Мы, белорусы, как никто иной любим находить отмазки и оправдания своим действиям и бездействию. Наверное, если бы в мире можно было их патентовать, то уже давно обеспечили бы себе безбедную жизнь и создали не хуже норвежского «фонд поколений», который бы на века вперед обеспечил национальные потребности.
Самые частые отмазки у нас касаются белорусского языка. Мы не разговариваем по-белорусски, потому что «мало кто разговаривает», «если бы все начали, то и я бы тоже» и, наконец, процитируем из «золотой классики», вроде «вы так красиво разговариваете, а я не хочу коверкать мову». С белорусским языком в Беларуси сложно. А как бы вы отреагировали, если бы узнали, что Москва переживает настоящий белорусскоязычный бум? Белорусский лингвист Антон Сомин организует в Москве языковые курсы, на которые можно попасть исключительно по конкурсному отбору. Он учредил пять лет назад в Минске крупнейший на постсоветском пространстве «Фестиваль языков», а также выпустил в России самоучитель белорусского языка, который почему-то можно приобрести лишь тем, кто достиг 16-летнего возраста.
Если бы от кого-то услышал, что стану автором учебника белорусского языка, то лишь рассмеялся бы.
— Поздравляем с выходом учебника! Самоучитель вышел с пометкой «16+». Почему россияне сочли белорусский язык интимным и позволяют изучать его лишь с 16 лет?
— История имеет свои корни в странном российском законодательстве, которое теперь, кстати, распространяется и на белорусские издания. У нас тоже приняли закон о возрастной маркировке.
В учебнике есть упоминания об алкогольных напитках, а такую информацию в России будто бы нельзя знать детям до 16-ти. На самом деле, можно было провести экспертизу, и учебник имел бы «12+». Здесь проблема в том, что эта экспертиза довольно дорого стоит. А еще нужно найти эксперта, который наделен правом определения возрастной маркировки на книги и при этом владеет белорусским языком, что в Москве просто нереально. Поэтому издательство, которое занималось учебником, точно так же промаркировало и пособие по грамматике. И теперь мы шутим, мол, что же можно найти в грамматическом пособии из разряда «16+»? В подготовке книги мне помогала знакомая, вместе с которой мы составляли диалоги, придумывали запоминающиеся шутки.
И после того как узнали, что учебник будет иметь такое возрастное ограничение, мы подумали, что, в следующем издании поместим еще более острые шутки и догоним до «18+», чтобы больше внимания было к этому самоучителю.
Тогда история с моим самоучителем войдет на «НН» в раздел «Любовь и секс» наряду со светским львом Иваном Шило.
— Странный выбор для бизнеса в Москве — разработать учебник для изучения белорусского языка.
— Если бы от кого-то услышал, что я напишу учебник белорусского языка, лишь рассмеялся бы в ответ. Я занимался белорусским языком как ученый, но, конечно, не считал себя ведущим специалистом, особенно из-за того, что жил в Москве и белорусский язык почти не практиковал. Но после того как подумал, что за учебник может засесть кто-то, совершенно равнодушный к белорусскому языку, решил согласиться. Видел, что в этой серии выходили очень хорошие учебники, но бывало и совсем наоборот.
— Чем он тогда отличается от других учебников?
— Можно сказать, что у нас там два лексических слоя: официальный и на тарашкевице. Кто-то говорит, что веласіпед и пасольства — это не белорусские слова, а русские, мол, и учить их без надобности. А будут люди, которые скажут, что ровар и амбасада — это полонизмы.
Я решил, что эти два лагеря надо примирить, и создал первый учебник, где одновременно даны оба варианта. То, что касается тарашкевицы напечатано другим шрифтом. В списках слов я давал два варианта написания через «слэш».
Получился типичный самоучитель, где есть диалоги, упражнения на лексику, говорение.
— Над чем пришлось особенно упорно поработать?
— О, это было слово «самоучитель», отдельной историей стало название. В словаре Крапивы «самоучитель» — «самавучыцель». С таким названием никто бы не купил такой учебник и считал бы название русизмом. Под такой обложкой можно ожидать только «жэстачайшэ» русский язык с белорусским акцентом. А если написать не «самавучыцель», будет не как в словаре и многие люди сказали бы: «То, чего нет в словаре — это не по-белорусски, к чему такие новообразования?». Я много перерыл и нашел вариант «саманавучальник», «самавучак» от Клышки, «падручнік для саманавучання», для «самастойнага навучання». Я консультировался с различными белорусскими лингвистами, и мы пришли к выводу, что лучше употребить выражение «падручнік для саманавучання», так как это будет без заимствованного суффикса -цель, а внутри написать «самавучыцель».
