В поисках себя она переквалифицировалась из экономиста в режиссера видеофильма. Поработав над воплощением чужих идей, она решила, что самое ценное — возможность отстаивать и реализовывать свои. А отправившись в самостоятельное творческое плавание, сняла и выпустила в прокат полнометражный художественный фильм, посвященный проблеме насилия в семье, — притом без копейки спонсорских денег!
В беседе с режиссером Ириной Брель мы выясняем, почему люди искусства соглашаются работать за идею, без зарплаты. Всегда ли спонсорская помощь идет на пользу творческому проекту? Почему белорусам удобно не замечать социальных проблем и как заставить их посмотреть правде в глаза. Можно ли решить проблему семейного насилия раз и навсегда и почему она так прочно укоренилась в нашем обществе? Интервью специального проекта «Будзьма беларусКамі!»
— Очень многие белоруски в семейной жизни страдают от различных форм насилия: физического, психологического, финансового — но терпят, молчат о своих проблемах, рожают по нескольку детей от мужа-тирана. Я знаю много таких примеров и часто, слушая истории таких женщин, ловлю себя на мысли, что не выдержала бы и половины того, что им пришлось пережить. А они, несмотря ни на что, все же сохраняют семью — ради детей, из-за общей жилплощади, надеясь, что все изменится к лучшему… Моя бабушка говорила: если есть проблема в супружеских отношениях, надо терпеть и прощать, потому что муж — на всю жизнь. Вот эта убежденность в необходимости терпеть и прощать заложена в наших женщинах как часть менталитета, а некоторые даже верят в поговорку «Бьет — значит, любит».
— Неужели белоруски до сих пор так думают?
— Да, особенно в сельской местности. Хотя, возможно, они просто так себя утешают, будучи не в состоянии уйти от мужа. Нужно помнить, что на селе без мужских рук практически невозможно содержать хозяйство. К тому же в деревне особые взаимоотношения между людьми: все у всех на глазах, там не принято «выносить сор из избы». В городе другая ситуация: теоретически женщина может обходиться и без мужчины. Но если она, например, уходит от мужа-тирана и остается одна с детьми, кто ей поможет их воспитать, обеспечить? Не у каждой есть рядом родные и друзья, готовые поддержать и реально помочь. Многие женщины боятся оказаться один на один с собственными проблемами, считая свою ситуацию безвыходной, потому-то и жертвуют психологическим комфортом и даже своей безопасностью.
— Не раз слышала от людей, обеспокоенных вопросами домашнего насилия, что большинство женщин не пытаются просить помощи, скрывая свои проблемы. Почему?
— Есть несколько причин: во-первых, люди у нас стыдятся собственных неудач — все же хотят выглядеть в глазах окружающих сильными, счастливыми, успешными. Во-вторых, обратившись за поддержкой, можно не найти должной защиты, а лишь вызвать еще большую агрессию со стороны мужа. К счастью, сегодня мы, женщины, стали чуть сильнее, мы подняли голову и говорим: так не должно быть, мы не хотим терпеть унижение. Но убежденность в том, что насилие в семье — ненормально, приходит не ко всем сразу, здесь есть острая проблема, о которой обязательно нужно говорить. Между тем, когда мой фильм вышел в прокат, многие скептически заявляли, что тема избита и в ней нет актуальности.
— Но вы все же обратились именно к ней.
— Да, потому что к проблеме надо привлекать внимание, нужно всем вместе разбираться, почему у нас ситуация с насилием в семье не улучшается со временем, а наоборот. Наши люди склонны не замечать многих социальных проблем. Не то чтобы они не хотели помочь тем, кто оказался в сложной ситуации, просто гораздо легче отгородиться от негативных явлений. Конечно, сегодня, когда в экономике у нас все плохо, каждый стремится как можно больше заработать для себя и своей семьи, люди все больше думают, как прокормить себя, они стали более озлобленными. «Моя хата с краю», — каждый в своем мирке, в своей «хатке», и у каждого свои обстоятельства, свои сложности. Зачем задумываться еще и о чужих? Что мне до того, что у соседки синяк под глазом? Пусть сами разбираются…
Я убедилась в правильности своих наблюдений, общаясь с представителями белорусской общественной организации, занимающейся проблемами женщин, пострадавших от насилия в семье. Они были бы рады любой помощи от граждан — денежной, волонтерской. Мы с ними совместно организовали показ моего фильма, и они меня очень благодарили за участие, за моральную поддержку, но отмечали, что в целом наши люди, к сожалению, не стремятся содействовать таким инициативам — приходится искать финансовую поддержку за рубежом.
