Сторожевка, или Переспа — район от Комсомольского озера до Троицкого предместья в границах улиц Хоружей, Кропоткина, Старовиленской, Сторожевской, Коммунистической, Киселева. Современный центр Минска, а когда-то — городские окраины, Сторожевка имеет богатую и малоизвестную историю.
С середины XIX в. землю здесь стали плотно застраивать домовладельцы, застройка не прекращается до сих пор. До 1980-х на Сторожевке существовала прочное соседское, историческое и культурное сообщество, ограниченное от остального города особенностями ландшафта (Сторожевка — левобережье Свислочи).
С конца XVIII до начала XXI века район превратился из периферии в индустриальный центр: здесь возникли фарфоровый, пивоваренный, хлебный, фурнитурный, гвоздевый заводы, первый цех фабрики «Комсомолка» (сейчас «Милавица») и даже фабрика елочных игрушек. Сейчас на наших глазах Сторожевка становится деловым и интеллектуальным центром. Во все времена она была и остается сакральным центром — здесь находятся два старинных кладбища и церковь середины XIX в., две из трех минских синагог.
Анатолий Наливаев. Переспа и вид на винодельню-дрожжевой завод Уревича.
Кладбище для православных и униатов
Именно на Сторожевке в месте впадения реки Переспы в Свислочь, согласно легенде, жил богатырь Менеск, основатель Минска, по ночам якобы ездил по окрестностям на своей мельнице. А похоронен богатырь, по той же легенде, на Сторожевском кладбище, которые сейчас стали Сторожевским сквером возле церкви Марии Магдалины.
Кладбище здесь возникло в конце XVIII века. Полтора века тому у стен Переспинской церкви хоронили всех православных минчан и минчанок, а после расторжения унии — и униатов: бедных и богатых, сапожников и чиновников. Похоронные процессии шли по улице Киселева (бывшей Сторожевской) до церковных ворот. В ХХ в. телегу и коня заменил черный автомобиль. Ехал он медленно, люди шли за гробом.
Так могла выглядеть сторожевская церковь.
Выбранный проект церкви.
Церковь купили у лютеран
Сперва люди видели перед собой деревянную церковь. Этот старенькое здание в 1802 году православные выкупили у лютеран и перевезли на Сторожевку. Оно служило до 1835, пока не сгорело. Новый храм строили 12 лет. Долго спорили, из дерева или из кирпича строить и нужна ли колокольня. Средств не хватало, хотя собирали их по всем приходам Минской епархии (приходские священники присылали в Минск рубли и отчет, кто из прихожан сколько пожертвовал) и даже за ее пределами (так, иконами и деньгами помогли киевские верующие).
Поскольку фундамент новой, все-таки каменной церкви был шире старого, вышло, что новая церковь возникла на старых захоронениях. Этим, уже безымянным, могилам, однако, повезло больше, чем поздним. Поздние разрушали в послевоенные десятилетия. «Даже в 80-е годы зайдешь — и все было видно, — рассказывали старшие сторожке. — Было полно плит. Я помню памятник вдовы полковника. В конце 60-х крестов уже не было, но памятники стояли».
Сейчас на поверхности следов мало: несколько надгробий возле церкви — и ни следа десятков тысяч захоронений в Сторожевском сквере, с обеих сторон современного Сторожевской улицы, прорубленной в 1984-м прямо через центр кладбища. Человеческие останки находят здесь до сих пор во время ремонтных работ.
В страшные 1930-е церковь Марии Магдалины была последним действующим православным храмом Минска.
Закрыли ее 28 июля 1937, арестовав всех служителей и самых активных прихожан. Приговор был вынесен всем один: 1 ноября восьмерых мужчин и одну женщину расстреляли. Еще двух женщин — жену клирика и прихожанку — приговорили к 10 годам лагеря, откуда они уже не вернулись.
Ровно через год, 1 ноября 1938, расстреляли регента хора Переспинской церкви — известного композитора, автора песни «Купалинка» Владимира Теревского. Теревский и жил рядом — на Киселева-Сторожевской, в районе пивоваренного завода.
Лев Альперович. Похороны гимназистки на Сторожевском кладбище
Колхозный рынок на костях
Долгое время было заброшено и другое сторожевское кладбище — на углу улиц Хоружей и Червякова. Здесь во время Первой мировой войны хоронили тех, кто скончался в военном госпитале рядом. На кладбище была даже часовня, но «царская война» не ценилась большевистской властью, память о ней стремились затереть. И наконец к началу Второй мировой памятный знак и само кладбище пришли в упадок.
Архіў у старажоўскай царкве.