«Майткі или трусы?»
— Ты упомянул, что в мире, где одни носят «трусы», а другие — «майткі», жить сложно. Как думаешь, белорусы смогут преодолеть эту языковую раздвоенность? Или наоборот, она благотворно влияет на общество и сохранение языка?
— Это как у N.R.М. — «падваенне асобы зрывае нам дах» [«раздвоение личности срывает нам крышу»]. Не все лингвисты признают вариативность и право на существование второго варианта. На самом деле, вариантов даже не несколько, а несколько десятков или сотен. Добавьте еще варианты в грамматике, лексике и фонетике… Мне кажется, что это не очень-то хорошо для белорусского языка, особенно, когда белорусскому противостоит русский и наоборот. К этому добавляются диалекты и трасянка или, если говорить политкорректнее, белорусский вариант русского языка. И вдобавок среди нас много русскоязычных и не много белорусскоязычных, среди которых тоже есть противостояние: следует ли писать мягкий знак, надо ли носить трусы, или майткі, т. е. не только в орфографии, но и в лексике. Выглядит это все не в пользу белорусского языка. Когда мне предложили составить учебник, я как раз писал диссертацию. В итоге прошло 5 лет — учебник есть, а диссертации нет.
— А какая была тема диссертации?
— Тема диссертации также связана с белорусским языком и ее появление имеет удивительную историю. Она касается той самой языковой двойственности. Читаешь, например, комментарии к белорусскоязычной статье на Tut.by. И комментатор пишет, что вместо «граніца» нужно было писать «мяжа», вместо «ружжо» — писать «стрэльба». Этот человек обвиняет авторов, мол, они не знают белорусский язык и совершенно русифицированы. Или бывает так: встретит человек слово «маладзён», не знает о его существовании и пишет: «Что это за перл? Очередной прием Академии наук по улучшению языка». То же бывает с «мапай», «роварам» і «раварыстамі»… Все это комментарии с сайтов. У нас есть две группы белорусов: одни считают, что знают белорусский язык, а язык другой группы — слишком русифицирован. Это и мешает сплотиться в единое белорусскоязычное общество. Это ведет не к развитию языка, но к стагнации. Такая ситуация может исправиться, если белорусский язык станет употребляться шире, язык сам себя отрегулирует. В России сегодня все бьют тревогу, мол, русский язык погибает, заимствования отовсюду, сплошь англицизмы. Если они будут нужны нам — они останутся, если нет — то не останутся. То же и с белорусским, если им будут пользоваться — он останется во всех сферах. Если захотят, чтобы остались «майткі» — то останутся, если нет — то «трусы». Иначе слова разойдутся по значению. Как «вёска» і «дзярэўня»: «вёска» — это деревня, а «дзярэўня» — необразованные люди. Так и эти слова разойдутся, если сфера употребления белорусского языка станет шире.
— Чем сейчас занимаешься в Москве?
— Преподаю в двух университетах и пишу научные статьи. Много у меня интересных замыслов и хочу дописать диссертацию, от которой отвлекают те же идеи. Недавно с коллегами издали новейший словарь языка интернета. Это не какой-то баян с «луркмора», а научная работа, где отображается история русскоязычного интернета с 90-х до наших дней. Это не попытка забросить на бумагу новейшие мемы, ибо в таком случае он через несколько месяцев станет неактуален. Это попытка описать различные этапы развития интернета: детство 90-х, сленг 2000-х. Это попытка сделать серьезное исследование на основе несерьезной темы. Также преподаю в двух университетах лингвистические предметы. Еще преподавал белорусский язык в проекте «Школа языков соседей стран СНГ», организовывал «фестиваль языков» в Москве и Минске, а также олимпиады по лингвистике.
— Конкурс на курсы белорусского языка в Москве — два с половиной человека на место!
