Как мы побороли дедовщину. Письмо из армии. Часть 2

Как мы побороли дедовщину. Письмо из армии. Часть І

Какие они, современные солдаты?

Разные — отвечу, — но есть общие черты, чтобы выделить их в обществе.

В нашей части служили в большинстве дети простого люда, из семей рабочих и колхозников. Для них характерен невысокий уровень образования: школа, училище, реже — колледж.

В дни посещения родными и близкими на парковке возле части стоят самые дешевые поношенные автомобили. И одежда их родителей скромная, и «поляну» для своего ребенка они накрывают по-селянски: продукты в основном с приусадебных соток. Их дети — толковые солдаты, терпеливо учатся военному мастерству, выносливые, привычные к работе.

За время службы не обнаружил ни одного солдата, у которого родители были бы по нашим меркам богатые. Видимо, владельцы заводов, фирм и пароходов не посылают сыновей служить, либо они служат в других местах. Тех, кто закончил высшее учебное заведение, тоже встретишь редко.

Правда, пришлось наблюдать одного солдата, которого призвали после университета. Лейтенант на занятиях объяснял принцип действия военной техники по законам физики. Затем передал указку образованному солдату, приказав: продолжай. Солдат уверенно продолжил лекцию. После занятий офицер спросил у него: что ты здесь делаешь, если все знаешь?

Солдату, по сути, сказали, что он напрасно тратит время.

Еще один умник оказался в солдатах случайно. У него и возраст уходил от призывного, и был женат, и имел детей. Но пришла повестка, он поспешил явиться в военкомат, уверенный в очередной отсрочке… И оказался в армии. Служил отлично.

Кстати, в армии внимание привлекают нестандартные солдаты. Служил один с прозвищем Туманный. Юра закончил вуз, изучал компьютеры. В компьютерах разбирался, но в армии должен был учиться стрелять, ориентироваться на местности, ремонтировать технику. Все это никак не мог постичь. Этот солдат был словно где-то в другом измерении. Думал совсем не о том, что рядом, и взгляд его был соответствующий.

Во время учений Туманный попал в плен к диверсантам «врага», если куда-то шагал, ничего не замечая вокруг. Его оглушили, скрутили и затащили в палатку для допроса. Надавали тумаков, остался шрам на голове. Еще Туманный умудрился прижечь руку о печку, которая стояла во «вражеской» палатке для обогрева. Через сутки Туманного освободили из плена. Два дня он отлеживался в лазарете, а на третий снова шагал по плацу с видом инопланетянина и с боевым автоматом, который болтался у него на боку. На вопрос сержанта, болят ли синяки, ответил:

— Нет, мне хорошо, лучше других.

И пошкандыбал дальше. А сержант настороженно проводил его взглядом и подумал, что лучше бы не давать оружие в руки таким Туманным.

Двух солдат, похожих на него, списали из армии после учений. Им было поручено чистить стволы танковых орудий. После от первого же снаряда ствол разорвало. Солдат-чистильщиков не судили, ибо в первые месяцы службы было замечено, что они, мягко говоря, неадекватно себя вели.

Как они проходили медкомиссию, где были глаза и ум специалистов, которые признали их достойными? Иногда кажется, что мобилизация в нашей стране подобна неводу. Забросили — кто попался, тот и занял место в армейских рядах.

Отслужил, чему научился?

Когда пришло время демобилизоваться, я проанализировал: чему научился за время службы, что ценного взял отсюда и понес дальше в жизнь. Что повзрослел, научился сдерживать эмоции, дисциплинировать себя — это факт. Но, когда шел служить, надеялся узнать больше. Уместно вспомнить рекламный ролик по телевизору, где бравый полковник, рекламируя службу, обращается к юноше:

— Ну что, сынок, в армию хочешь?

Мол, мы тебя научим и с парашютом прыгать, и стрелять, и с любой техникой справляться. Может, где-то и учат так, да только в нашем дивизионе реклама далеко опередила действительное положение.

В учебном центре нам дали теоретическую подготовку, а вот практика пошла куда слабее. Могу перечислить практические действия на пальцах.

Один раз на полигоне приблизили условия к боевым: танк утюжил окоп, в котором я сидел.

Второй раз мы учились бросать боевую гранату. Только вместо солдат гранаты весь день кидал инструктор-подполковник.

— Мне так спокойнее, — объяснял он.

Третий раз мы выехали на учение экипажами на легкобронированных танках. Вот и все практические занятия.

Большую часть службы чистили, смазывали оружие, переносили коробки с боеприпасами. А по бумагам в это время у нас были учения экипажей и т. д.

Подготовленность армии должна быть выше, чем сейчас. И это зависит в первую очередь от настроенности офицеров.

