Антон Мотолько: «Джон Сильвер пробовал узнать, на каком этаже КГБ я сижу»

«Я дико не люблю писать письма, особенно в тюрьму, и ходить в больницу», — говорит фотограф и блогер Антон Мотолько, известный тем, что направляет обращения министру внутренних дел Игорю Шуневичу и требует от Администрации президента запретить военные парады в Минске. Он борется с неправильно припаркованными автомобилями, добивается встречи с мэром Минска Андреем Шорцем и гордится тем, что при добился в своем районе устройства низких бордюров. Антон фотографировал молчаливые акции, теракт в метро и крещение обоих сыновей Андрея Дмитриева. Едва ли не каждый его пост в социальных сетях становится информационным поводом для СМИ.

Мы встретились с Антоном Мотолько спустя несколько дней после беспрецедентного решения Верховного суда. Мотолько требовал от Белтелерадиокомпании символическую 1 копейку за использование в выпуске новостей его фотографии без данного на то разрешения. Суд не только не удовлетворил его иск, но и обязал фотографа оплатить услуги эксперта Андрея Чупринского, который не усмотрел в снимке Антона «творческой деятельности». Процесс обогатил белорусский интернет мемом «социальное явление» — именно так представитель БТ Андрей Жилинский назвал зафиксированное Антоном Мотолько в окрестностях Минска полярное сияние.

— У вас недавно был такой грустный фотоснимок в фейсбуке об «эмоциональном выгорании»…

— И?

— И я подумала, что вы устали.

— Да, это утомляет. Сам суд не утомлял, даже поддерживал некий адреналин, но сложно не было. Постфактум немного выматывает.

— Как вы на все это теперь смотрите? Что дала вам эта борьба, стоило ли вообще ввязываться?

— Конечно, стоило. После решения суда самая частая фраза, которую мне говорили, — «поздравляю с победой». Суд не удовлетворил мой иск, но фактически дело выиграно. Широкой общественности продемонстрировано, что такое судебная система, причем система высшего ранга — Верховный суд. Показано, насколько несовершенно законодательство РБ по охране авторского права, компетентность экспертов, юристов Белтелерадиокомпании.

Это дело вскрыло всю систему. Причем я и мои коллеги привыкли, что нас обвиняют, но в этом деле я был истцом, я обвинял.

Павялічыць

— Я вас слушаю, и хотя разделяю ваши действия и ваши мысли, но такие слова — «суд продемонстрировал несовершенство системы», «широкая общественность увидела»… — я их слышу двадцать лет. И каждый человек, который идет в суд, участвует в выборах, он приблизительно то же и говорит. В то же время судья выносит такое решение, причем «с особым цинизмом». И что? У вас нет ощущения, что на самом деле власть не очень-то озабочена тем, какие выводы вы лично делаете после такого суда. Ничего не стоило БТ признать, что вы правы, но они сделали так, как сделали. Просто потому, что могли.

— Да, я согласен. Когда это случилось, я сразу написал, что БТ не права. Через свои источники знаю, что уже спустя несколько часов руководство новостных программ знало об этой ситуации. И дальше уже вопрос цивилизованного решения проблемы, нецивилизованного и белорусского. Можно было позвонить, извиниться, выплатить гонорар, сказать — «Мы не имели права, приносим извинения», — это цивилизованный. Я бы сказал: «Ой, так приятно, вы такие молодцы!».

Второй вариант — можно было бы сказать: «Ошибка, бывает». Также — ок, ладно.

Они выбрали третий вариант — полное игнорирование проблемы. А в семичасовом выпуске новостей они украли еще больше фото и поставили ссылку на меня — будто бы извинились. Часто это бывает правильно, ведь если ты проблему игнорируешь, о ней все забывают. Но я решил не забыть, как забыли бы остальные. В том же сюжете были фото еще двух моих знакомых, но они никуда не пошли.

