Естественно, не для того я это вспоминаю, что это само собой что-то значит. А для того, чтобы не забыть, что ему — одному из десятков выдающихся белорусских возродженцев своего поколения — та роль давалась не только подъемом душевным, а буквально ежедневным преодолением этого барьера, который обязательно возникает в нашем дорогом социуме на каждом шагу — если не открытым наездом, то тенью на дне глаз, что он, естественно же, видел и слышал, выраженное и вслух, и про себя.
Сам помню такое еще с «майстроўскіх» времен (1980-е): на национальных тусовках кто-нибудь старший в вышиванке запросто говорил ему, сверкая странным радостным безумием в глазах: ой, а ты что здесь делаешь, иди ты, братец, отсюда, не порти картину… Почему и он говорит по-белорусски? Он дискредитирует наше движение!.. И он — тоже — белорус?..
Всегда сильно обидно было за него и просто невозможно было представить, как это было ему. Наверное, глупость, но сколько ни встречались с Дмитрием, я неизменно чувствовал вину перед ним. Какую-то похожую на ту, что возникала у меня школьника в магазине самообслуживания — а вдруг подумают, что я булочку украл. И не воруешь булочку, а эта дурацкая вина в тебе возникает сама собой.
Априори мы все (все вообще) были (да и сейчас) виноваты. В стране, где нет презумпции вины, где все одинаковые, правильные — славяне, литвины, балты, кривичи, белорусы — особенно среди возродженцев, Савка таков был один — с дополнительной виной — как грач среди воробьев и павлинов.
Историю своей внешности Дмитрий рассказывал еще в мастерской и после — мне для цикла передач «Гісторыя аднаго цуду». Я думаю, всю жизнь ему приходилось рассказывать эту историю много-много-много раз. Еще со школы, с первых уроков белорусской то ли толерантности, то ли истинной ненависти к человеку с семитской внешностью.
Для возрожденца очень важны внешние признаки — на каком языке говоришь, как одеваешься. Но никто из возродженцеа никогда не должен был бесконечно рассказывать историю своего облика. Никто из этих сотен и тысяч людей, кроме Савки. Естественно, он вместе со всеми радовался открытиям и достижениям белорусчины, изучал язык так, чтобы знать его лучше других, но было еще и это — постоянное выстраивание линии поведения в ответ на эту тень в глазах, не говоря уже об открытом издевательстве, упреках, недоверии.
Думаю, еще со школы он научился относиться к этому с иронией и начинал общение весело, открыто и дружелюбно. Но только он знал, чего это ему стоило. И только мне казалось, что он все время внутренне был готов к оскорблениям, насмешкам, издевательствам.
Говорят, рак зачастую бывает результатом сильного стресса. И каждый раз, когда от рака умирает кто-то из моих друзей, я вольно или невольно ищу в его жизни это стрессовое происшествие, приведшее к непоправимой потере. Змитра этот стресс преследовал на протяжении всей жизни.
Последний раз я случайно встретил его пару недель назад безлюдным субботним утром у Филармонии. И мне показалось, что глаза у него — полны милосердия. Как у святого.
