19 февраля министр иностранных дел Владимир Макей публично читал стихотворение «Бацькаўшчына» Янки Купалы. Две недели спустя его заместительница Елена Купчина открывала художественную выставку на идеальном белорусском языке. Оба из них разделяют внутреннюю убежденность в том, что белорусский язык должен играть большую роль в общественной жизни.
Министерство иностранных дел уже давно является авангардом прогрессивной белорусской бюрократии. Однако, несмотря на эти и другие примеры изменения отношения к национальному языку, большинство дипломатов до сих пор использует его очень редко — больше из равнодушия и отсутствия надлежащего руководства, а не из-за каких-либо политических ограничений.
Белорусский язык как краеугольный камень независимости страны
Идеологическая направленность Москвы по поводу ее действий в Украине должна была напомнить белорусской правящей элите об уязвимости положения, когда национальная идентичность слаба. Россия наглядно демонстрирует, что готова предъявить права на те земли, где русский остается доминирующим языком.
Власти, наконец, услышали предупредительный выстрел. Александр Лукашенко говорил по-белорусски на праздновании Дня независимости в июле. Это стало сигналом для номенклатуры, что они не должны считать использование национального языка уделом оппозиции. Позже Лукашенко и другие высокопоставленные чиновники выступили за усиление роли белорусского языка и культуры.
Многие ожидали, что министерство иностранных дел, в качестве одного из показательных учреждений страны, будет играть ведущую роль в этом процессе. Это государственное учреждение имеет то преимущество, что многие его сотрудники – хорошо образованные и свободомыслящие люди.
Однако результаты пока неоднозначны. Некоторые изменения действительно имеют место, но русский язык по-прежнему сильно доминирует в работе Министерства.
Белорусский язык: личный выбор, институциональные безразличие
В середине 1990-х годов перспективы развития белорусского языка в Министерстве иностранных дел казались более радужными. Петр Кравченко, тогдашний министр иностранных дел, проводил встречи по-белорусски. Многие дипломаты изучали язык под руководством преподавателя, труд которого оплачивало Министерство.
Все изменилось с приходом Лукашенко.
Министерство никогда открыто не запрещало и не наказывало дипломатов за использование белорусского языка в работе, однако поощрять и продвигать его использование также не спешило.
В самом деле, любые подвижки в деле использования белорусского языка в МИДе редко происходили благодаря институциональным решениям. Это в основном зависело от личного выбора или предпочтений сотрудников, что иллюстрирует следующая история.
В Министерстве иностранных дел всегда было два телефонных справочника, один для штаб-квартиры в Минске и другой для зарубежных представительств. В 1995 году помощник министра, энтузиаст белорусского языка, перевел на белорусский оба справочника. Министерство иностранных дел пользовалось ими до 1998 года – до объединения с Министерством внешних экономических связей.
Затем другой чиновник, отвечавший за создание единого справочника, перевел части МИДа обратно на русский. С тех пор справочник центрального аппарата всегда был по-русски. Так как слияние никак не повлияло на сеть иностранных представительств, их телефонный справочник сих пор существует и обновляется по-белорусски.
Информации о том, что сотрудникам министерства запрещают говорить или писать по-белорусски, никогда не появлялось. Автор этой статьи во время службы в министерстве с 1993 по 2006 гг. вел большую часть переписки по-белорусски — как внутренней, так и адресованной другим государственным органам.
В ее числе было и несколько документов для Лукашенко по вопросам взаимодействия Беларуси и США. Урал Латыпов, тогдашний министр иностранных дел (родился в России), подписал их без каких-либо вопросов по поводу выбора языка. Предпочтение автором белорусского языка никогда не влияло на его карьеру.
Две волны белорусизации?
В 2010 году в МИДе был принят ряд мер, направленных на поощрение использования белорусского языка в его внутренней работе и внешних коммуникациях. (По иронии судьбы, внутренний план белорусизации был написан по-русски).
Министерству не удалось реализовать многие из этих мер, к примеру, положения о продвижении белорусского языка в деятельности Национального центра маркетинга и конъюнктуры цен, который подчиняется МИД. План тихо «умер» в декабре 2010 года, вместе с потеплением в отношениях с Западом.
План 2010 включал, среди прочего, положение о белорусскоязычных версиях сайтов Министерства и его иностранных представительств. Сайт Министерства иностранных дел получил белорусскую версию лишь в июле 2014 года, на 23-м году независимости страны. Теперь пресс-служба МИД пишет новости на трех языках: белорусском, русском и английском.
Ранее на русскоязычной версии сайта изредка появлялись новости, написанные по-белорусски. Их источником был узкий круг посольств — в Бонне, Будапеште, Париже и Варшаве, а также постоянная миссия при ООН в Нью-Йорке.
Все сайты иностранных представительств Беларуси, кроме посольства в Москве, созданы на основе одного шаблона, позволяющего выбирать между несколькими языками. Тем не менее, только четыре посольства из более чем пятидесяти — во Франции, Германии, Венгрии и Польше — имеют белорусскоязычные версии сайта.
Около двух десятков посольств Беларуси теперь имеют аккаунты в Twitter. Только посольство во Франции и пресс-служба МИД изредка публикуют твиты по-белорусски.
Пресс-секретарь МИД Дмитрий Мирончик заверил Belarus Digest, что министерство «по-прежнему поддерживает более широкое использование белорусского языка в своей повседневной деятельности и коммуникациях с внешним миром». Тем не менее, он подчеркнул, что министерство утвердило принцип «разумной достаточности и максимальной эффективности» при выборе языка для своих сообщений.
В июле 2014 года белорусскоязычная газета «Звязда» начала серию интервью с белорусскими послами и другими высокопоставленными дипломатами. Тот факт, что это произошло одновременно с появлением белорусской версии сайта, по идее, должно свидетельствовать о новой грядущей волне белорусизации.
Тем не менее, похоже, что министерство не особо усердствует в этом процессе. На самом деле, некоторые шаги даже не требуют особых финансовых затрат или сверхусилий, однако могут быть весьма символичными – например, использование белорусскоязычных табличек во время официальных встреч.
Хотя некоторые изменения в языковой политике МИДа и обнадеживают, они все же происходят слишком медленно. Чтобы новая волна белорусизации состоялась, высшие должностные лица Министерства должны показать больше решимости, а рядовым дипломатам следует проявлять больше интереса и личного участия, чего пока что практически не наблюдается.
