Выступает Логвинец по телеку. И Карбалевич там же. Можейко, Шрайбман. А напротив, например, Дзермант или Петровский. А между ними — Гигин. А в «Клубе редакторов» Дынько или Чалый. А напротив — лучшие люди города. Зачем им Дыньки, Логвинцы, Карбалевичи, Шрайбманы, Мажейки?
Ну а что делать, если ты хочешь сделать не одну передачу, а много-много-много передач. Выходить раз в неделю в галстуке и самому себе казаться респектабельным? Скажем, позовешь ты один раз Дзерманта. Второй раз — Дзерманта и Улаховича. И даже Петровского уже не пригласишь, потому что зачем два Дзерманта рядом с Улаховичем?
Ну и вот. Будут сидеть Улахович с Дзермантом и спорить: Русь соборная или соборная Русь? Лукашенко светит нам и греет с температурой в 6 тысяч кельвинов, как солнечная поверхность, или миллион с хвостиком — как солнечное ядро.
И ты их ни перебить не можешь, ни вклиниться, ведь доказывать, что миллион с хвостиком — нереспектабельно, если у тебя уже двадцатая передача.
А потом ты смотришь, что даже Соловьеву нужны всякие там Веллеры и Быковы, которых можно ненавидеть вместе с Жириновским и Дугиным. А еще после замечаешь, что даже Лукашенко нужна Меркель, потому что и он хочет побыть респектабельным, раз молодость ушла и теперь: респектабельность или смерть, а скорее даже одно за другим по очереди.
Поэтому ты рано или поздно пригласишь Гайдукевича. И будут у тебя Гайдукевич, Дзермант и Улахович. Но Гайдукевич со всеми согласен, вот в чем беда. Он многословно, громко и бескомпромиссно со всеми согласен. И ты делаешь еще один маленький шаг. А маленький шаг для Гигина, как сказал бы Армстронг, — это огромный скачок для всего человечества. И вот у тебя появляются Карбалевич и Логвинец. И оказывается, что если кто-то называет Лукашенко черной дырой, то другой может его назвать белой, а кто-то снова сказать, что Лукашенко — солнышко на 6 тыщ кельвинов, а Гигин может быть респектабельным.
Ведь респектабельный человек должен себя и вести респектабельно, то есть прежде всего признавать за оппонентом право на собственное мнение. Это очень-очень респектабельно. А еще напоминать, что нужно уважать друг друга, «господа». Это также респектабельно. И постепенно все эти проклятые Карбалевичы и Логвинцы, вместе с их «Погоней», становятся необходимой частью твоей респектабельности. Без них — никуда.
Думаю, наше большое счастье в том, что при отсутствии идеологии как мировоззренческого шаблона, то, что ее заменяет — это языковое течение ситуационно согласных. А ситуационно согласные при отсутствии идеологии сами меняют ситуацию под властью своей же жажды респектабельности. Гигину не кажется, что респектабельность Гигина — угроза идеологии как системе. Но он не видит, что идеологии нет. А есть его языковое течение, которое неумолимо в погоне за самоудовлетворением приведет его туда, где безамбициозный Гигин не хотел бы оказаться.
Условный амбициозный Гигин — худший враг безамбициозного. Он не видит, как змей Уроборос поедает сам себя. Не видит и даже не присматривается, ведь это выглядит не очень респектабельно.
