Дмитрий Галко с сыном Андреем в Мариуполе.
Не первый месяц журналист и блогер Дмитрий Галко пытается разыскать сына, который еще в феврале пропал в Украине. В предельно искренней беседе Галко рассказал о судьбе своего сына Андрея.
«Наша Нива»: Дмитрий, тебе 36 лет. Как случилось, что у тебя уже такой взрослый сын?
Дмитрий Галко: Когда мне было 14 лет, я лежал в больнице, проверял сердце, и влюбился там в одну санитарочку. Она была немного старше меня — ей было 18. Рассказывала разные страшные байки про больницу. Вроде того, как одному ребенку нужно было делать срочную операцию, а хирурги напились, и ребенок погиб. За ней все мальчики из отделения толпой бегали. Когда мне было уже 15, мы стали встречаться.
В результате этой любви и появился наш Андрей. Я понимал, что это очень рано и я сделал ошибку, но родители сказали мне: скорее ты уйдешь, чем брака не будет. Поэтому бракосочетание состоялось, состоялся — сын.
Настоящую любовь я встретил уже спустя год, когда пошел учиться в университет. Эта любовь было сложной, три года мы не могли жить вместе, потому что у меня была семья, у нее была семья. Эти три года были этаким долгим медовым, но очень горьким месяцем. Больше страданий было, чем радости… Хотя и радости было много.
В результате, ребенок был отодвинут на второй план. Первые годы Андрея прошли вообще без отца. Он воспитывался в весьма разных по культурному уровню семьях. В одной семье говорили, что другая семья плохая. Во второй говорили наоборот. Какая картина мира могла сложиться у него в голове? Она просто разрушилась. Он не понимал, что такое «нормально», с кого брать пример.
«НН»: Как проходили ваши контакты во время детства Андрея?
ДГ: После того, как у меня более-менее наладилась жизнь, стал постоянно брать сына к себе. Правда, только летом, на месяц-другой. Ездили на север, к Белому морю, по стране нашей путешествовали. Для воспитания этого недостаточно. И видел он меня только в отпуске, а не за работой. Отец отдыхал. Как отдыхал? Как все, и выпивал иногда. Я не мог послужить ему хорошим примером.
«НН»: Каким он рос?
ДГ: Андрей вовсе не был хулиганом. Скорее, домашний мальчик, который сидел дома как сыч. Никто не видел, чтобы он пил или курил. Компании у него не было, за компом сидел, читал, нигде не побывал. Он был плохо социализирован — вот в чем проблема. После школы пошел в ПТУ (декоративно-прикладного искусства) — и начались серьезные проблемы. И не в учебе, а в общении с людьми. Он стал срываться, не ходить на занятия. В конце концов он бросил учебу.
Андрей в итоге пошел работать на лесопилку в Столбцовском районе. А там какой контингент? Бухают постоянно. Сын пристрастился на лесопилке к бутылке. Это было как раз в тот период, когда я поехал впервые освещать события на Донбассе [летом 2014].
«НН»: Чем ты объясняешь такую перемену в поведении?
ДГ: Трудно сказать, что было главной причиной пагубной привычки. Пожалуй, это позволяло ему избавиться комплексов, он сам о том говорил. Выпьет — и жить нестрашно, даже радость какая-то появлялась. Бутылка заменила ему любовь, отца, мать, все радости жизни.
Он жил в деревне у моих родителей. Они мне пишут, что с Андреем происходят страшные вещи, спрашивают, что делать. Ситуация дошла до ручки, начались постоянные приводы в милицию, их за полгода набралось, может, с двадцать.
Андрей вскоре переехал к матери с бабкой в Минск, жили на «Розочке». В один день сын сжег им квартиру. Я не знаю, случайно ли это было, или нет. Хорошо, что сосед спас его. Вытащил из огня, когда тот спал пьяный. Выгорела вся комната и балкон.
«НН»: И как на это реагировали?
ДГ: Мать с бабкой хотели завести уголовное дело на сына, мол, «заколябал» уже, я отказался от такого варианта. Сказал, что беру его на себя. Андрей лежал в реанимации в токсикологии, бежал оттуда, попал в психиатрическую больницу, ничего ему не помогли. Какое-то бессмысленное учреждение, честно сказать.
После пожара я взял его к себе. Что значит к себе? Я же не один живу. У меня семья: мой сын (13 лет), жена, сын жены. У сына жены была очень сложная работа, он только начинал программировать, ему нужна была спокойная обстановка. Андрей начал втягивать младшего моего сына, подбивал деньги украсть. Я же думал, что все решится просто, чуть ли не сразу, если у него будет отец, семья. А вышло совсем наоборот. Он использовал нашу квартиру словно кормовую базу, постоянные пьянки, кражи.
Ночи не спим, ждем его, разыскиваем. Дошло до того, что у жены возникло нервное заболевание. Многие мне советовали, чтобы отдал его в ЛТП. Я решил, что взрослому человеку ЛТП может помочь, а молодому не социализированному — это смерть. Он выйдет оттуда полным маргиналом. Это, фактически, тюремное учреждение, где 24 часа в сутки имеешь контакт только с алконавтами и ментами.
«НН»: Тогда и решили поехать с сыном в Украину?
ДГ: У Андрея накопилось столько приводов в милицию, что против него возбудили дело, свозили на комиссию. В день рождения его матери он должен был ехать в ЛТП.