На следующий день мы направили исковое письмо, по-европейски и по-человечески предложили досудебно все решить. Выставили адекватные суммы, не просили миллиард долларов. И Давыдько (председатель Белтелерадиокомпании — РС) ответил: «Нет». Я считаю, что он лично писал мне, потому что я видел его подпись. А фраза «якобы имеющийся факт кражи фотографий» зацепила еще больше, чем сам факт кражи. И дальше уже был спор с самим собой о том, чтобы довести дело до конца — до решения суда.

— Журналист Алесь Пилецкий написал, что на вашем процессе ему не хватало солидарности коллег-фотографов с вами. Вам тоже?

— Он очень красиво написал. Я лучше бы не изложил эту мысль. Когда появилось заключение (эксперта Чупринского. — РС), приходили журналисты, но по работе. Была жена Эдуарда Пальчиса, которой — большое спасибо. Ты видишь улыбки сидящих напротив людей, и это не эксперт Чупринский, не юрист БТ — все это действительно поддерживает. Если ты сидишь один и рядом никого, ты часто сомневаешься: «Может, ты сам всех настроил против себя, и все это только ради тебя, а на самом деле все это не так?». Но ты видишь реакцию других и понимаешь, что не все так плохо.

— А солидарности вам хватало?

— Честно, я ожидал заполненного зала. Хотя бы на вынесении приговора. Я понимаю, как тяжело все бросить на целый рабочий день. Но решение выносили в пять часов дня в понедельник, и оно заняло 25 минут. Если я не ошибаюсь, то из тех фотографов, кому не надо было там быть, присутствовал только Сергей Михайленко. Вот и все.

— Это характерно для нас?

— Нет, что вы! Мы не раз видели, как люди друг друга поддерживали, и коллеги, и не коллеги. В соцсетях и вне соцсетей. Соцсети расслабляют, на самом деле. При этом дают сильную поддержку. Если бы не было шуму в последующие дни после решения — с фотожабами, текстами и прочим, то история осталась бы «внутренним делом». Но видеть коллег вживую — вот этого мне не хватало.

Павялічыць

— Раз уж вы уже упомянули Викторию Пальчис, жену Эдуарда Пальчиса, которого мы знаем как Джона Сыльвера, расскажите, откуда у вас с Эдуардом такая если не дружба, то по крайней мере интерес друг к другу?

— Эдуард создал очень гипертрофированный сайт 1863x.com, с текстами которого я был не согласен в 90 процентах случаев. Мы с ним сначала подружились через твиттер, переписывались, он меня троллил, я его не троллил. Он все пробовал узнать, на каком этаже КГБ я сижу — на четвертом или на пятом.

Позже он сделал несколько вещей, которые дали мне понять, что это обыкновенный белорус, который любит свою страну. И ничего плохого для Беларуси сделать не хочет, а пытается ее как-то защитить. Все эти гипертрофированные тексты — это реакция на такие же тексты со стороны России. И это работало. Российские боты, ольгинцы, массово на его сайт приходили, видели в этом угрозу.

Лично мы с ним говорили только один раз через мессенджер, когда он уже был в Киеве.

С Пальчисом идиотская ситуация до невозможности. Пальчис — идиот, если сам поехал в Россию. И я ему об этом еще скажу лично. Странными выглядят действия следователя, который пытался накопать на него всю эту информацию. Очень спорный момент с экспертизой его материалов. Насколько мне известно, не все там было сделано по нормам закона. Просто смех вызывает обвинение в распространении порнографии. Мне известно, что всегда так делают. «Распространение порно» — универсальный материал, если больше ничего нет и сами не уверены в своих же обвинениях. В СК сами это прекрасно знают. И я на днях все же выложу ту самую статью, из-за которой его обвиняют.

— А вы не боитесь, что вас станут за это преследовать?