— А как же наше государство? Разве она не заинтересовано в решении проблемы насилия в семье?
— Я знаю, что государственные социальные службы создают приюты и квартиры временного пребывания для пострадавших женщин, и сегодня таких шелтеров в Беларуси несколько десятков. Но многие ли знают о возможности воспользоваться такой формой помощи? Некоторое время назад у нас была большая информационная кампания по защите прав потребителя: людям повсюду, различными способами напоминали о том, что нужно требовать чек, приобретая товар. И люди услышали и усвоили. Я думаю, в борьбе против домашнего насилия необходим такой же принцип. Женщина должна знать, куда и как обратиться, когда она попала в подобную ситуацию, нужно, чтобы повсюду звучали адреса и телефоны, схемы действий. Но и этого недостаточно: нужен комплексный подход, изменения в законодательстве. Посмотрите, как обстоят дела в Западной Европе или Америке: там унижение чести и достоинства человека, не говоря уже о рукоприкладстве, имеют очень серьезные правовые последствия. А у нас — практически никаких.
— Какую защиту у нас получает женщина, обратившись в правоохранительные органы?
— Если муж буянит, его могут забрать на сутки-двое максимум. Если зафиксирован факт нанесения телесных повреждений — на чуть больший срок. Человека задержат, наложат административное взыскание (кто, кстати, будет это взыскание оплачивать?), но потом он все равно вернется домой и, с большой вероятностью, все начнется заново, если не станет еще хуже. Поэтому многие женщины отказываются заявлять в милицию о фактах насилия в семье либо забирают заявление, не доводя дело до суда.
— Давайте представим, что у вас появилась возможность предложить правительству план действий по решению проблемы насилия в семье. Каким бы он был?
— Во-первых, очень важно понимать, что эта проблема не существует сама по себе — она напрямую связана с пьянством и наркоманией. У нас огромное количество людей, которые пьют, в основном мужчины, причем напиваются они до полного умопомрачения и часто именно в состоянии опьянения совершают правонарушения, дебоширят, издеваются над близкими. А почему люди пьют? Зачастую от того, что не видят перспективы, не находят смысла в жизни. Если у человека есть интересы и увлечения, если у него все хорошо и благополучно, алкоголь не нужен. Значит, чтобы успешно бороться с пьянством, нужно повышать общий уровень культуры общества, развивать людей и поощрять их к саморазвитию, самообразованию.
— Что еще? Открыли бы приюты, фонды?
— Безусловно, нужны приюты или лагеря, куда женщина могла бы прийти и находиться там, будучи защищенной, не боясь, что ее могут найти и отомстить. Кроме того, жертвам домашнего насилия необходима квалифицированная юридическая помощь, когда дело касается защиты их прав или бракоразводного процесса. Очень важно также развивать службу психологической помощи — кабинеты специалистов, телефон доверия и проч. И, конечно же, организуя такие службы и учреждения, нужно постоянно информировать людей об их деятельности и задачах. Очень важно донести до пострадавших от насилия в семье, что они не одиноки, им подадут руку помощи и не оставят на произвол судьбы.
— Ирина, как вы пришли к мысли снять фильм о проблеме домашнего насилия? Вы сами сталкивались с такой ситуацией?
— Фильм не основан на моем личном опыте, но я с детства наблюдала печальные примеры среди соседей по двору. К тому же у многих моих родственников и знакомых были такие ситуации: не у одного или двух — у многих! Мы уже упоминали о том, что некоторые считают тему избитой, но реальные ситуации убеждают, что проблема домашнего насилия сохраняется годами, приобретая различные формы — от ругани и рукоприкладства до изощренного унижения достоинства и финансовых взаимоотношений. Если посчитать всех, кто страдает от той или иной формы насилия, боюсь, их количество будет исчисляться сотнями тысяч.
— Расскажите вкратце сюжет вашего фильма.
— Это история взаимоотношений семейной пары, которая живет в деревне. После нескольких лет брака они понимают, что устали друг от друга, у них много бытовых проблем, и от развода их удерживает только общий ребенок. А потом, как это часто бывает и в жизни, семья проходит проверку на прочность сложной ситуацией: в моем сюжете героиня становится жертвой изнасилования. Ей тяжело, она в надежде на поддержку и понимание рассказывает все мужу. Она пришла к близкому человеку, у нее больше никого нет. И что же близкий человек? Он поддался какой-то нелепой ревности, представил жену с другим мужчиной, обвинил ее в этом. Он выпустил свою злость — и не помог жене, а только усугубил ситуацию.
