Маленькая дочь фигуранта «дела граффитистов» живет в Могилеве. Ее мать — поэтесса Вероника Михалева, более известная под псевдонимом Роня Ронич. В интервью «НМ» она рассказала, как пережила во время беременности арест мужа и моральное насилие. Брутальное давление на ее семью отразилось на ее творчестве.
***
Роня Ронич:
Калi маё сэрца ня стане бiцца,
Калi кyлю спаткae патылiца,
Калi cьцiснуцца моцна ськiвiцы —
Я не памру, можаш не дзiвiцца.
Граффити
Отец дочери Рони Ронич — Ярослав Ульяненков проходил подозреваемым по уголовному делу за нанесение патриотических граффити, что с точки зрения белорусского авторитарного режима «грубо нарушают общественный порядок и выражают явное неуважение к обществу».
На граффити были написаны слова «Беларусь мае быць беларускай». Всего 11 августа прошлого года было арестовано четверо парней. «Уголовное» граффити на фото:
Вот как о задержании вспоминает сам Ярослав:
«Когда я был в ванне, начали ломиться в дверь и кричать: «Откройте, милиция!» Не успел даже никого из родственников предупредить, как дверь сломали. Меня вытащили из ванны, надели наручники, бросили на пол. Все это сопровождалось побоями: меня в наручниках таскали, били по лицу, по ребрам, по ногам. Я успел заметить, что они были в масках и с пистолетами, мне потом все время говорили, чтобы я стоял лбом в стену и не смотрел в их сторону.
А потом они ушли и зашли, видимо, оперативники. И начался обыск. Только теперь появились понятые, мои соседи. Они забрали пять пар обуви, цифровые носители, а также краски».
Как позже выяснилось, Ярослав те граффити, о которых говорят милиционеры, видел только в интернете и даже не знает, где они сделаны. Парня выпустили из тюрьмы одним из первых.
Ярослав Ульяненков, фото радио «Свобода»
Но это еще не все. Сотрудник силовых органов Игорь Павлович Луневич во время допроса угрожал тем, что доберется до беременной на тот момент супруги Ярослава, которая находилась в Могилеве. К дому Вероники Михалевой в самом деле приходили неизвестные люди в штатском, которые нагло пытались попасть внутрь. После стерегли ее под подъездом.
Позже по этому поводу Вероника Михалева напишет такое стихотворение:
Што такое Свабода?
Свабода…
Гэта калі
Некалькі пар рук
І некалькі пар ног
Пераступаюць парог
І прыводзяць мінімум
Двух.
Панятых.
Нічым не занятых.
З тварам памятым.
Свабода
Гэта калі
Некалькі пар ботаў,
Берцаў такіх вялізных,
З амапаўскаю пяшчотай
Праходзяць па чыстай тваёй бялізьне.
Свабода
Гэта калі
Дадолу ляцяць майткі,
Станікі.
Па іх ходзяць чужыя ногі.
І ветлівыя карнікі легчы просяць
Цябе на падлогу.
Яны гаспадары тут.
Начальнікі.
Твой дом, твая крэпасьць — Іх.
Забудзься на панятых,
Што з тварам памятым,
З ложку ўзьнятых,
Свабода
Гэта калі
Маеш права не мець свабоду.
Прычым неабмежавана.
І гэтае права за нашым народам
Да сьмерці замацавана.
Вероника Михалева родилась в Могилеве в 1992 году. Окончила школу и отучилась на фармацевта в Могилевском врачебном училище. С 2013 года обучается в Европейском гуманитарном университете. Кроме поэзии любительски увлекается акварелями:
Акварель Вероники Михалевой
Творчество и диктатура
После выступления на поэтическом батле, который состоялся на выходных в могилевском общественном центре, Вероника согласилась ответить на некоторые вопросы корреспондента «НМ».
— Вероника, расскажи, пожалуйста, как вы познакомились с Ярославом?
