Когда я прочитал печальную новость и сказал жене — «Элеонора умерла», в ответ было — «Какой ужас», а я подумал, что это единственная в Беларуси женщина, к имени которой не обязательно было добавлять фамилию. «Элеонора» — и всем ясно.
Без Элеоноры Езерской Минск уже не будет прежним Минском. Во всяком случае для меня. В 70-х ее передача — чуть ли не единственное, что я смотрел на БТ. Она не была как-то особенно причастна к тому, что сегодня называется «Адраджэннем», но начало 90-х без нее представить невозможно. Если лет через 50 о том времени будут снимать кино — авторам придется ее вписать в число персонажей, иначе картина не будет правдивой.
Конечно, она была эпатажной. И иногда это шокировало.
Спускаешься по эскалатору на станции «Октябрьская» — час пик — и навстречу поднимается Элеонора, как всегда, ярко одетая, в какой-то гигантской оранжевой шляпе с перьями. Все смотрят на нее: звезда! И тут:
— Сережа! Как я рада Вас видеть! Я как раз вспоминала, что в 73 году мы с вашим папой смотрели «Соломенные псы» и потом прошли от Дома кино до Академии наук! Приходите ко мне завтра в семь, будет хорошая кампания! — И все начинают искать глазами, что там за Сережа такой, и если бы в эскалаторе образовалась дыра — прыгнул бы в нее, чтобы исчезнуть.
Не знаю, что собой представляют дипломатические приемы в Минске сегодня, но в начале 90-х, когда их только что стали практиковать, это были довольно церемониальные мероприятия (за исключением итальянских и французских), но Элеонора их украшала, была самой яркой гостьей (кажется, из тех, кого принято считать бомондом, она была единственной, кого туда приглашали).
Элеонора не приняла мою эмиграцию, и даже написала по этому поводу статью, моя жена статьей же ей и ответила, но это для меня давно уже не имеет значения.
Она останется в памяти яркой личностью, а в истории автором фразы «закат над болотом» — которой блестяще охарактеризовала и режим, и его флаг, и его аляповатую эстетику.
