Бывший доброволец украинского батальона «Азов», участник тактической группы «Беларусь», боец с позывным «Зубр» побывал в студии радио «Свабода» и среди прочего рассказал, что 10 апреля тактическая группа «Беларусь» выезжает в зону военных действий в район Авдеевки.
— Сейчас вы находитесь в Праге вместе с двумя братьями по оружию, и только вы согласились на запись в телестудии. Ваши друзья опасаются уголовного преследования со стороны белорусских властей. А вы не боитесь?
— Я не боюсь. Я скрывал свое лицо на протяжении нескольких первых месяцев. Потом понял, что это не имеет смысла, и что я больше сделаю, не скрывая свое лицо, комментируя происходящее.
— Вы выбрали позывной «Зубр». Почему?
— Меня и раньше так называли. Я был в оппозиционной организации «Зубр», еще когда учился в школе. Так многие меня называют.
— Вам 25 лет. Каким был ваш путь на войну в Украине, на войну за Украину?
— Как ни парадоксально, но когда начинался Майдан, я находился в Подмосковье на заработках. Я следил за всем, что там происходило. Я приезжал несколько раз на Майдан, но тогда были моменты перемирия, не было активной фазы. Когда я увидел, что сотни человек погибли, я был шоке, что такое может происходить не в России или Китае, но в европейской Украине, где только что прошел чемпионат мира по футболу… Потом война разгорелась. Я не думал, что в современной Европе может быть война, как в Приднестровье 20 лет назад. Казалось, что Россия стала более цивилизованной страной, но мы увидели, что это не так. Воевали мои друзья-белорусы, которые еще на Майдане были, часть из них была в батальоне «Азов», участвовали в боевых действиях. А я сначала был на заработках в России, ведь у меня — семья, маленький ребенок, там тогда были зарплаты нормальные…
— Семья осталась в Беларуси?
— Да.
— Можете встречаться с ней?
— Могу, но сейчас экономически это очень сложно. В Украине деньги никто не получает за то, что участвует в конфликте.
— Вы же доброволец, ваш батальон фактически финансируется за счет пожертвований обычных людей.
— «Азов» имел финансирование, поскольку входил в Национальную гвардию Украины. Он прошел тернистый путь, потому что никто в начале ничего не получал. Никто не думал, что какие-то деньги будут платить. Потом батальон был в составе МВД. Порошенко давал какие-то премии, потом вошел в Нацгвардию, и какой-то заработок появился. Никого не интересовали деньги. Понятно, какие зарплаты в Украине, эти деньги не позволят приехать и оплатить дорогу в Беларусь, или съездить в Европу. Все держится скорее на пожертвованиях людей.
— Накануне разговора мы затрагивали тему наемничества, наемников, и вы положительно говорили о наемничестве…
— Когда я учился в БГУ на историческом факультете, я осознал, что в Европе, в ВКЛ, в Речи Посполитой использовали наемников. У французского Иностранного легиона наемники, туда приходят люди любых национальностей. Все белорусы, которые воюют во французском легионе, также подпадают под новый белорусский закон. Их должны сажать, хотя они официально воюют. Многие участвовали в военных конфликтах в 30, 40, 50 странах. Их пока не трогают. Это профессия, это зарплата. Зачем стране рисковать своими гражданами, насильно куда-то направлять, если есть добровольцы. Идейно или за деньги, это особой роли не играет, они хотят участвовать, это — их жизнь.
— Беларуси воюют как на стороне Украины, так и на стороне так называемых ДНР, ЛНР? Что толкает белорусов на это?
— Мне больше известны те, кто едет воевать за Украину из идейных соображений.
— Как вы?
— Конечно. Я исторически понимаю, что Россия — это агрессор. Мы были как щитом Европы от Азии, мы защищали Европу от Орды, потом от Московии, потом Россией они назвались. Как ни назови, суть у них одна и та же. Многие это все осознают. Говорят, Европа — это место, где геи… А как приезжаешь в Европу — там чисто, законы работают. Люди, которые ездили в Европу, подсознательно поедут защищать Украину от России.
— Даже так… А что толкает белорусов на сторону сепаратистов? Были ли вы знакомы с белорусами, которые воевали на стороне так называемых ЛНР, ДНР?
— Есть давние знакомые через третьих людей. Мне рассказывали, что они ездили и участвовали. Я в принципе их знал. Существуют разные цифры. В сети я встречал, что их 700—800 человек Это, как правило, люди, прошедшие службу в вооруженных силах Беларуси, в Марьиной Горке, спецназе, в элитных спецвойсках. Им промывают головы замполиты, как в советское время.
