«Он специально для этой миссии надел все боевые награды, а на прощание поднял над Минском бело-красно-белый флаг. Он выглядел величественно — даже волчья стая не посмела кинуться к нему и составить протокол», — так описалсобытие Дашкевич.
А на следующий день «Наша Нива» наведалась в гости к Николаю Сурину. Живет он со своей 75-летней женой неподалеку от микрорайона Малиновка.
Разговаривает Николай Макарович медленно, вдумчиво — возраст. Свой рассказ он начал с событий войны, которую встретил подростком в родной деревне в Чашникском районе Витебской области, а закончил в Западной Украине.
Тогда, в 1943 году, всем в его компании исполнилось по 18 лет, и они решили, что уже достаточно взрослые, чтобы взять в руки оружие — попали в бригаду имени Алексея Данукалова.
«Нас было трое, — вспоминает Сурин, — один, самый активный, пошел в лес искать партизан, нашел, и мы собрали пожитки и пошли к ним в лес. Там нас встретил дозор с огромным немецким пулеметом. Нам сказали, что мы еще малы, а мы им — так нам же по 18! Ну и долго нам никто не отговаривал, остались».
После были первые бои, «рельсовая война», потеря друзей — из них троих домой вернулся только Сурин.
Николай Макарович вместе с женой, фото из фейсбука Николая Автуховича.
«Мы диверсии разные устраивали против оккупантов. Больше всего запомнилось, как ждали немецкую колонну: замаскировались по обе стороны дороги, давай ждать. А там и немцы выехали, мы их из засады перестреляли, 15 машин сожгли! А они потом в ответ по нас из минометов. Кого-то и похоронить пришлось… А потом, когда из окружения выходили, немцы на нас противопехотные бомбы сбрасывали — летит коробка этакая, рассыпается потом. И вот она взорвалась рядом с моим другом, с которым вместе шли — вижу, его уже на немецкой шинели раненого несут. Я к медикам пришел, которые его оперировали, смотрю, а у Жоржика выше колена нога накрозь пробита. Я вернулся на позиции, а его живым больше и не увидел», — говорит Николай Макарович. Второй друг погиб где-то на Западе, присоединившись при наступлении к регулярной армии.
Со времен войны у Николая Макаровича остался только один снимок — стоит на полке рядом с книгой Владимира Орлова. Посередине — фото молодого Николая, сделано уже приблизительно в 1946 году.
«Вот таким и был, — показывает фото ветеран, — сколько молодым пережил всего. Помню, сам сопровождал в тыл раненых в Ушачи — была такая партизанская медицинская служба, правда, в кино о ней не говорят: пара лошадей, за ними еще ода, а между ними что-то вроде носилок, ну и конвой, конечно. Вот так шли только ночью, по греблям — это когда по болотной топи бревна мостишь, чтобы лошади не тонули, а потом все до одного вытаскиваешь. И вот потом я сам заболел тифом, обессилил, а лазарет наш захватили немцы. Но они не поняли, что мы партизаны — отправили в австрийский лагерь для рабочих, а не военнопленных».
Тем временем отца юного партизана на родине немцы уже арестовали, — рассказывает Николай Макарович.
Николай Сурин — на фото справа.
«Семьи же как поступали — если кто в партизанах, то говорили, что, мол, погиб уже где-то или еще как. Но немецкие прислужники хитрили. Зашел один к моему отцу и говорит: Николай просит махорки ему передать. Отец поверил и принес ему самосаду, а на следующий день за ним уже приехали — он так выдал, что я на самом деле жив и в партизанах», — вспоминает Николай Сурин. Впоследствии его отец освободился и пошел воевать, но погиб от ранений.
Между прочим, Чашникский бургомистр (сотрудник оккупационной администрации) вместе с сыном — другом Николая — тоже пошел в партизаны, и оба погибли, сражаясь с немцами, но об этом Сурин узнал уже потом, когда освободился из австрийского лагеря и попал вместе с действующей армией в Западную Украину.
«Куда-то под Мукачево нас направили, в сёла, усмирять бандеровцев. Мы там много бойцов потеряли. Я тогда уже знал, что они против и тех, и тех воюют, но как-то не понимал до конца. Хотя большинство местных их поддерживало, не принимало советскую власть», — вспоминает ветеран.
В Украине Николай воевал с 1945 по 1948 год, а потом вернулся к гражданской жизни. Судьба занесла в Кабардино-Балкарию, где он вместе с другом-белорусом пытался поступить на престижный геолого-разведывательный факультет, но не взяли, потому что не поверили двум белорусам, побывавшим за границей в плену — пришлось идти на учительский факультет в другой вуз.
«Мы на второй попытке решили не писать в анкете, что были в плену, — говорит Николай Макарович, — нас взяли, но на лекциях постоянно всем напоминали, что выявят тех, кто скрывает. В результате на 3-м курсе вызвали в отдел кадров, там сидел чекист, лацкан отвернул, показал свой значок, поговорили, но меня уже не отчислили».