Мне повезло наблюдать, как служил один толковый лейтенант. Говорили, что он из семьи потомственных военных. Он строго требовал от солдат соблюдения устава, при этом не унижал их достоинства. Спокойно объяснял то, что мы не понимали, а в свободное время занимался с нами на спортивной площадке. Через несколько месяцев он вынужден был уволиться, так как в офицерской среде его не приняли как своего.

Большинство офицеров демонстрировало солдатам такой лозунг: «Ты кто такой? Ты никто и никакой». По словам лейтенантов, старшие над ними так же не уважали их.

Во время службы офицеры имели над солдатами полную и безоговорочную власть. Это власть была и в том, чтобы переложить выполнение своих обязанностей на того, кто ниже по служебной лестнице.

Взять хотя бы отпуска. Чтобы солдат получил отпускное предписание, офицер должен заполнить кипу бумаг. Но эти бумаги заполняет, пишет, носит по инстанциям сам солдат, который хочет в отпуск. Офицеры только проверяют, правильно ли написал. Чаще всего это выглядело так.

Солдат приносит заполненные бумаги на отпуск. Офицер читает и рвет бумаги, потому что, на его взгляд, они неправильно составлены. Он дает свои рекомендации, как заполнять письма. Солдат снова заполняет и приносит новому офицеру, который заступил на дежурство. Тот тоже бросает писанину в мусорную корзину. Такая «игра» может длиться месяцы. Несколько солдат так и не пошли в отпуск, устав писать.

Таким образом, увольняясь в запас, я хотел оставить свои пожелания. Чтобы наши военные совершенствовались в военных навыках и не забывали про моральный дух солдат. И еще про то, что бездумное подчинение делает из военнослужащих прислугу, а не боевых солдат, которые должны служить Отечеству.

Вот так я оформил свои пожелания в виде записок.

Как служил в 1940-е мой прадед

Мой прадед по материнской линии ночью 22 июня 1941 был в дозоре на границе Беларуси и Польши. В небе слышался гул самолетов, начались бомбежки. Наступление немцев было стремительным, не успели опомниться, как оказались в плену. В лагере условия были такие, что прадед быстро понял: не выживет, надо убегать. Первый раз поймали, травили собаками, избили.

На второй побег нашелся компаньон, офицер. (Перед пленом он успел переодеться в рядового, чтобы немцы не расстреляли на месте.)

Шли ночью, днем прятались в дренажных трубах. Ели и червей, и бабочек, и листья, чтобы только было что-то в желудке. Напарник прикалывал иглу на тонкую деревянную палочку, пускал по луже. По тому, как палочка повернется, определял стороны света. И вел на восток.

Через три недели перешли линию фронта. Сколько было радости, когда свалились в окопы к своим. Их взяли под стражу и отправили в НКВД, где долго допрашивали.

Объявили предателями Родины. Напарника расстреляли. Прадеда отправили в лагерь для штрафников за Урал. Там добывал руду, работал кузнецом в горячем цехе на военном заводе.

В 1944-м снова призвали. Пришлось брать Кенигсберг, где полегли десятки тысяч солдат.

Прадед чудом уцелел, прожил 91 год, но до конца жизни не любил вспоминать войну. Возможно, боялся снова попасть в советский лагерь за Уралом.

1960-е: дед

Дед был в армии с 1965 до 1968 года (в то время служили три года). Он рос в глухой деревне на Витебщине, окончил десятилетку, работал в колхозе. А служить пришлось на территории Польши, в ракетных войсках.

Из его рассказов запомнились короткие картинки.

«В первый день, когда нас поселили в казарме, выдали постель. Наутро следующего дня дежурный офицер обнаружил, что один солдат спал на голом матрасе. Постель лежала под подушкой. И никто не насмехался над недотепой, который не знал, зачем та простыня. Не один он был из бедной семьи».

Дед был хорошо подготовлен физически. Мог десятки раз подтянуться на турнике и легко крутил на нем «солнце». Никто в то время деревенских парней не заставлял заниматься спортом, просто сама жизнь делала их сильными и закаленными. Ребята сами ставили себе турники во дворах.

В то время не было отсрочек для студентов. В дедовском взводе из пятнадцати десять солдат были призваны из вузов: кочегар заканчивал авиационный, портной — иностранных языков, сапожник — инженерный.

Дедовщины не было. Тех, кто служил третий год, первогодки уважали без лишних слов. И казарму в их очередь могли убрать, и печку вытопить.

Солдат не унижали. Главный упор делался на то, что советские солдаты — гордые воинственные, хорошо обученные. А таких нельзя крыть матом.

И офицеры не позволяли по отношению к солдатам нецензурных слов. И между собой солдаты не ругались. Знали: за такие слова получишь совещания и на губу попадешь. И маты, и дедовщина стали привычкой в период застоя, в 1970-е и 1980-е.

Солдатский паек