— Мне, к сожалению, придется замазать какие-то куски, чтобы мне не пришили статью. А в целом — да пожалуйста, преследуйте. Если бы я боялся преследований, то так бы себя не вел с МВД, Администрацией. Я надеюсь, что суд пройдет честно и, желательно, открыто. Пока все идет к тому, что суд будет закрытым, Эдуарда признают виновным, но отпустят в зале суда. Ведь он же сидит с января.

— Пишете ему?

— Нет. Не люблю писать, хотя теперь придется, поскольку обрыдло, что он до сих пор сидит. Мог бы уже и выйти к этому моменту. Я ему в самом начале написал, он мне ответил. Вложил ему запас конвертов, чтобы он другим отвечал. Я дико не люблю писать письма, особенно в тюрьму, и ходить в больницу. Желательно не попадать в эти учреждения. Но придется написать, поскольку он уже засиделся в Жодино.

— Вы упомянули свои обращения в МВД, Администрацию. У нас людей, которые обращаются лично к президенту, пишут письма министрам, считают сумасшедшими. Если не ошибаюсь, даже есть закон, позволяющий наказывать тех, кто чересчур много жалуется. Как вам, успешному, красивому, популярному человеку в такой компании?

— Прозвище «городской сумасшедший» ко мне давно прицепилось, и я спокойно на него реагирую. В определенном смысле — мне нечего терять. Во-вторых — мне нечего скрывать. Я прекрасно знаю свои нарушения, и из Административного кодекса в Уголовный они не переходят.

Если к властям обращаются с претензией, те привыкли угрожать. Мне угрожать не получается. Я понимаю, что если человек угрожает, значит, он напуган и не знает, что делать.

Письмо Шуневичу про нацсимволику у фанатов, которое, возможно, повлияло (или не повлияло) на отношение к государственной символики на уровне МВД, было написано за 15 минут. Поэтому, когда люди пишут, что мне нечего делать и я лишь пишу жалобы, то работа уже стояла бы давным-давно и повсюду. Жалобу направить на 115.бел — это от 30 секунд до 5-10 минут. На более крупные кампании — о нацсимволике, пандусах для инвалидов, озеленении — может, немного дольше. Но это не с 7 утра до 9 вечера. Соцсети позволяют тебе поддерживать интерес к теме, но ты не занимаешься этим круглые сутки.

Почему я пишу? Это вопрос. У меня прекрасный район, у меня отличный двор, у меня прекрасный участок под Заславлем возле леса. Меня в основном все устраивает. Хочется стать неким примером — вроде «ты сам можешь что-то изменить». Не за тебя кто-то — из оппозиции или из городских властей — изменит, а ты сам.

— Ощущаете ли повышенное внимание к себе?

— Я в полном игноре, что в твиттере, что в живой жизни. Не следят за мной — глаз на сотрудников в штатском у меня наметанный. Но изменения есть. Футбол Беларусь—Франция — я был в шоке. Никто не знает, что стало причиной. Но три года назад встретить людей в майке с «Погоней» можно было только на акции протеста. Теперь это никого не удивит. Я выхожу в город и встречаю двух-трех человек, которые попросту гуляют в центре города. О майках с орнаментом я вообще молчу.

Вот уже 25 лет независимости Беларуси, но любви к красно-зеленому нет. Оно не приживается — как герб, как гимн. На стадионе на матче Беларусь—Франция громче всех белорусский гимн пел китаец. А еще громче пел свой гимн француз, один стоял среди белорусских болельщиков, и над ним все посмеивались, но с уважением.

Павялічыць

— У меня сложилось впечатление, что у вас снисходительное отношение к белорусской оппозиции, по крайней мере к топовым ее фигурам. Это так?

— Скорее, это разочарование. Должны быть лидеры — в партии, в своем деле. Возьмем моего «любимого» Лебедько — что этот человек сделал за последние 10 лет?

Сильное презрение у меня к единицам. В основном же, у меня просто нет уважения. Я могу ошибаться. Но я пытаюсь не уходить ни в радикальную оппозицию, ни в просто оппозицию. Я стараюсь находится сбоку, чтобы взгляд не был замылен.