Проблема в том, что людям не хватает доброты, сочувствия друг к другу. Если бы герой моего фильма принял все как есть, поверил жене, сдержал свою злость, я уверена, у них бы было все хорошо. Конечно, нужно работать над собой, разбираться, чего ты хочешь от жизни, чего хочет человек, который рядом с тобой. Но если в людях, которые живут совместно, присутствует устойчивый негатив друг к другу, значит, им просто не по пути, им лучше расстаться, чтобы стать счастливее.
— Я знаю, что вы вложили в свой кинопроект лишь собственные 3 тысячи долларов. Сама по себе идея снять своими силами полнометражный фильм довольно амбициозная. Легко ли вам было решиться на такой шаг?
— Начиная работу над фильмом, я не задумывалась о сложностях: я была убеждена, что у меня все получится и я смогу найти людей, готовых помочь и осуществить идею. Мои ожидания оправдались! Но я же не пришла и не попросила людей поработать ради какой-то абстрактной цели. Сначала я писала сценарий, консультировалась с авторитетными и профессиональными людьми, и они не только помогли советом, но и укрепили мое желание снимать собственное кино, проявлять инициативу. Уже потом я задействовала свои связи и предложила людям, в которых была заинтересована, конкретную идею. Я сказала будущему исполнителю главной роли: «Ваня, посмотри, у меня есть материал, ты очень подходишь на главную роль, и если ты заинтересуешься, я буду очень рада». А что касается оплаты, мы договорились так: если удастся заработать на картине, поделим деньги на всех. И люди загорелись моей идеей, поддержали меня.
У нас в стране, таких проектов, как независимое кино, практически нет, а в странах ближнего зарубежья их полно, только разница в том, что наш проект создан за свои средства, а на Западе принято снимать кино с привлечением людей, которые через кинематограф хотят высказаться или поднять проблему, не жалея денег для ее реализации.
— Почему (в нашей стране особенно) так много людей соглашаются работать за идею — и безвозмездно?
— Я думаю, участвуя в чужих проектах, мы вынуждены подчиняться чужой воле и лишены истинной свободы творчества. Конечно, иногда ты можешь высказать свое мнение, тебя даже, возможно, выслушают, но сделают всегда по-своему, ссылаясь на мнение продюсера или план, разработанный другими людьми. В творчестве не должно быть так. Разумеется, снимая свой фильм, мы тоже работали по намеченному плану, но мы все обсуждали: если и были спорные ситуации, то снимали даже по два варианта одной сцены, а потом выбирали лучший. Мои коллеги по съемочной площадке давали мне много ценных подсказок — и я их учла. Когда кино снимается за спонсорские деньги, такое просто невозможно. В нашем случае деньги не решали ничего — а мы получили полную свободу.
Белорусы часто соглашаются работать за идею, как вы говорите, если знают, что там будет свобода их самореализации, будут интересные темы, которые их волнуют, не банальный способ говорить о них — такие возможности дорогого стоят в нашей стране, они все еще редкость. Мы практически не вложили в фильм денег, зато вложили в него душу. Может быть, там есть спорные моменты, неточности, но душевность, преданность идее, с которой мы работали, — как раз то, что «держит» зрителя.
— У вас получилась история с хэппи-эндом?
— Скорее нет, чем да.
— А если перенести метафору на ситуацию в обществе, возможен ли в нашей стране хэппи-энд, то есть окончательное решение проблемы насилия в семье?
— Честно говоря, я многое пережила в жизни, многое видела, и мне встречалось мало хэппи-эндов. Во всяком случае, я не могу поверить, что социальные проблемы можно решить раз и навсегда. Я знаю и то, что есть много людей, которым, к сожалению, уже ничего не поможет. Но я всегда стараюсь смотреть на жизнь сквозь розовые очки и видеть мир в хорошем, позитивном свете. Поэтому я убеждена, что мы можем сделать многое, можем спасти многие семьи и изменить ситуацию к лучшему.
В своих киноработах я не стараюсь приукрашивать действительность, но каждый мой фильм получается более ярким, более эмоциональным — в этом для меня заключается прогресс. Вот и на этот раз я не предложила супероптимистического финала, а просто показала все как есть: добро и зло всегда рядом, они уравновешивают друг друг, и то, на какой стороне будет преимущество, зависит от каждого из нас. Мой фильм подталкивает зрителя к пониманию того, что, если мы станем чуть внимательнее друг к другу, если проявим сочувствие к человеку и хоть чем-то ему поможем, все мы немножко изменимся — станем лучше и ближе.