— А в украинской армии есть замполиты?
— Есть идейные люди, которые рассказывают об истории. Хотелось, чтобы их было больше. Есть идеологи, но они больше на митингах говорят, а не на фронте. Там людям хотя бы объяснить, как держать оружие, как остаться в живых. Людям, которые на фронте, не нужны замполиты. Для них достаточно, что волонтеры приезжают. Дети в детских садах рисуют и по почте рисунки на фронт присылают. Они поднимают боевой дух. В основном воюют добровольцы. В начале войны были случаи, когда некоторые военные не хотели воевать: рядовые говорили, что не пойдут воевать, и не шли. Поэтому появились добровольцы. И то, что Харьков не потеряли, и что весь левый берег не забрали — это заслуга добровольцев.
— Каким был ваш самый драматический период, день на войне?
— Я в военных действиях не участвовал. А для белорусов самый драматический период был, когда погиб «Тарас» (Алесь Черкашин) в августе. У Старогнатовки было наступление, вооруженные силы Украины как-то там не договорились и отошли, а люди остались посреди поля без прикрытия артиллерии. Там Тарас был смертельно ранен. Где-то, наверное, другие белорусы погибали, но это не получило огласки, потому что многие приехали через знакомых после Майдана. Волонтерских отрядов, батальонов сотни в Украине, численностью и по 20—30 человек. Сложно собрать всю информацию, что и как происходило. Тарас был в тактической группе «Беларусь», и трагедия, что он отдал свою жизнь, хотя своим родным он рассказывал, что занимался миссионерской деятельностью, но сам воевал.
— Вы присоединились к «Азову», когда активных военных действий уже не было. Чем вы занимались в «Азове»?
— Я пришел в «Азов», не зная, что такое война. В белорусской армии бегают, уборные драят и строем ходят. Это абсолютно не война. Все, что в боевиках показывают, это тоже не война. Здесь все иначе чувствуешь. Это кажется, что бегаешь с автоматом, а попробуй в полной амуниции пройти два километра, и тебе больше ничего не захочется. Адреналин, бой, выстрелы, закладывает уши, взрывы, контузии, холод, голод… В кино этого нет. У нас в «Азове» было много людей, которые служили во французском легионе более 10 лет. Они работали инструкторами и нас тренировали. Пытались тренировать в максимально приближенных к боевым условиях.
— Как вы стали инструктором?
— Мои друзья, которые воевали в «Азове» с начала конфликта, когда прошла активная фаза войны, начали создавать тренировочную базу, скорее, отборочный лагерь. Не знаю, какими правдами или неправдами мы получили часть заброшенного завода и у нас появилась площадка, где можно заниматься. Я занимался спортом, приехал в хорошей физической форме, и сам все испытания успешно прошел. На меня посмотрели, сказали, что я мотивирован, и предложили оставаться с ними. Я остался, был стажером. У нас было много иностранных инструкторов.
— Из каких стран?
— Нас тренировали французы, шведы, многие. Они были разного профиля и по-разному учили, поскольку они были в разных войсках, в разных конфликтах участвовали. В отборочном лагере постоянно появлялись добровольцы, и мы их тренировали. Я неплохо подтянул тактическую медицину и мог ее преподавать.
— А что бы вы посоветовали из своего украинского опыта ввести в белорусской армии?
— Мои друзья приезжали из белорусской армии. Им показываешь турникеты (средства для перетягивания конечности и остановки тока крови) и как остановить кровотечение… Более половины или 80% людей на войне умирает от потери крови. И первое, что нужно знать, — как остановить кровотечение. Во всех современных армиях это давно уже понимают. А приезжали парни из белорусской армии — жгут Эсмарха даже в руках не держали за всю службу, хотя это — первое, что спасет жизнь солдата. Он хоть и устарел, но все равно работает. Они этого не делали. Не знаю, чем вообще занимались, похоже, что снег убирали и квадратными сугробы делали… Я очень быстро учился. Я понимал, что война идет, и я могу в любой момент туда попасть, если начнется операция. Нам же не говорят заранее. На брифинге в день операции могут сказать, куда ты едешь. Информацию надо держать в секрете. Я был все время в напряженном состоянии, было все интересно.
— Нет ли у вас разочарования теперь?