Я предложил ему подавать апелляцию, мол, только обещай, что не будешь пить. К сожалению, у него произошел нервный срыв и он сорвал всю апелляцию. Там напился, здесь напился, долго рассказывать, как это было. В последний момент он говорит: «Отец, спаси меня, я погибну в этом ЛТП, я оттуда не вернусь, хочу поехать с тобой в Украину». А у меня даже планов не было снова ехать в Украину.
Я подумал: можно поехать на две недели, если он не будет пить, то проведем кодирование там. В Минске он от этого категорически отказывался. Я хотел отвезти его на фронт, на базу к знакомым — место, где строго запрещено употреблять алкоголь. Я думал, что это может помочь, будет встряска, смена декораций.
До фронта мы даже не доехали. Он не переставал пить: пьет и пьет. Что делать, я вообще не понимал.
Я сижу в Киеве, думаю, если возвращаться — это автоматом ЛТП для него, а в Украине у меня нет ни жилья, ни работы.
«НН»: И как вышли из этой ситуации?
ДГ: Тут попался один священник знакомый, который говорит: «А съездите в реабилитационный центр в Житомирской области». Сын неожиданно согласился, хотя там нельзя ни пить, ни курить, ни ругаться, а нужно много работать физически. Андрея приняли туда, хотя и не хотели, потому что говорили, что у него какие-то психические отклонения. Фактически в первый же или второй день он сбежал из центра, однако я убедил его вернуться. В реабилитационном центре, вопреки их правилам, Андрея взяли повторно. В результате он пробыл там два месяца. И подействовало на сына это очень благотворно. Он смотрел на меня ясными глазами, я забрал его к себе. Мы жили с ним в Мариуполе в частном доме, был месяц абсолютно трезвой жизни, он красил, колол дрова, пилил. Делал все, что просили.
Я забрал младшего сына Яна-Христиана туда: подумал, что Андрею нужна хорошая компания. Однако вместо того, чтобы сделать лучше, сделал только хуже.
Андрей снова начал подбивать младшего. Андрей на пляже продавал пирожки, появились деньги, продавал-то больше, чем остальные. Раз выпил, другой, третий… Он потерял паспорт, пришлось возвращаться в Беларусь, как-то проскочили границу, никто его не арестовал.
«НН»: А как снова оказался в Украине?
ДГ: Захотел вернуться, я принял его снова. Мы договорились: если украдешь деньги, то поедешь назад. Ведь так жить нельзя. Несмотря на наше соглашение, он украл. Ладно, я предложил: давай еще раз попробуем реабилитационный центр. Ты сам туда идешь и минимум месяц живешь. Он неделю шатался по Киеву, однако доехал в реабилитационный центр — грязный, без денег, телефона.
Спустя месяц я как раз заболел пневмонией. Ему показалось, что это ложь, что я его не забираю, мол, бросили его, подставили. Я объяснял: не волнуйся, приеду и заберу, все будет хорошо, а пока что я просто не в состоянии. Идет уже третий месяц, он не верит мне. Говорю, подожди весны, будет тепло. Ему было трудно в коллективе, но держался, придерживался правил, не пил.
Был момент, когда я мог к нему приехать, но руководитель центра очень просил: не приезжайте, вы все испортите. А надо было приехать, чтобы он видел: отец рядом.
Однажды Андрей сказал, что дождется весны, а потом — оп — звонит: я не могу больше здесь находиться, я наговорил здесь всем гадостей, я ухожу. «Андрей, где я буду тебя искать, если ты сейчас уйдешь», — говорю ему…
В ночь на 4 февраля он поехал в Киев. Мы проговорили с ним тогда два-три часа, очень долго, я обещал, умолял. Он мне говорит: «Я пойду и умру в сугробе». С такими словами он пропал, его нет уже пятый месяц, никто о нем не слышал.
«НН»: И с тех пор никаких известий?
ДГ: Я надеялся, что он все же появится. Когда понял, что нет — подал заявление в полицию. Я искал Андрея по Киеву, заказывал объявления, раздавал информационные материалы бомжам, торговцам, в метро раздавал.
Пошли звонки. И от нормальных людей, и от мошенников. Один христианин, который подкармливает бомжей на вокзале, сказал, что, возможно, видел сына. Он просил дать ему побольше объявлений, готов был распространять. Звонила женщина, которая якобы видела Андрея в психиатрической больнице в Киеве. Я съездил туда, у меня нет уверенности, что сына там нет или не было.
А третий звонок был от мошенника. Человек говорит, что он из реабилитационного центра, мол, сын теперь в приемнике-распределителе, поскольку был без документов, и есть волонтеры, которые могут привезти сына в Мариуполь. Говорю: куда перевести деньги? Мне этот человек говорит: «А если бы я вдруг мошенником оказался, а вы так сразу». Это меня, естественно, сразу убедило, что никакой он не мошенник. Дает мне номер счета. Но что-то дернуло меня перезвонить в этот реабилитационный центр, а там мне говорят, что ничего такого не слышали! Это самое страшное из всего, что произошло, потому что я был уже уверен, что нашел его.
До сей поры Андрея нет, у всех бездомных на Крещатике я расспрашивал о сыне, никто не слышал. Надо как-то пробиться на телевидение, заказать большую партию листовок. В Беларусь он не возвращался, по крайней мере, в Пограничном комитете информации нет.
Теперь мне, прежде всего, нужна помощь в распространении информации. Все другие варианты, кроме того, что он в Киеве, я рассматриваю как фантастические. Я очень надеюсь, что он не погиб, вряд ли бы такое могло пройти без фиксации.
Если у Вас есть возможность помочь Дмитрию Галко в поисках сына, позвоните на украинские номера 0730458956 (Life), 0687612676 (Киевстар).
