15 июля скончался белорусский реставратор Сергей Друщиц.
Фактически — человек-эпоха. Друщиц руководил едва ли не всеми важнейшими национальными реставрационными проектами. С ним спорили. Реставрация вообще весьма конфликтогенная сфера. Но фактически, это он был одним из создателей самой среды белорусских реставраторов.
Я встретился с ним в конце прошлого сентября, чтобы взять интервью для изучения социального потенциала программы «Замки Беларуси». Человек с неимоверной энергетикой. Как оказалось, это было чуть ли не последнее его интервью. Предлагаю фрагменты беседы.
Реставраторы и власть
Для меня личная задача по жизни — вести реставрацию в реальных условиях.
Я пришел сюда, когда закончил университет, меня распределили в «Белгоспроект». Посадили сначала на проектирование крупнопанельных домов. Балкончики рисовал и достаточно скоро оттуда ушел. Даже трудовую книжку не забрал. А потом так получилось, что была создана реставрационная организация. Сначала это был просто кружок любителей, но мы стали на ноги. Имели контакты со всеми соседями — не только по СССР…
Складывалось по-разному. Худшие годы — так называемых перемен, девяностые, когда часть моих бывших сотрудников (я довольно рано стал руководителем) пришла к власти. И они уничтожили то, что я тридцать лет создавал. Лихо, громко, оставив руины. Пришлось с нуля начинать заново…
Когда-то меня чуть ли не выгнали с работы за домик Ваньковича. Мы разработали документацию, и уже фундамент был. В это время талантливый архитектор Левин в «Минскпроекте» спроектировал реконструкцию части города с променадной лестницей к Свислочи, от «саркофага» (это Дворец Республики) и до самой реки. Дом Ваньковичей им, естественно, мешал [ранее эту затею приписывали архитектору Григорьеву, а не Левину. — Ред.]. Секретарем тогда был Машеров. Я, как руководитель «Белреставрации», имел возможность с ним встретиться. Он вообще был человеком доступным. Мы попытались его убеждать, а он перепоручил проблему специалистам. Меня вызвали на Бюро ЦК и предъявили претензию, мол, я неправильно веду реставрацию дома Ваньковичей. Я же по молодости уперся, начал доказывать. Сначала хотели дать просто выговор. Закончилось строгим выговором с занесением в учетную карточку. Потом через год его сняли. Не знаю, в этом ли причина, но у меня потом был инфаркт. А что вы хотите? Мой дядя — один из основателей Инбелкульта — Василий Данилович расстрелян, скорее всего, в Куропатах. Поэтому такое трепетное отношение было даже к выговорам…
Реставрация — это хозяйственная отрасль
Реставрация — это искусство или наука? Смотрите, реставрация с латыни — это восстановление, пополнение. Я бы сказал, что это философия мышления, в полном смысле слова. Со мной где-то две с половиной тысячи человек работали по Беларуси, и когда я видел безразличное отношение — сразу увольнял людей. Хотя и обижались. Но я уверен, что они не пригодны для нашей работы. Даже простой каменщик — если у него нет личного отношения к руинам, он не увидит нюансов.
В Несвиже видно было сразу, какой объем работы там ждет. Первое, что мы сделали — льготный набор в вузы и училища несвижских школьников. В Институт культуры, в БНТУ. Это середина 90-х, чтобы они вернулись и продолжили работу. Многие и сейчас работают в Несвиже, хотя не все.
У нас люди в Рим ездят на повышение квалификации, не потому что там какие-то сверхзания получают, но для них это образ жизни. На работах в Несвиже некоторые мастера могли по три-четыре тысячи евро зарабатывать. Хотя это не стабильный заработок. Приобрели машины, кто-то даже жилье в Минске, и — это счастье. Но для нашей профессии это вообще-то несвойственно…
Что главное в реставрации?
В реставрации три главных слова — сохранить все настоящее. Сохранить аутентику — это методика. И дальше уже вопрос технологии, возможностей. Если нет возможностей, лучше отложить решение вопроса, оставить его потомкам. Но в этом очень непросто убедить тех, кто наделен властью. Когда уже начали работы в Несвиже, на меня стали давить. С трудом удалось добиться, чтобы на втором этаже арсенала не делали реконструкцию, хотя мы даже и знали, что там было. Сделали выставочный зал — нормальный прием…
В Новогрудке мы забили более 100 свай, чтобы сделать площадку, укрепить грунт, потому что под замком источники. Ведь башня более 100 лет была в аварийном состоянии и при любой непогоде могла обрушиться. Ну нам нужны же красивые руины! А то, что там под ними площадка из монолита уже сейчас, очень сложная конструкция, с металлическими поясами — на это вряд ли кто-то обратит внимание…
В Новогрудке функцию объекта определял я, но не просто потому что захотелось. Я посмотрел аналоги таких замков: Медники, Дубинки, Черск, еще ряд. Что консервация нужна — нет вопросов! Должны быть крепкие руины, это тоже понятно, ведь образ замка был воспет еще Мицкевичем. Но одновременно, если только руины оставим — жизни там не будет. А будут местные хулиганить — мы уже сейчас постоянно изо рва достаем камни, сложили их у башни. Хозяин должен быть. Поэтому башню Щитовка, в отличие от других, я предложил восстановить в пределах имеющихся о ней сведений, причем даже не по рисункам, а исключительно по фотографиям, которых у нас огромное количество. Частично восстановим, с устройством музейной экспозиции филиала краеведческого музея. Не моя идея, а так в принципе делают. Директор музея меня же в первую очередь и поддержала.