— Сложности были бюрократическая. Европа, весь мир помогал Украине, но бюрократические вопросы препятствовали поставкам оружия, реализации различных договоренностей. Это все мешало особенно иностранцам-добровольцам. После травм даже на лечение выехать сложно. Их не могут отправить на лечение в Европу или в Израиль, поскольку они не имели статуса в Украине и не могут получать помощь.
— Вы подавали ходатайство на получение украинского гражданства?
— Не более 10 процентов белорусов, которые воюют в Украине, хотели бы получить украинское гражданство, потому что нельзя иметь два паспорта в Украине. Они не хотят отказываться к белорусского паспорта, все они — патриоты. Все гордятся тем, что они из Беларуси, хотя там и Лукашенко.
— Так вы воевали в Украине и за Беларусь?
— Конечно.
— Возможен ли в Беларуси военный конфликт, как на востоке Украины? В Украине открыто говорят, что это фактически война Украины и России, что россияне и украинцы никогда уже не будут братьями. А пошли бы белорусы воевать в подобной ситуации, когда независимость, суверенитет пришлось бы защищать с оружием в руках от восточного соседа?
— Найдутся люди, которые будут воевать, защищать свою страну, независимо от силовиков. Люди добровольцами пойдут. Я не знаю, сколько их будет, но обязательно пойдут. И армия будет пытаться воевать, но пример украинской показывает, что хотя она и была лучше подготовлена, чем белорусская (там были какие-то реформы), но она оказалась совершенно не готова к этому конфликту. Я думаю, что белорусские военные вовсе не смогут воевать, они даже не понимают, где и как это будет происходить. Если такой конфликт произойдет, все будет держаться на добровольцах в первое время, я думаю.
— И вы вернетесь в Беларусь?
— Конечно, если будет серьезная угроза суверенитету и территориальной целостности, я однозначно поеду в Беларусь и не буду бояться уголовного преследования.
— Депутаты Палаты представителей сразу в двух чтениях приняли поправки к некоторым законам Беларуси, касающиеся уголовной ответственности. И сейчас белорусов, воюющих за рубежом, могут судить независимо от того, за деньги они воюют или за идеи. По данным МВД Беларуси, в следственные органы передано уже 28 дел, касающихся примерно 130 белорусов, которые принимают участие в украинском конфликте. Что это значит лично для вас?
— Я вхожу в эти 130 или 140 человек. В отношении меня также заведено уголовное дело. У меня был обыск дома. Они пытались спровоцировать мать, чтобы она что-то рассказала, но я ей ничего не рассказываю, а она и не расспрашивает. Мы в соцсетях общаемся, а это довольно опасный тип контактов. Забрали ноутбук у родителей… У Эдуарда Лобова проводили обыск. Эдуард сейчас находится в Песках около Донецка, защищает Украину.
— Что вам известно о боевиках так называемых ДНР и ЛНР, которые, по сообщениям СМИ, могут находиться в Беларуси на лечении или в отпуске? Почему их не трогают в отличие от тех, кто воюет за Украину?
— Насколько я знаю, люди, которые вернулись, попали под колпак. Их допросили, и они под подпиской тихо сидят. Они это не афишируют, думают, что все спокойно утрясется. Думаю, что ими занимаются. Но есть такой момент. Основная информация, которая у властей есть — это пересечение границы — с какого по какое число они были в Украине. И именно пересечение границы является основным доказательством того, что люди воюют за Украину. А те, кто воюет на стороне сепаратистов… Прежде всего, это силовики, они проходили службу, с ними работали замполиты, они привыкли к тому, что нельзя ни о чем говорить. И они не выбрасывают ничего в соцсети, они ничего не афишируют. Пересечение границы у них не регистрируется, они могут сказать, например, что в Питере бетон заливали. Я знаю о случае, когда туда поехали 4 белоруса. Их подготовили буквально за 2 месяца, они перешли границу, попали в засаду. Один из них рассказывал, что очнулся весь в крови и пошел назад, дошел до Ростова и вернулся в Беларусь. Их же как пушечное мясо бросают. Те трое исчезли, и я думаю, что никто никогда не узнает, куда они поделись. Этот, что остался в живых, будет молчать. Многие свидетели тех событий не возвращаются…
— Вашей дочке сейчас 3 года. Когда она будет взрослая и спросит через несколько лет, что вы делали в Украине, что вы ей скажете?
— Она пойдет в школу, и я надеюсь, что тогда в белорусских учебниках по-белорусски будет написана правда об этом конфликте…