Николай там заинтересовался фотографией, а потом вернулся в Беларусь, работал в театральном институте и еще много где.
Один из фотоснимков Николая Сурина. Таких у него сотни, на снимках есть и классики белорусской литературы. Старый партизан пожаловался, что никак не может выпустить альбом, мол, человек, который взялся подготовить, не может довести дело до ума.
На родине Николай стал интересоваться и национальной историей. Это увлечение и подвигло его на 92-м году жизни приехать и оставить свою подпись за национальный бело-красно-белый флаг.
«Я считаю, что историю нельзя вероломно перекраивать, флаг этот запрещать, ведь он был, когда в Беларуси объявили первую республику! А герб «Погоня» — это извечно нашенский. Символы запретили, теперь язык калечат — так и нация сгинет», — говорит ветеран и добавляет, что во времена СССР о национальной символике было не узнать, поэтому к осознанию их ценности он пришел постепенно, изучая различные источники.
А в ответ на известную претензию, что, мол, под бело-красно-белым флагом ходили полицаи, ветеран говорит, что во время войны никогда такого не видел, но самой возможности не исключает — говорит, что нечего об этом сейчас думать, поскольку тогда разной сволочи хватало, которая над чем только не глумилась, не только над флагом.
«Партизан тоже по-разному воспринимать можно. Были и такие, о которых говорили, что днем немцы приходят грабить, а ночью — они. Как в полицию, так и в партизаны тоже, разные такие злодеи шли, которым война — мать родная, лишь бы накрасть, а флагом каким угодно прикрыться были готовы. Помню, уже в конце войны, когда порядка стало больше, за мародерство партизаны сами же своих просто-таки расстреливали — чтобы других запугать. А как там в начале войны было, то и тяжко представить», — полагает ветеран.
Говорит также, что партизаны обычно заходили «брать на нужды» к родственникам тех, кто служил полиции.
А еще ветеран считает, что формат современного праздника Победы следует изменить.
«Чтобы не так помпезно отмечать, как сейчас. Забывать не стоит, конечно, как мы ту чуму одолели, но и придумать что-то другое, чтобы больше печали было, памяти», — говорит Николай Макарович и рассказывает также, что хотя и воевал пять лет, медали «За победу над Германией» так и не получил — тот, кто оформлял список, не включил Сурина, то ли позабыв, то ли посчитав, что партизанить — это не воевать.
Николай Макаровичи не доволен популяризацией т.н. «Линии Сталина» — говорит, что та «линия» в войне никакой роли не сыграла, а по приказам Сталина людей несправедливо сажали и убивали и всячески издевались. Чего же его превозносить?
Не считает он плодотворной и интеграцию с Россией — мол, надо с Европой плотнее сотрудничать, богаче будем.
Но все же разговаривать подолгу 91-летнему ветерану нелегко, иногда свои замечания вставляет и жена — учительница истории Тамара Антоновна.
Она рассказала, что в их квартире, бывало, собирались целые литературные встречи: сын Буравкина, ее дочь, другая молодежь. Читали вместе вечерами Короткевича, Блока и других.
Тамара Антоновна добавила, что у них с Николаем Макаровичем имеются полные собрания сочинений пожалуй всех белорусских писателей да еще и с автографами! Ее муж до сих пор может прочитать наизусть «Веронику» Богдановича, а сама она, как и муж, тоже оставила подпись за придание бело-красно-белому флагу статуса историко-культурной ценности.
«Я и своим детям всегда в школе говорила, что это наш флаг, а в ВКЛ язык государственный был — старобелорусский. После того позорного референдума в нашей школе повесили красно-зеленый флаг в «государственном уголке». Так мои ребята все его срывали и вешали наш, а завучу приходилось за свои деньги покупать новый и каждый раз менять. Долго так продолжалось, потом она просто ко мне подошла и попросила, чтобы я на класс повлияла и убедила больше так не делать — ведь у нее сын тогда умер, денег не хватало, я ее пожалела», — разоткровенничалась Тамара Антоновна.
Вместе с внуком. Фото сделано несколько лет тому назад.
Тамара Антоновна рассказала, что была знакома со многими классиками белорусской литературы. Оказалось, у нее учился сын заместителя министра культуры, а та вместе с Быковым, Короткевичем и другими летела в Америку. И ее сын, под угрозой уйти из дому, попросил взять с той делегацией его учительницу. Тогда, мол, Бородулин сказал, что здорово, если есть такие учительницы, а она запомнила его похвалу на всю жизнь.
С нами Сурины простились своим наказом ко всей молодежи: «Стремитесь к лучшей жизни, больше никогда войны на нашей земле не допускайте и книжек читайте побольше».
