Сегодня не найти образованного, со средним уровнем жизненного опыта человека, который не замечал бы почти полного отсутствия белорусского языка во всех сферах общественной деятельности. Но и те, кто замечает это крайне ненормальное, опасное для белорусского народа явление, не испытывает особенного желания не только помочь преодолеть, но даже основательно поразмышлять над нависшей над нами бедой. Не нахожу ни малейшего оправдания, что до сих пор самая насущная проблема — спасение белорусского языка от ухода в небытие — ни разу не становилась предметом серьезного обсуждения в самых высоких властных структурах, не исключая и Национального собрания Республики Беларусь. Они же ежегодно обсуждают уйму самых разных вопросов, но к белорусскому языку — величайшей, ничем не заменимой национальной святыне — не хотят подступить, хотя он того особенно заслуживает.
На белорусском земле более двадцати лет функционирует президентская система правления, а мы еще не услышали от ее первой пятерки самых ответственных государственных деятелей практически ни одной речи, высказанной родным словом! Вот и думай: сознательно они унижают язык или кого-то боятся, чтобы их не сочли националистами?
У настоящего политика нет более почетного долга, как со своим государственным народом говорить на его базовом родном языке, а не на каком-то другом занесенном извне да еще безосновательно возведенном в ранг второго государственного языка. Примером может служить президент Российской Федерации Владимир Путин. Ради повышения престижа, защиты русского языка, он сделал не меньше, чем какой-либо коллектив академического института, занятого языковыми исследованиями. Разве это не пример для подражания и нашим политикам, как надо беречь родной язык, пользоваться им — и только им! — при исполнении своих служебных обязанностей? Помогать же Путину укреплять позиции русского языка в официальной жизни нашей страны нет никакой нужды, поскольку у русского языка и без того безграничное поле употребления.
С горечью должен признать, что долгожданное, вполне заслуженное приобретение Беларусью статуса суверенного государства совершенно не пошло на пользу ее национальному языку. Масштабы употребления последнего в общественно-политической жизни, особенно в таких важных нациообразующих сферах, как образование и культура существенно снизились даже в сравнении с советскими временами, хотя по воле московского Кремля на всем пространстве СССР, в т. ч. и в БССР, проводилось не продуманная как следует, а потому и ошибочно вредная политика сближения и слияния всех его наций и народностей. Принято считать, что от той недоброй памяти политики сильнее всех понес этнокультурные потери белорусский народ. И тем не менее, тогда его родной, национальный язык имел намного более приличные позиции в обществе, чем сегодня. Разумеется, в основном благодаря не сильно подвергнувшейся русификации деревне, с белорусскостью которой мы сегодня уже практически окончательно распрощались. Трагедия величайшая, ничем невосполнимая.
Как ни странно, излишне олимпийское спокойствие относительно чрезвычайно опасной языковой ситуации в РБ на протяжении всего времени ее существования характерно и тому академическому подразделению, деятельность которого самым непосредственным образом связана с исследованием рассматриваемой мной проблемы. Имею в виду Институт языкознания Центра исследования белорусской культуры, языка и литературы Национальной академии наук Беларуси. За время, пока наша страна, благодаря стечению обстоятельств, стала суверенным государством, этот коллектив ученых — а в нем и раньше, и ныне достаточно настоящих профессионалов — не издал ни единой солидной монографической этнолингвистический работы, в которой были бы расставлены все точки над «i», глубоко, всесторонне раскрыты плюсы и минусы языкового референдума 1995 года для белорусского языка — языка не только государственного, но и языка единственного титульного народа Республики Беларусь. Со всем этим можно было бы мириться, если бы с социальной востребованностью белорусского языка не имелось никаких проблем. Такого на практике мы ни на йоту не замечаем. Сегодня положение белорусского языка несравненно хуже, чем за весь период советской истории, особенно в сравнении с последними годами горбачевской перестройки. Если бы не она, никто бы не позволил национально-патриотическим силам нашей республики в июне 1989 г. создать Общество белорусского языка имени Франциска Скорины (Таварыства беларускай мовы імя Францішка Скарыны; ТБМ). До Михаила Горбачева не осмеливались поднимать голос в поддержку безнадежной судьбы белорусского языка. А здесь с разрешения самых высоких партийных и советских органов официально, при неслыханно активном участии передовых сил учреждается особая организация республиканского масштаба по защите белорусского языка. Пройдет немного более полугода и эти же органы примут настоящий закон двадцатого века — Закон «О языках в Белорусской ССР», в соответствии с которым в унисон с передовой мировой практикой в Беларуси, как республике с единственным титульным народом, его национальному языку придадут статус единственного государственного. Упомянутым Законом с повестки дня снимался веками висеший над белорусским народом тревожный вопрос: «Жить или умереть его родному языку?» Закон сказал: «Жить!», что следовало из соответствующих его статей. Гарантировала жизнь белорусскому языку и вся конкретная деятельность партийных и советских органов. Как и в годы межвоенной белорусизации, она имела нациообразующий характер. В этих органах полным ходом шла подготовка к переводу делопроизводства на белорусский язык, что в обязательном порядке предполагало насущную необходимость поступать таким образом все сферы общественной жизни и главное — высшую и среднюю специальную школу — главный источник подготовки новых поколений белорусской национальной интеллигенции. На белорусизацию официальной жизни у партии, государства хватало финансового, кадрового, идеологического ресурса, и он стал понемногу использоваться. Никогда не являясь членом КПСС, сожалею, что ее деятельность приостановили как раз в то время, когда она начала активно подключаться к белорусскому национально-культурному возрождению, ведь ему никто тогда не мог дать столько пользы, как ЦК КПБ.