— В парке Горького в Москве проводят образовательную программу — «Школа языков мигрантов». Вначале было 4 языка: таджикский, казахский, молдавский и киргизский. Проект пользовался спросом, и девушка-организатор решила расширить его на все 10 языков стран СНГ. Заявок на курс было столько, что даже пришлось отбирать участников на конкурсной основе по мотивационным писемам. Кстати, был приятно удивлен, что самым востребованным оказался украинский. Это притом, что шел 2015 год! Что касается белорусского — было сложно отобрать людей. Ведь мотивационные письма были прекрасные. Большинство участников — потомки выходцев из Беларуси. Многие с детства проводили лето в белорусских деревнях с бабушками и дедушками, помнили язык, который им нравился. Нескольким язык был нужен в их профессиональной деятельности. Одна девушка занималась фольклором пограничья, ей белорусский нужен был для изучения материала. Другая девушка решила пойти на курсы, прочитав, что в Беларуси мало людей разговаривает по-белорусски, и она решила делать то, что не делают сами белорусы. Было то время, когда я почти закончил учебник, и на той группе испытали почти все занятия, исправили ошибки и внесли изменения. Надеюсь, что в следующем году курсы продолжатся, поскольку желающих много. За 4 месяца мы провели 16 занятий по 2 часа. На последнем занятии мы даже играли в «шляпу», объясняя значения слов по-белорусски, даже ОНТ сделал об этом сюжет. Участники курсов до сих пор пишут мне письма по-белорусски.
— Тебя не смущало, что белорус приехал в Москву учить иностранцев белорусскому языку? Не почувствовал ли себя Стингом?
— Нет, наоборот. Я постоянно использовал свое владение белорусским языком. Так, изучая лингвистику в университете, приводил примеры из белорусского языка. Преподавал белорусский на языковых фестивалях в Москве и Петербурге. Для олимпиады по лингвистике я составил несколько задач с применением белорусского языка, поэтому это меня нисколько не смущало. Я помню впечатления от первого занятия «Школы языков соседей», когда я заходил на занятие, и русская аудитория пыталась здороваться со мной по-белорусски еще с русским произношением. Было приятно, когда москвичи повторяли за тобой по-белорусски и старались как можно лучше произнести, чтобы быть похожими на тебя!
Фото Ирины Ареховской, сделанное во время книжной ярмарки в Минске
— Эта любовь ко всему белорусскому с детства?
— В школе я не очень любил белорусский язык, вообще, не считал его очень уж нужным. Если бы кто-то сказал, что я напишу через 10 лет учебник, я бы просто посмеялся. И поэтому сейчас еще приятнее было наблюдать, как иностранцы пишут сочинения на тему «мая кватэра» и стараются без акцента говорить по-белорусски. Такой сильный контраст с Беларусью.
Белорусы и креветки завоевывают Москву
— Из-за этого контраста ты как раз и перебрался в Москву?
— Вообще это довольно запутанная история. Я не знал, в отличие от мноигх друзей в гимназии, куда поступать. Летом после 10 класса я попал в белорусскую команду в подмосковную языковую школу, которая называется, только не засмейтесь, «Московия», для школьников, изучающих русский язык как иностранный. Было очень интересно, в каждой группе были люди из разных стран, а язык межнационального общения был русский. Можно было увидеть, как француз разговаривает с итальянцем по-русски. Там я и понял, что у меня есть что-то, чем я отличаюсь от других — белорусский язык. Мы приехали в лагерь не как носители русского языка, а как жители другой страны, которые просто владеют русским языком. А еще там почувствовал тягу к лингвистике.
Решил, что переводчиком быть не хочу, меня интересовало программирование, но программистом я тоже быть не хотел. Так нашли специальность экономическая кибернетика в БНТУ. Мой отец ничего не навязывал, мне говорили: что выберу, то и будет. Правда, отец искал то, что мне больше бы подошло. Думали о ЕГУ и о других загранвузах. Узнали про «теоретическую и прикладную лингвистику». Там ты учишь несколько иностранных языков, языкознание и компьютерную лингвистику — учишься создавать программы, которые будут работать с языками, но проблема была в том, что это было в Москве — совсем не хотелось туда ехать жить. В июне я сдал экзамены и поступил в БНТУ. А в июле я поехал параллельно сдавать экзамены в Москву. В МГУ я не пошел, потому что нужно было писать сочинения, но я бы не успел за несколько месяцев подготовиться — разница в программе. В РГГУ, помню, как сидел на тесте и думал, чтобы только не написал хорошо: не хотел ехать в ту Москву снова… Но сейчас не жалею, что экзамен сдал. Ведь усвоенные там знания неожиданно теперь могу использовать на благо Беларуси, как бы пафосно это ни звучало. Теперь это и учебник, и курсы, и фестивали языков…
— Ты говорил, что не хотел ехать в Москву. А за 10 лет твое отношение изменилось?