— Все очень просто и прозаично. Я выучилась на фармацевта и далее получила направление на обязательную отработку в Минск. В 2014 году мы познакомилась с Ярославом на Дне вышиванки.
— Как ты узнала о том, что мужа арестовали? Что почувствовала?
— Когда задерживали ребят, я уже на последних неделях беременности находилась у матери в Могилеве. Днем мы созванивались с мужем, как обычно. Но вдруг его звонки прекратились и до самого позднего вечера никаких звонков не было — это меня очень насторожило. Позвонив поздно ночью и услышав напряженный голос, сразу поняла, что случилось что-то чрезвычайное. А когда уже узнала, что произошло, то просто долго не хотелось в это верить. Один этот день перевернул всю жизнь. Все планы, надежды и мечты остались охапкой вещей, одежды и белья на полу, на которых, как плевок, остались следы омоновских берцев.
— Когда спецслужбы начали выполнять то, что обещали Ярославу на допросе — травить тебя, что ты почувствовала?
— Я даже и слов таких не могу подобрать, чтобы выразить свое возмущение в тот момент. Представьте, женщина, то есть я, находится на 38-й неделе беременности, вот-вот родит, а тут ее (и не только уже ее) здоровье подвергается такому риску, стрессу. Считаю, что это просто уже не вписывается ни в какие рамки. Те люди в штатском несколько дней подряд приходили ко мне домой, да и в такое время, когда все обычно на работе. Звонили бесконечно в дверь, смотрели в замочную скважину — я как раз как-то вышла в подходящий момент в коридор и просто это все видела. Потом это отверстие мы с матерью заклеили от греха подальше. Потом они еще долгое время сидели под окнами в сквере. Честно говоря, ощущение опасности не покидало ни меня, ни мать. С родителями после того у меня напряженные отношения.
— Ярослав вынужден был срочно покинуть страну. Как вы контактируете и как переживаете расставание?
— Расставание переживается очень болезненно. Ведь он даже не успел почувствовать радость отцовства и познакомиться со своим ребенком. Семья на расстоянии — это извращение. А манипулировать человеком, используя знание о положении его жены — это еще большее извращение. Благодаря современным технологиям мы имеем возможность говорить и даже видеть друг друга. Но это через стекло монитора, которое никогда не заменит настоящее присутствие. Это больно.
— Любители поэзии замечают, что почти все твои стихи, так или иначе, связаны с темой давления. Это драма твоей семьи так отразилось на творчестве?
— Все мои стихи имеют связь с действительностью. Моё творчество вытекает из того, что происходит вокруг. Это моя рефлексия. Безусловно, последние события не могли не откликнуться на моем писании. Все это почувствованное, наболевшее и, наверное, поэтому такое неприкрыто искреннее. Наша история — лишь капля в море подобных, а то и более болезненных историй. Когда сказанное в стихах пережито на самом деле, не выдумано, не взято «ради красивого слова», а перетерто мельницей жизни, такие стихи, полагаю, и трогают. Такие стихи останутся в памяти многих, кто, возможно узнает в них себя. По моему мнению, это и есть предназначение автора: создать, тронуть и раствориться, дав возможность адресату побыть наедине с произведением.
— Спасибо за интервью.
Вероника Михалева на поэтическом батле
***
Гэтае сьвятло больш нагадвае цемру.
Свабода ўсё больш пачынае паходзіць на сьцены.
Свабода.
А ці была? А ці ёсьць? А ці будзе?
Свабодныя.
Хочаце? Будзеце? Можаце, Люююдзі?!
Гэтае Сонца больш нагадвае вогнішча.
А гонар і годнасьць занесьлі яны ў гушчар.
Сонца. А грэе? А грэла? А будзе?
Жыць.
Хочаце? Будзеце? Можаце?
Гэтыя вуліцы нагадваюць больш лабірынты.
А коўдры ў ложках бы пліты граніту.
Выйсьце.
А ці было? А ці ёсьць? А ці будзе?
Выйсьці.
Хочаце? Будзеце? Зможаце?
