«Мне ад Турмы ў турме нідзе
Няма ні сховы, ні збавення…»
Уладзімір Някляеў, паэма «Турма».
Держу небольшую книжку — «Лісты да Волі» [«Письма к Свободе»]. С фотоснимка на обложке смотрят красивые женщина и мужчина с великолепной, почти неуловимой улыбкой на устах и в глазах. Даже не зная, кто они, сразу ощущаешь неразрывную связь Любви — между ними; между ними и золотой осенью, которая создает фон снимка, а на самом деле — жизни; между ними, золотой осенью и вознесенными в небо башнями готического храма…
Открываю книгу… «…сябру па жыцці і сведку на судзе (пакуль не на Боскім)… Ул. Някляеў, 24.03.2016, суд» [«… другу по жизни и свидетелю на суде (пока не на Божьем)… Вл. Некляев, 24.03.2016, суд»
Мы ожидаем приговор.
Вот-вот в зал суда, медленно взмахивая черными крыльями судейской мантии, влетит черная птица, оставив за дверью стаю хищников, обученных лишь клевать. И я снова, как две недели назад, почувствую себя между приговором Тюрьме и приговором Поэту…
На самом деле, разумеется, все гораздо проще. И птица — не птица, а судья Виктория Шабуня. И стая — нет ста, а капитан милиции Александр Кухто и два омоновца, Олег Борознов и Андрей Компаниец, якобы свидетели. И Поэт — не поэт, а гражданин Некляев Владимир Прокофьевич, 1946 года рождения… И Тюрьма — не тюрьма, а Республика Беларусь, от имени которой происходит суд — по протоколу, который на «правонарушителя» Некляева заочно составил упомянутый капитан: «…28.02.2016 года около 15.30 по адресу г. Минск пл. Октябрьская 1 принял активное участие в несанкционированном пикете без разрешения Мингорисполкома, что выразилось в совместном массовом присутствии граждан по указанному адресу, выкрикивании лозунгов, чем нарушался установленный порядок…»
Мы ожидаем приговор.
А я вспоминаю, как две недели назад в суде Центрального района Минска судья Виктория Шабуня уже присуждала гр-ну Некляеву В.П. штраф в 10 миллионов рублей — за участие в митинге предпринимателей 15 февраля. И перед тем — может, раз шесть…
Сколько ни случалось в жизни присутствовать на судебных процессах по самым разным делам, никогда не видел, чтобы судья так доброжелательно относился к подсудимому. И вообще, так подробно, с теплой, даже несколько виноватой, улыбкой разъясняла свою тяжкую долю — едва шевелиться в прокрустовом ложе закона. Мол, поймите… войдите в мое положение… иначе не могу…
Я смотрел на нее и воочию видел человека, окончательно сломленного Великой Ложью, воплощенной в данном случае в так называемом Законе «О массовых мероприятиях…» Ведь не нужно быть юристом, чтобы понять, что этот лицемерный закон отнял у народа права, закрепленные Конституцией и международными обязательствами государства, и отдал чиновничеству право их отбирать.
Не надо быть юристом, чтобы понять, что и Конституция, и международные обязательства априори выше каких бы то ни было противоречащих им законов, указов, декретов и т.д.
Не надо быть юристом, чтобы понять: упомянутая законом власть нарушила Конституцию. Кто-то спросит: а где Конституционный суд? А нигде…
Мы слушаем приговор, я смотрю на судью, которая уткнулась в бумагу, на Некляева и не каким-то шестым, а всеми пятью чувствами чувствую, как он превращается из правонарушителя в Поэта, который выносит приговор Тюрьме, а власть, организовавшая лживый судебный конвейер, — в настоящего правонарушителя.
Есть ли у Поэта право выносить приговор Тюрьме? Есть. Не только право, но и обязанность.
Я дружу с Некляевым более полувека и часто спрашивал себя: зачем это ему? Зачем лезть под омоновские дубинки, рисковать здоровьем и даже жизнью? Зачем вызывать в свой адрес сплетни, позорные слухи и оскорбления, получать публичные пощечины, даже, казалось бы, от единомышленников? Зачем, в конце концов, позволять власти раз за разом влезать в свой карман, по сути, грабить?
Зачем Поэту политика?
И только здесь, в суде, отыскал ответ: без гражданской ответственности за Правду невозможно остаться Поэтом.
Чтобы защитить Поэзию, которая равна Правде.
Чтобы противостоять Великой Лжи.
Лжи, которая ломает не только судей и якобы свидетелей, и, по сути, все общество, от подростков до немощных пенсионеров, превращая его в беспомощно больного приспособленца.
Лжи, которая подмазывает скрипучий судебный конвейер, под который безостановочно попадают оппозиционные политики и независимые журналисты.
Иногда конвейер начинает подергиваться, как в недавнем случае с Владимиром Мацкевичем, которого во время митинга, за участие в котором его судили, вообще не было в Минске.
Задергался он и с Некляевым.
…И вот снова мы ожидаем приговор.
Судья уже знает, что около 15:30 28.02.2016 года шестеро человек, шестеро друзей поднимали бокалы на помин всех, с кем в 1960-70-х годах прошлого века работали в «Знамёнке» — самой популярной в те времена газете «Знамя юности» — и кто отошел в лучший мир…
На Октябрьской площади бурлил митинг, но Некляев был с нами, потому что дружба для Поэта не меньше свята, чем Политика. Может, даже и больше. Иначе какая может быть Политика без человеческого единства с прошлым, без понимания умом и чувства сердцем, что есть в прошлом Зло, а что — добро и почему сегодняшнее Зло так жаждет будущего?
Стая хищников, между тем, клевала и долбила — был… участвовал… выкрикивал… нарушал…
И вот приговор: «…вернуть дело в милицию для исправления недостатков».
Все равно что вернуть в историю для «исправления недостатков» власть большевиков…
Но можно ли исправить «от недостатков» Ложь?
Можно. Если власть почувствует недостаток Лжи.
«Если хотите, — объясняет судья Некляеву, — вы можете обратиться в Следственный комитет, чтобы он возбудил уголовное дело по лжесвидетельствованию…» — «А почему вы не остановили ее? Она же очевидна, ложь так называемых свидетелей. Вы же слушали моих свидетелей, видели, как краснел омоновец Борознов, когда лгал…»
И снова судья Шабуня что-то говорит о законе, который не позволяет ей прекратить дело.
Я поинтересовался у юристов, посмотрел этот закон — Процессуально-исполнительный кодекс Республики Беларусь об адимнистрацыйных правонарушениях, статья 11.10: «…суд… выносит одно из следующих постановлений: … 3) о прекращении дела об административном правонарушении…» Юристы объяснили: если бы судья прекратила дело, уголовное преследование лжесвидетелей было бы неизбежно…
Так и живут они, спасая друг друга, скованные одной цепью.
Цепью Великой Лжи.
…Открываю небольшую книжку «Лісты да Волі», снова читаю: «…сведку на судзе…» И ощущаю, как незримо присутствует на том суде еще один свидетель — неумолимое Время.
Время, чье свидетельство на Суде Истории неминуемо.