В 1941 году немцы сделали здесь фильтрационный лагерь. Всем мужчинам призывного возраста было приказано собраться на Троицкой горе, а оттуда повели «на Переспу». Условия содержания там описывает минчанка Маина Стирне (она сопровождала подругу в поисках ее брата): «Это была открытая площадка, там ни деревьев, ничего не было, не было где спрятаться. Нам кто-то передал, что они на солнцепеке, и их никого не выпускают, а женщины могут входить и выходить. Мы собрались с подругой, посуды не было, мы где-то на пожарище чайник нашли и миску, набрали воды и пошли. По дороге спрашивали, и люди подсказывали, как пройти. Такая площадь, народу — попробуй найти. Мы ходим, смотрим, тут двое мужчин подходят и просят: девочки, дайте нам хоть по глотку водички, нам никто не принесет, мы не здешние. Оказалось, один из них актер из какого-то украинского театра, который здесь был на гастролях, а второй — гимнаст Андрей Чинов. Он выступал в парке Горького, без сетки, на турнике где-то на пять или шесть этажей высотой. Я ходила смотреть, еще до войны… Мы дали им напиться, а они жадно пьют, а мы же несем Борису — и боимся, что они все выпьют!
В это время мужчины собрались целой группой и бросились к воде — к речке или канаве. Тут застрочил пулемет (я до того не видела пулеметы), и все хлынули назад. Меня сбили с ног, я упала и потеряла сознание. Меня могли запросто растоптать, а этот Андрей Чинов встал надо мной мостиком, и все вокруг него катились. Если бы не он, я бы там лепешкой и осталась».
Антон Корженевский. Ворота сторожовской церкви. 1943.
Современный памятный комплекс на месте кладбища Первой мировой соорудили в середине 2000-х. Этому предшествовала десятилетняя компания борьбы: сначала на месте кладбища планировалось жилая застройка. Только после возведения памятника большинство минчан узнало, что всем известный Сторожевский рынок (его называли «Собачий», «Свинячий», «Птичий», «Колхозный») стоял на костях тысяч людей… Это было место столкновения деревни и города: сюда крестьяне вели продавать лошадей, свиней, коз и овец, несли клетки с птицами и везли елочки к Новому году. Позже на рынке появились лотки со щенками, котятами и попугаями, а также с кактусами и другими чудесными цветами. Для детей поездка на Сторожевский рынок всегда была праздником, трамвай, который шел в ту сторону, пустел на этой остановке, а на обратном пути обязательно заполнялся шумными двуногими и четвероногими пассажирами.
Короткевич покупал птиц и выпускал
Не только дети, но и многие взрослые вдохновлялись базарным шумом. Владимир Короткевич, который жил рядом, покупал на рынке лесных птиц и выпускал на волю. Атмосферу рынка классик передал в «Черном замке Ольшанском»: «Утром меня разбудил заливистый крик петуха, а затем отчаянный, надрывный визг поросенка: видимо, несли в мешке.
— Не хочу-у! Пусти-и-те! Пусти-ите!
Как в деревне. И каждое воскресенье мне вот так приятно. И это одна из причин, почему я люблю свой дом … Даже я не могу усидеть на месте по воскресеньям, когда через тракт от моего дома открывается рынок скота: лошади, коровы, свиньи, золотые рыбки, овечки, голуби, кролики, лесное зверье, птицы, собаки и все живое…»
Владимир Короткевич идет в сторожевский ЗАГС, 1971 год.
Бомба попала в очередь за хлебом
Для большинства минчан война началась на Сторожовке: всенародная стройка — Комсомольское озеро — открылась 22 июня, и город, особенно молодые его жители, трамваями и пешком спешили посмотреть на чудо. Именно на озере многих застала весть о «вероломном вторжении». Сперва паники не было, дети продолжали загорать: война где-то там!.. Однако в первые же дни войны Сторожевка претерпела страшные потери. Одна из бомб попала прямо в очередь, которая стояла за хлебом в булочную в райончике, называемом «Шанхаем» (сейчас это проезжая часть проспекта Машерова от ул. Кропоткина до пересечения с современной Сторожевской. Так многие потеряли родных в первые дни войны. Мертвых хоронили где придется, а живым выкапывали ямины-«бомбоубежища» на собственных огородах. В огородных ямах прятались также от облав, обысков и арестов за связь с подпольем.
Район Шанхай перед нынешним Молодежным театром, 60-я.
Козлов и его камень
А подполье было совсем рядом: группка при каждом заводе, при каждом учреждении. Была ячейка и в инфекционной больнице на Кропоткина: этот памятник архитектуры функционирует и сейчас, все корпуса 1912 года постройки можно рассмотреть через кованые прутья ограды. Во время войны на ее месте был плотный забор, за ним держали пленных: через щели местные дети проталкивали им кусочки кукурузных лепешек. После изгнания немцев из Минска в инфекционной больнице держали раненых. Никто не заботился о них больше, чем местные, которые уже открыто приносили незнакомым кто что мог.
