовали в захвате аэропорта. «Гиви» до войны был охранником в магазине. Как по мне, он нормальный командир. А вот «Моторола», этот «метр с кепкой», — у него сильная «звездная болезнь», много людей на убой отсылал.

Взяли мы сначала гостиницу, потом здание милиции на территории аэропорта (ну как здание — там не было зданий, там все было разрушено). Потом где-то в середине октября 2014 года взяли старый терминал, и потом уже большую часть времени мы базировались в старом терминале. Большая часть аэропорта была наша. Только в новом терминале была заблокирована небольшая горстка украинских бойцов, может человек сто — им выбраться было уже никак. Новый терминал штурмовал в основном «Моторола» со своей бригадой «Спарта».

— Для тебя война на Донбассе — это гражданская война?

— Ну как сказать… С одной стороны — да. У меня двоюродный брат одно время был в батальоне «Азов», а мой дядя (его отец) вступил в батальон «Донбасс». То есть, на самом деле — брат против брата. Как по мне, это гражданская война. Хотя, кого там только нет — и абхазы, и словаки, и даже нигерийца встречал… Просто, Запад и Россия делят все на территории Донецкой и Луганской областей.

— Что должно произойти, чтобы на Донбассе закончилась война?

— По моему мнению, если Россия нас не заберет, то ничего не закончится. Будет долго и нудно, и все то же самое.

— Как тебе кажется, с Беларусью может случиться то же, что случилось с Украиной?

— Маловероятно. Хотя я и вижу, что душат какими-то налогами и так далее, но на самом деле, вы стабильно живете. У нас и до войны люди хуже жили. Белорусы говорят «как мы плохо живем», но у всех иномарки. А в Донецкой области когда люди говорили «как мы плохо живем», то это действительно плохо. Зарплата максимум 100 долларов, и иномарки — редкость. Поэтому не думаю, что у вас такое начнется. У вас нет того накала в обществе, какой был у нас.

— Ты планируешь и дальше оставаться в Беларуси?

— Пока я не смогу вернуться в Мариуполь — да. Посмотрим. Может, какой-нибудь новый закон введут и здесь нельзя уже будет работать. К примеру, раньше предприниматели не платили налог в Фонд социальной защиты на иностранцев, поэтому охотно брали украинцев. А с 1 января этот налог ввели, и теперь массово увольняют украинцев.

Но самое интересное — мне 17 марта исполняется 25 лет и заканчивается срок действия украинского паспорта. И я не знаю, что дальше делать (смеется).

Клас
0
Панылы сорам
0
Ха-ха
0
Ого
0
Сумна
0
Абуральна
0

Хочешь поделиться важной информацией анонимно и конфиденциально?