Бесспорен тот факт, что в январе 1990 года Беларусь не приняла бы столь прогрессивного, перспективного для ее титульной нации Закона о языках, если бы подобного рода нормативные акты уже не стали реальностью во всех других союзных республиках Советского Союза. Без их позитивного влияния разработчики Закона «О языках в Белорусской ССР» вряд ли решились бы внести в него прогрессивную во всех отношениях статью о придании белорусскому языку статуса единственного государственного в республике, ведь у такого дальновидного подхода имелось множество оппонентов, причем довольно высокого ранга политиков. Утвердить же белорусам в своем Законе еще и государственность русского языка, означало бы быть белой вороной на всем советском пространстве. На столь архирискованный шаг не отваживались, но лишь до определенного срока: пока у власти оставались обрусевшие политики. Я никогда не был сторонником таких гигантских полиэтнических государств, как СССР, поскольку был твердо убежден: на деле все они без исключения являются крайне опасными ассимиляционными плавильным котлами. В их ненасытное горло не попадают только титульные государственные нации. Когда в марте 1991 года в СССР проводился референдум с целью узнать, как смотрит народ на дальнейшую судьбу этой сильно больной громадной махины, я выступил в периодической печати со статьей под заголовком «Почему я сказал «нет!» Союзу?», поскольку считал, что по его вине произошло разрушение национальных основ культурно-языковой жизни белорусов. Зато, как стала она расцветать, стала приобретать самобытность после распада СССР! Казалось, наконец пришел долгожданный конец всяческим попыткам навязать белорусам через государственную политику русификации чужие культурно-языковые стандарты. На большую беду, все это прекратилось, поскольку в июле 1994 года пришли к власти поборники этих стандартов, и маховик истории дал задний ход. Президентская система власти вскоре вернула страну в русло еще не забытой чиновниками советской национально-культурной политики с той лишь разницей, что у белорусского языка юридически оставался статус единственного государственного. На деле же этим, таким желанным белорусами, престижным статусом почти на все сто процентов пользовался лишь русский язык. Чтобы устранить нестыковку между теорией и практикой, промосковской позицией власти, опираясь на результаты майского 1995 года референдума, статус государственного узаконили и в отношении русского языка. Имея надежные тылы в лице сильно русифицированного во всех сферах общественной жизни чиновничества, очень скоро белорусский язык был вытеснен отовсюду на его исторической родине.
Настолько убийственной для титульного народа языковой политики вслед за Республикой Беларусь не вело ни одно из образованных на постсоветском пространстве государств. В них продолжали функционировать принятые в последние годы существования СССР справедливые, полностью соответствующие мировой практике законы о языках: в каждой стране с единственной титульной нацией статусом государственного был наделен лишь ее язык. Не раз думалось: если бы не развалился СССР, Республика Беларусь не пошла бы на введение официального белорусско-русского двуязычия, ведь это не стыковалось с установленной во всех союзных республиках языковой практикой. Теперь же не будучи зависимыми от какого бы то ни было надгосударственного центра, власти Республики Беларусь, снизу доверху укомплектованные обрусевшими, оторванными от национальной почвы чиновниками, без особых трудностей вытурили белорусский язык на обочину официальной жизни, в результате чего он стал малоавторитетным в обществе, его почти совсем не услышишь и среди природных носителей. Произошло почти полное белорусскоязычное онемение как на официальном, так и на личном уровнях. На удивление, по этому смертельному для белорусского языка пути не пошла, осталась вместе с настоящими национальными патриотами, лишь одна из самых массовых у нас христианских конфессий — католическая. Православная церковь остается верной русскому духу.