Жители Сторожевки, 1940-е.
На Сторожовцы жил и знаменитый подпольщик Иван Козлов (1912-1942). Художник и сотрудник филармонии, он рисовал печати, паспорта, аусвайсы. Как и многих участников минского подполья, Козлова арестовали в ночь с 25 на 26 сентября 1942 года. Известно о нескольких его письмах из тюрьмы, что были переправлены на свободу в пустой ручке кувшина, в котором Козлову носили передачи: «С каким бесстрашием, с какой жестокостью и огромным наслаждением я уничтожал бы этих гадов ядовитых, а ведь я два года назад не мог зарезать курицу… жить, жить! Вот как хочется!..»
Жители Сторожевки, конец 1940-х.
Козлов снимал комнату в доме Марии Калашниковой на улице Комаровской. Дом был снесен вместе со всей частной застройкой во второй половине 1960-х, а на его месте около сегодняшнего магазина «Престон-маркет» на проспекте Машерова появился камень-памятник минским подпольщикам. Когда рядом открылся пункт сдачи стеклотары, камень перенесли на другую сторону улицы, где он находится и сейчас, ошибочно указывая место расположения конспиративной квартиры.
Как сын Крапивы рисовал Жореса Алферова
История Сторожевки имеет связь с различными эпохами и личностями — от легендарной древности до нашего времени. Рядом с безымянными для нас сапожниками и портными на Сторожевке жили библиофил и основатель первой минской частной гимназии С. Зубакин, композитор Владимир Теревский, художники Антон Корженевский и Валериана Жовтак, артисты оперы, писатели Василь Витка, Кондрат Крапива, Михась Машара, Владимир Короткевич, Адам Мальдис, Алесь Рязанов, Мария Войтешенок, Анатолий Сыс, Николай Чергинец, Светлана Алексиевич.
Василь Витка сохранил в поэзии память о сторожевской корчме «Последний грош»:
Жители Сторожевки, начало 50-х
Кожным разам з кірмашу
Бедны кося мой пярэсты
Сам спыняўся за Пярэспай —
Разумеў маю душу,
Што ні ў спёку, ні ў дождж
Нас не выпусціць дарма
Прыдарожная карчма
З назваю: «Апошні грош».
А Даўгінаўскі гасцінец
Вартавала «Тры кармчы».
Не мінеш іх, як чумы, —
Кожнай выкладай гасцінец.
Так у вочы пруць сляпіцай —
Не ўратуешся ніяк,
Калі схопяць за гарляк —
Мусіш кожнай пакланіцца.
Витка жил на Сторожевке после войны, как и его коллеги Кондрат Крапива и Михась Машара. Деятелям культуры, которые возвращались из эвакуации, на первое время находились квартиры разве на окраинах столицы, которые меньше подверглись бомбежкам и разрушениям.
Свадьба на Сторожевке, 1957. На заднем плане дом по Машерова.
Сын Кондрата Крапивы Игорь в школьные годы дружил с будущим нобелевским лауреатом Жоресом Алферовым, своим соседом. Дом, в котором поселилась после войны витебская семья Алферовых, находился на углу Мопровской (ныне Коммунистическая) и несуществующей уже Молодечненской улиц, за современной Сторожевской. Жорес Алферов вспоминал, как позировал Игорю для экзаменационной работы в Академию художеств: «Работал над портретом две недели, за это время я, голый по пояс, прочитал всего Шекспира (у них дома был полное собрание сочинений). Наверное, мой обнаженный торс комиссию не впечатлил — Игоря не приняли (через год он поступил на архитектурный факультет)». Живя на Сторожевке, Алферов увлекся физикой, а Ленинградский университет развил его талант.
Жители Сторожевки, 50-е
Сторожевка напрямую связана и с жизнью первой действительно белорусской нобелевской лауреатки — Светланы Алексиевич. Уже несколько десятилетий она живет на месте бывшей улице Стараслабадской, с окнами на Свислочь. По соседству с госпожой Светланой живет одна из героинь ее книги «Время секонд-хэнд» писательница Мария Войтешенок. Она родилась в семье высланного в Сибирь польского осадника и белорусской крестьянки, потеряла всех родных, выросла в детском доме. Может, поэтому она так тонко умеет почувствовать Сторожевку, осиротевшую без домов и их жителей, клумб и садов и без любых знаков своего прошлого:
у горадзе новым
на Старажоўцы
думкамі
прасочваюся
скрозь скарынку
зямлі,
вадой — кропля
за кропляй
да таго бруку
старога,
зняможана
спыняюся ля парога
Менска былога,
я павінна была атрымаць
гэты горад у спадчыну.
Не маючы даверу,
горад не адчыняе
мне дзверы,
бо я прашуся
на чужой
мове.
Улица Кропоткина, 60-е.
