Уникальную книгу готовит известный литературовед и исследователь Сергей Шапран. С разрешения автора сайт «Мова нанова» опубликовал отрывки из будущей книги.
Как Владимир Орлов стал профессиональным писателем
После выхода первой книги и вступления в Союз писателей Владимир Орлов, уволившись из редакции новополоцкой газеты «Химик», ушел на вольные хлеба. Однако вскоре его вместе с женой пригласили повесткой в городской отдел милиции, где им было предъявлено обвинение в проведении в квартире… подпольных абортов. В качестве доказательства капитан милиции представил показания соседей: «Ведут нелюдимый образ жизни, разговаривают на белорусском языке». А чтобы успокоить возмущенного писателя, добавил: «Тише, Орлов! Мы тебя в любой момент можем прищемить за тунеядство».
Однако Орлов был готов к такому повороту событий и еще раньше выписал из законодательства статью, в которой было записано, что члены творческих союзов имеют право законно вести самостоятельную творческую работу и не считаются при этом тунеядцами, что для капитана оказалось крупным и неприятным открытием. Изменившись в лице, он сник и, попросив выписку на память, произнес: «Свободны».
Таким образом дело о подпольных абортах было прекращено. С того самого момента Владимир Орлов и начал считать себя профессиональным писателем.
Короткевич и космонавты
В 1985 году в Орше проходил семинар творческой молодежи, на котором среди прочих выступали партийные и советские работники, которые предостерегали молодых литераторов от идеологических и политических ошибок. И вот во время семинара молодой писатель Владимир Орлов заметил, что в своем выступлении секретарь горкома партии ни словом не упомянул Владимира Короткевича, хотя Оршу, в первую очередь, прославили не достижения в социалистическом соревновании, а конкретный человек — апостол белорусской культуры Владимир Короткевич. И поэтому Орлов предложил назвать именем Короткевича улицу, на которой тот жил. Партсекретарь отреагировал мгновенно: идеологически это будет неправильно, потому что улица эта носит имя космонавтов.
— Как? Сразу всех космонавтов?! — поинтересовался Орлов.
— Да, всех сразу.
— Они что, все родились в Орше, жили здесь? — не сдавался литератор.
Однако его оппонент также имел чувство юмора:
— Они над Оршей пролетали…
Прошло время, и оршанская улица Космонавтов получила имя Владимира Короткевича, а потом на ней появился и памятник автору «Колосьев под серпом твоим» и «Дикой охоты короля Стаха».
Кантата для правительства
Композитор Евгений Глебов рассказывал, как принимали однажды во Дворце спорта его «Ленинскую кантату»:
— Шесть тысяч человек, все правительство в ложе. А у меня в партитуре 8 литавр, 2 больших барабана там-тама, два хора, два симфонических оркестра — к-а-ак громыхнули форте одновременно! Все испугано притихли, а Машеров спрашивает:
— Евгений Александрович, почему так оглушительно?
А я ему:
— Сработал мой опыт работы в ТЮЗе: если громко начинает оркестр, дети сразу перестают шуметь.
«Литература в массы»
Василь Быков рассказывал про активных ораторов, которые еще в советские времена любили по линии бюро пропаганды литературы «ходить в массы». Так однажды группа московских писателей отправилась в Дом престарелых. Выступили: читали стихи и эпические отрывки, причем каждый во вступительном слове не преминул рассказать, как он любил родителей и заботился о них.
Затем был торжественный обед: чай с чабрецом, блинчики плавают в масле, как льдины во время ледохода… После обеда к довольным и лоснящимся от сытости инженерам человеческих душ подошла старушка и тихо попросила:
— Вы пореже к нам приезжайте.
— Почему?! — удивляются гости.
— После вас нас всю неделю перловкой кормят.
Уклонист Бородулин
Рыгор Бородулин упорствовал и никак не хотел вступать в Коммунистическую партию. Как ни агитировали, а агитировали же на самом высоком уровне. Уже накануне своего 50-летия Бородулин решил ответить неопределенно:
— Вот когда пятьдесят исполнится, тогда и подумаю.
Однако после дня рождения, юбиляр снова нашелся, как отказаться:
— Как-то неловко в пятьдесят лет вступать — это же дискредитирует саму партию!
Корректура за подписью Бровки
Валентин Тарас, поэт, писатель и переводчик, вспоминал, что когда работал в газете «Звязда», однажды взялся править стихи Петруся Бровки, которые шли в очередной номер. Бровка отдал стихи непосредственно главному редактору, тот — ответственному секретарю «Звязды» Никифору Пашкевичу, который, незамедлительно заверстав их на полосу, сказал Тарасу:
— Вычитай корректуру, завези полосу Петру Устиновичу. Он отдыхает в Королищевичах.
Прочитав стихи один раз, второй и третий, Тарас взял авторучку и стал править, причем править решительно и смело. Пашкевичу правок не показал, будучи убежден, что теперь-то стихи «заиграли».
Приезжает в Королищевичи. Бровка, лишь начав читать, тихо и зловеще спрашивает:
— Что это такое? Кто это тут начеркал?
Тарас ответил:
— Почему «начеркал»? Это — правки… Я хотел… Видите…
— Я все вижу, не слепой! — от злости Бровка покраснел. — Поэтому и спрашиваю, кто это сделал? Вы?
— Я…
— А кто Вам позволил? Я спрашиваю, кто Вам позволил, молодой человек? Это что, Ваши стихи? Тут же написано вот, вверху — «Петрусь Бровка»!
— Я хотел, чтобы было лучше. Мне казалось…
— И слышать не хочу, что Вам казалось! Вы не имеете никакого права переделывать мои стихи! Даже если они плохие! Я и сам не инвалид.
— Но, Петр Устинович, — решился возразить Тарас, — посмотрите, так же лучше!
— Все Ваши правки я зачеркиваю! Потому что это писал не я, а Вы. Пусть будет хуже, но мое, понимаете? А лучше меня Вы уж сами пишите, хорошо?..
И, тщательно закрасив ручкой все каракули Тараса, написал внизу полосы: «Читал Петрусь Бровка».
Проведя гостя до двери, Петр Устинович обнял того за плечи, посмотрел в глаза и прошептал на ухо:
— Не рассказывайте ничего редактору, иначе Вам достанется на орехи. Я все-таки Петрусь Бровка. А лучше меня, повторяю, пишите сами!
…Последний раз Тарас увидел Бровку за месяц до смерти: Петр Устинович гулял с палочкой по аллее, слабенький, седенький, обессиленный старичок. Тарас сообщил, что переводит одно его стихотворение на русский язык.
— Только оставьте в своем переводе что-нибудь и от меня самого, — улыбнулся Бровка. — Иначе не подпишу корректуру.
