2 августа лидера Белорусского конгресса демократических профсоюзов Александра Ярошука допросили в Департаменте финансовых расследований Комитета госконтроля. Он сказал, что провел в департаменте часа полтора.
В интервью корреспонденту Свободы Ярошук сообщил, что он дал показания, подписал их, и на этом «пока поставлена точка».
— Они положили письма, которые касаются печально известного проекта с датским профсоюзом «3F», против которого я в свое время очень жестко выступал. Это проект, который несет угрозу раскола, сепаратизма и конфликтов, что и происходило. Раскололся профсоюз «РЭПОМ», ушел Бухвостов с людьми, поскольку проект осуществлялся в опасной манере.
Мне в департаменте сразу сказали, что ко мне никаких претензий нет. А те письма они, видимо, взяли с компьютеров, которые изъяли — я же не мог отказаться, что я их писал.
Из-за этого и была у нас внутренняя напряженность в организации. И я боялся, что рано или поздно мы придем к тому результату, который сегодня имеем. Ведь особенно после того, что произошло с Беляцким, нужно было делать какие-то выводы.
«Офисы профсоюзов являются неприкосновенными»
— Вообще, здесь две проблемы. Первая — что касается деятельности властей. Офисы профсоюзов являются неприкосновенными, они под охраной Конституции и конвенции МОТ, которую подписала Беларусь. И здесь власти нарушили и Конституцию, и законы, и конвенцию.
Вторая — наша внутренняя проблема, наша внутренняя кухня, о которой мы будем вести разговоры, и которая является предметом анализа и выводов правоохранительных органов. С учетом этих двух проблем мы будем реагировать на то, что происходит. Ведь для меня было очевидно, что угроза существует не только с точки зрения внутренней ситуации для организации, но и с точки зрения того, что нужно было более ответственно относиться к тому, что касается реализации таких проектов.
— В одном из интервью вы сказали про своих коллег, что они «наломали дров». Что это означает?
— Конечно, наломали. Это мягко говоря.
«Проект изначально был рискованный и опасный»
— А в чем суть того проекта?
— Я не могу об этом говорить, ибо это внутренняя кухня. Но они там не один мой письмо положили. Проект с самого начала был такой рискованный, опасный, что руководство МОТ уволило человека, который принес его в Беларусь. С ним расторгли контракт, выплатили огромные деньги за два года работы, которую он уже не вел. Это общеизвестно в международном профсоюзном движении, что происходила такая безответственность и провокационность. Я предлагал сделать этот проект нормальным, чтобы он не нес таких угроз. Но когда я увидел, что становлюсь заложником, я тоже для себя вывод сделал. Наша организация сильная, она переживет даже такие угрозы. Но ведь я тоже несу ответственность, ведь я руководитель организации, часть которой сегодня, к большому сожалению, оказалась в таком состоянии.
— Комитет госконтроля сегодня объяснил суть претензий к профсоюзных руководителей. Как вы их прокомментируете?
— Они мне говорили об этом в департаменте, о какие-то еще источники. Я сразу отрезал, что я ничего не знаю, где, какие счета (они говорили про Вильнюс). Я сказал, что абсолютно не вмешивался в это. Ведь наши организации самостоятельны в своей деятельности в соответствии с уставом. И когда мне было заявлено, мол, вы все хорошо знаете, я также резко отреагировал. Единственное, я подписал (письма же лежали передо мной) там одно предложение, что я считал проект опасным, ведь он нес риск конфликтов, раскола и сепаратизма в независимом профдвижения. Это проявилось, и не один раз. А куда они ездили, где они что имели, я не знаю. Произошло то, что произошло. Конечно, это очень досадно, и мы будем на это реагировать. Ведь нужно давать оценку и самому врыванию в офисы, конфискации и ареста имущества и людей.
— Вы говорите, что проект работал на сепаратизм и раскол. Как?
— Когда ближайший коллега Бухвостов не знает про этот проект, и они сидят в одной организации, ну что это, не угроза? Не риски? Это нормально? И в знак протеста он должен был со своими людьми уйти из организации! Я сейчас не хочу, чтобы под этот вой про «кровавый режим» закрывались глаза… Надо выводы делать. Когда случилось с Алесем Беляцким — что, не нужно было сделать выводов? Нужно было. Но не делались.
— А можно ли сравнивать эти «дела Федынича или Зимина» с делом Беляцкого?
— Я думаю, что там обвинения такого же рода, если исходить из информации КГК. Они в этом смысле, наверное, похожи. А про все остальное я не могу говорить.
