Кандидат в президенты на выборах-2010, экс-политзаключенный Николай Статкевич прокомментировал высказывания руководителя кампании «Говори правду» Андрея Дмитриева о событиях Площади.
Николай Статкевич и Виталий Рымашевский (справа) на митинге 19 декабря. Фото: svaboda.org.
— Читали ли вы интервью Дмитриева? Каковы ваши оценки его высказываний?
— Все прочитанное я разбил на три части: правда, полуправда и ложь.
Начну с правды. Я верю словам Дмитриева, что у него нет такого куратора, который говорит, что делать, куда идти и как действовать. Теперь так уже не работают. Уверен, что контакты напоминают беседу двух джентльменов, которые за чашечкой кофе в устало-ироничной манере обмениваются информацией и даже взаимными пожеланиями. Только не надо питать иллюзий, потому что один из джентльменов возвращается на штатную службу и пишет отчет, начиная его словами: «По сообщению агента …»
Если же Дмитриев позволит себе слишком большую самостоятельность, то вместо интеллигентного майора на встречу придет совсем неинтеллигентный подполковник, который солдатским матом даст ему понять, что с ним и его близкими произойдет в случае неправильного поведения. Но наш парень умный, и он красную линию не перейдет.
Теперь о полуправде. Я рад, что Дмитриев признал тот факт, который был мне очевиден еще вечером 19 декабря. Ко мне прислали машину и обманом увезли в место, куда я не хотел попасть, рассматривал как ловушку, — офис «Говори правду». Я лишь могу посмеяться насчет слов, что кто-то хотел меня контролировать. Это как мыши пытались контролировать кота.
Выступление Андрея Дмитриева 19 декабря 2010 г. Фото belapan.com.
Я уверен, что Дмитриев пытался меня подставить. Некляев, который на тот момент недолго был в политике, не понимал, что значит взять микроавтобус с техникой, палатками, окружить его тремя десятками студентов и прорваться с ним на Площадь. Это вызов всей силовой системе. Это 100-процентная провокация. Некляев не знал, Федута мог не знать, но Дмитриев точно все знал. Он только не мог спрогнозировать действия солдат, которые в закрытом автозаке несколько часов сидели, адреналин вырывал мозги, они были готовы молотить все, что движется. Я не знаю, как Дмитриев после такого признания будет смотреть в глаза тем 30 молодым ребятам, некоторые из которых крайне сильно пострадали.
Но была допущена одна ошибка. Я же знал, что будет нападение, я умею отбиваться. Извините, естественный 600-летний отбор, военное сословие, черепа у нас сильные. У меня было легкое сотрясение мозга, были повреждены обе руки и одна нога. Другая нога осталась цела, поэтому я дошел, как и обещал, до Площади.
Теперь про ложь. В интервью содержится прямой донос: штурм, оказывается, планировал Статкевич, рано его выпустили. Я таких людей, как Дмитриев, очень хорошо чувствую и обхожу при возможности. Это последний человек в оппозиции, с которым бы я обсуждал подобные планы, если бы они у меня были. С этим человеком я никогда не разговаривал. Два раза мы сталкивались. Первый раз — он сидел за одним столом с Некляевым, а другой раз — когда мы планировали Площадь, он сидел за соседним столиком.
Хочу позволить себе дать совет этому несомненно умному и способному человеку: признать факт подписки и публично от нее отказаться. Да, будут проблемы. Но после этого я, наконец, сяду с ним за один стол.
— Так а в чем заключался ваш план событий на Площади?
— Призывать к штурму — это из революционных фильмов 1930-х годов: «Крейсер Аврора», «Ленин в Октябре». Если общество готово к революции, когда оно переполнено ненавистью к власти, то призывать к штурму не надо. Надо, наоборот, сдерживать, дабы не штурманули что-то лишнее. А если не готово к революции, то призывать к штурму просто глупо, потому что результат заранее известен.
Выдумали какой-то секрет, «загадка Площади». Загадка была лишь одна: каким образом меня туда заманили.
18 декабря мы с Некляевым обсуждали план в кафе на пересечении улицы Хоружей и бульвара Шевченко. Я сказал Некляеву, что стоять людям на месте нельзя и опасно. У меня было намерение провести короткий митинг и провести людей к площади Независимости, там снова провести короткий митинг. А после этого оставить на площади Независимости палаточный лагерь вместе с Некляевым. А я провел бы остальных по всему проспекту до площади Якуба Коласа и на этом акция была бы завершена. Сам я с теми, кто захотел бы, вернулся бы в палаточный лагерь. Я даже одет был соответственно, и мне это помогло, поскольку дубинки принимал через дубленку и два толстых свитера.
Я этими планами делился, потому что у меня не было мощной звукоусиливающей аппаратуры. И мы договорились, что я воспользуюсь аппаратурой Некляева. Однако аппаратура была захвачена, а другие кандидаты такой возможности не предоставили, так как их команды считали, что я буду заниматься саморекламой.
Был такой момент, проходит митинг у Дома правительства. Команда кандидата кричит в микрофон, что он наш президент. Я подхожу, прошу дать мне сделать объявление. Видел ведь, что уже грузовики едут и надо уводить людей. Вместо того, чтобы мне они передали свой микрофон на памятник, он там уже. Меня уже отпускает, и я взбираюсь на памятник, но микрофон опускают вниз — и такие махинации повторяются несколько раз. Понимаю, что микрофон уже не получу. Когда раздался первый удар по стеклу, то мне быстренько дали микрофон. Но людей уводить уже нельзя было, потому что ментальность силовиков такова, что разворачивать было невозможно: это воспринималось бы как «не взяли Дом правительства, идут штурмовать Администрацию президента».
Численность собравшихся колебалась на протяжении акции. По моим подсчетам, максимум колонна достигала 80—90 тыс. человек. Когда же демонстрация окончилась, то уменьшилась и ее привлекательная энергетика, и людей стало меньше, до 40 тыс. Если же даже такое число развернуть, чтобы повести назад, то случилась бы вторая Ходынка.
Говорить же, что я готовил какой-то штурм — это нелепо.
— Вы договаривались только с Некляевым, а с другими кандидатами нет?
— Да, я не доверял большинству из них. И впоследствии убедился, что был прав. Они вынуждены были повторять за мной, что выборов нет и надо идти на Площадь. Ведь когда лишь один человек говорит «какие выборы?», это выглядит несерьезно. Но ближе к выборам хлопцы испугались, потому что предстояло отвечать за свои слова. А один из кандидатов даже за несколько дней до Площади, это есть в моем уголовном деле, обращался к милиции с призывом арестовать меня.
Я Некляева оценил тогда достаточно объективно. В нем есть много идеалистического, романтического. Единственное, у него не хватало опыта, и очень много технических решений он передал Андрею Дмитриеву.