В высоких эшелонах власти в полной мере понимают все серьезные изъяны, недостатки этой языковой политики, но публично признать их не хотят. Они пускают рассчитанные на простаков слухи, что для белорусов, мол, родным языком является и русский, что в его создание они внесли огромный вклад, что без них, может, и вообще русского языка и на свете не было бы. Здесь уже просматривается даже некое оскорбление самих русских, которые якобы не способны были создать для себя собственный язык.
Между тем, белорусы в свое время имели не менее тесные языковые контакты и с западной соседкой. Однако никто не запускает слухов, что родной язык белорусов — польский. Нынешние же политики Республики Беларусь, чтобы смыть свою вину за почти полное отсутствие белорусского языка в официальной жизни, идут на всевозможные фальсификации. Действительно, в последнее время ощущается некоторая озабоченность властных структур катастрофическим состоянием белорусского языка, но действенные практические меры по разрешению этой застарелой архисложной проблемы на государственном уровне не предпринимаются. Если же государство по-серьезному, а не на словах задумает спасать от гибели белорусский язык, ему следует начинать с постепенного планового введения белорусского языка в свою практическую деятельность. Когда это будет замечено в сфере политической жизни, сразу же отреагируют административно-хозяйственные органы и подчиненные им предприятия и организации, учреждения образования, науки, культуры, все общество в целом. Благо, у нас богатая в этом практика, приобретенная в годы межвоенной белорусизации.
Поскольку майским референдумом белорусский язык в упадок привело государство, от него и должна исходить инициатива по спасению бесценной национальной святыни.
Излишне было бы объяснять, насколько сложно в современной экстремальной ситуации обеспечить полноценное существование белорусскому языку. Проблема сравнима чуть ли не с ликвидацией тяжких последствий Чернобыльской катастрофы. Однако, это не причина, чтобы государство бездействовало, ничего не предпринимая, как это было характерно для него в последние два десятилетия.
Общеизвестно, чтобы сегодня белорусский язык не на словах, а на деле стал государственным, его надо полномасштабно ввести в политическую, экономическую и военную жизнь, образование, науку, культуру, а также в различные сферы неофициальной общественной деятельности людей. Не секрет, что добиться этого реально лишь путем существенного ограничения социальных функций русского языка, который власти с первых дней установления президентской системы управления страной, как следует не подумав, сделали фактически единственным государственным и начали планомерно вытеснять белорусский язык отовсюду, где его к тому времени смогли укоренить. Не секрет, что пойти на ограничение масштабов использования русского языка в официальной жизни никто из наших политиков даже при большом желании не решится, зная, как за подобным в других странах пристально следят Московский Кремль и его хозяин Владимир Путин. Поэтому на принятие противоречащих их интересам мер по решению языковой проблемы не хватит смелости у политического руководства РБ, причем даже тогда, когда оно твердо осознает, что языковая зависимость от восточного соседа к нулю сводит государственный суверенитет. Вот во что, вполне закономерно, вылилась необдуманная политика в языковом вопросе тех, кто пришел к власти летом 1994 года, кто в мае 1995 года руками сбитого с толку народа социально сровнял русский язык с белорусским!
Теперь его не спасти без согласия Москвы, поэтому, видимо, просить вернуть белорусскому языку его законный государственный статус надо не столько президента А. Лукашенко, сколько политическое руководство России. Надежд же на его согласие крайне мало, поскольку оно чрезвычайно сильно заинтересовано в территориальном восстановлении прежней советской империи — СССР.
Сформировалось нечто, похожее на безвыходную ситуацию, тупик! Единственное, что хотя бы немного утешает, это то, что знаем, кто оставил послушный, спокойный белорусский народ без родного языка: вконец обрусевшие, сориентированные на Москву политики и полностью преданные им денационализированные идеологи.
Не знаю, как другие, я же полагаю, что современные власти не пожелают, не посмеют признать, какая незаслуженная милость была оказана русскому языку майским (1995) и ноябрьским (1996) референдумами, и не признав, даже не подумают что-то конкретное предлагать по исправлению чудовищной языковой ситуации. Они прекрасно понимают, что единственным законным хозяином русского языка, в том числе и на территории Республики Беларусь, является Россия и что без согласия последней белорусам недопустимо даже и символически замахнуться на эту, настолько дорогую ей святыню, хотя и чужой она является для нашей несчастной земли.
Предложить что-то дельное, конструктивное по исправлению нашего колониального положения в языковом смысле довольно сложно. Одно мне ясно. Сами органы власти и управления должны начать пользоваться государственным белорусским языком, чтобы вернуться в соответствие с основным законом страны. Считать же белорусский язык государственным лишь за то, что он иногда звучит по радио и телевидению (преимущественно благодаря тому, что им пользуются сами журналисты), в записях в салонах городского транспорта, на некоторых автозаправках — это есть в высшей степени профанация.