У нашей оппозиции нет желания анализировать. Мне иногда кажется, что я с большим уважением отношусь к Дмитриеву, который примет любую реакцию, ответит аргументировано и переведет все это в дискуссию, чем к Лебедько или Статкевичу.

Вот все ждали выхода Статкевича из тюрьмы, делали огромные ставки — «выйдет Статкевич, и все изменится». Я приезжал встречать его на Восточный автовокзал. Была феерия, и она могла развиться в нечто большее. Но человек за две недели сам себя похоронил своими интервью, высказываниями и взглядом на ведение политики. Последующими акциями он еще и похоронил какие-то прочие начинания.

— Вы высказались на парламентских выборах в поддержку Андрея Козика. Почему вы готовы доверить представлять свои интересы этому человеку?

— По округу у меня были «морковный сок»-Терещенко, Подгол, который снялся, но был прекрасен в виде шоу. Был 26-летний коммунист, Дорофеева и Козик.

Мои друзья-«змагары» гнобят меня за то, что я выступаю за участие в выборах и считаю, что бойкот не имеет смысла. А я уверен, что Козик мог быть толковым представителем нашего круга: юрист-международник, имеет опыт, английский язык и присутствие в соцсетях.

Из тех, кто был в списке, Козик максимально интересен. Насколько был бы он полезен в абсолютно независимым парламенте, не знаю, поскольку, думаю, были бы другие сильные кандидаты. А сейчас он был одним из самых сильных по моему округу, но ему нарисовали меньше всего процентов. Мой любимый Стефанович, тот что за легализацию конопли, набрал процентов больше, чем юрист-международник. Это все же замечательно, что Беларусь ближе к легализации конопли.

— Дорофеевой к чему готовиться с вашей стороны?

— Как минимум к встрече. Я рад, что она выиграла. Возможно, мы опробуем процедуру отзыва депутатов, но для этого нужно показать, что она некомпетентна и не решает проблем.

Самая большая ошибка, которую из года в год делают кандидаты, и к Козику у меня та же претензия, — где вы были 4 года назад? Почему я о вас слышу лишь за полгода до выборов?

Следующие президентские выборы в 2020-м. Кто сейчас говорит, что будет участвовать? Почему не заявить о себе? Покажите, что вы можете сделать за 5 лет, что способны изменить, не имея государственной власти. Покажите, как вы можете изменить ситуацию, имея государственную власть.

Мне предлагали — «Иди, Антон, сам, покажи, как надо». Но мне политика не интересна.

— Но то, что вы делаете, это уже политика. Я вижу в фейсбуке заявление Алеся Логвинца о том, что он готов возглавить движение «За Свободу», и первый комментарий ваш: «Обращайся, если нужна помощь»…

— Я имел в виду себя как фотографа. Снимал его бракосочетание, мы с ним давно знакомы. Он очень интеллигентный человек. Я видел, как он готовился к этим выборам, почти полностью поддерживал его стиль предвыборной агитации, это было действительно здорово. Если бы я был членом движения «За свободу», то на выборах председателя проголосовал бы за него.

— А на новоизбранных депутатов Елену Анисим и Анну Канопацкой возлагаете какие-либо надежды?

— Какие-то надежды на них я возлагаю, но не знаю, чего от них ждать. Мне неприятны политические разборки в фейсбуке — «это агенты КГБ, фэйк». Да какая разница! Хоть и агенты ФСБ! Если Анисим, будучи агентом ФСБ, сможет адекватно продвигать более широкое распространение белорусского языка, я буду — за.

В данной ситуации мне нужен результат. И мне кажется, что если оппозиция будет рассматривать свою тактику как бизнес-процесс, который должен стать успешным, тогда будет результат. Но на данный момент они ежегодно совершают одни и те же ошибки. И результата нет.

— Когда вы придете в политику?

— Все говорят — «я пиарюсь». Смиритесь — я пиарюсь. Но идти в политику я не хочу.

• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0