— Безусловно, я привык за 10 лет, но она так и не стала моим домом. Хотя я приезжаю в Минск редко, но чувствую, что в Минске я у себя дома, спокойно и в безопасности. Конечно, у меня появились любимые места, я научился жить, когда я в Москве, и Москва научилась жить, когда я в ней. Безусловно, там возможностей больше, чем в Минске. Во время обучения я думал, что вернусь в Минск сразу, как только добуду диплом. Но со временем потерялись связи с минскими друзьями, завязались профессиональные связи. В Минск всегда можно вернуться, а еще перестала грызть совесть, мол, бросил Беларусь и поехал в Россию, поскольку появились дела, полезные для родины. И конечно, в Москве все происходит в большом темпе, и когда приезжаю в Беларусь, еще несколько дней хожу быстрее других.
Фото Ирины Ареховской, сделанное во время книжной ярмарки в Минске.
— Это не первая твоя попытка завоевать Москву?
— Нет, еще школьником я участвовал в «Кубке Яндекса». Это были соревнования по поиску информации в интернете. Начало 2000-х отличалось в пользовании сетью от нынешних безлимитных времен и легких ответов от «гугла». Приходилось пользоваться dial-up и вводить много ключевых слов, чтобы узнать, сколько шин ежегодно выпускает «Белшина» или сколько в Бобруйске находится школ. В то же время «Яндекс» проводил соревнования по популяризации интернета. Не правда ли, сегодня смешно и странно звучит? А тогда было актуально, и я победил в минском отборе, а потом в своем юниорском разряде победил на аналогичном конкурсе уже в Москве и выиграл модную мобилку с интернетом и стилусом, которая стоила около 400 долларов.
— Кстати, а если говорить о гастрономии. Благодаря последним санкциям, довелось уже пробовать белорусские креветки?
— Это началось еще до санкций. Беларусь хорошо перерабатывала рыбу и морепродукты и раньше. «Санта-Бремор» всегда распространял здесь сельдь и креветки. Здесь любят разные сорта белорусских сыров. Белорусское стало синонимом качественного. Даже появляются подделки под белорусское.
В 1990-е многие посмеивались над билбордами «покупайте белорусское», но качество товаров улучшилось за эти годы. В России можно даже найти пломбир и другое мороженое с надписями на упаковке по-белорусски. Возле белорусского посольства открыт ресторан белорусской кухни, моя знакомая там пробовала мачанку.
Общественная позиция. Почему белорус защищает московские троллейбусы?
— Я стал ходить на митинги в Москве довольно давно. В Беларуси я в подобных мероприятиях участвовать теперь не могу, потому что редко бываю, но не могу спокойно смотреть на то, что происходит в России. Ходил на акции против нечестных выборов, против войны в Украине, в поддержку троллейбусов.
— А что не так в Москве с троллейбусами?
— В Москве крупнейшая в мире троллейбусная сеть, а к тому же этот город не с самым чистым воздухом. Дополнительные автобусы добавят еще загрязненности. И мне не нравится, как происходит эта замена, как мэрия прямо на каждом шагу обманывает. Начинает реконструкцию дорожного полотна и обещают, что вскоре троллейбусы вернутся, а на самом деле проходит время, и троллейбусы заменяют автобусами. Это ничем не отличается от обманов на выборах. Поэтому, конечно, по сравнению с глобальными вопросами защита троллейбуса выглядит странной, но я верю, что с малого начинается и большое. Единственный, кто выиграл здесь — это «Белкоммунмаш», который разработал электробусы и пытается развернуться на местном рынке.
— Напоминают ли там митинги то, что происходит в Минске?
— Да, здесь все похоже на нас. И «космонавты», и автозаки. Когда это началось несколько лет назад, люди переживали, что будут бить и сажать. Первая акция прошла мирно, я, к сожалению, не мог участвовать из-за олимпиады по лингвистике. Акция прошла без задержаний, и люди были в эйфории. К сожалению, я не был в Беларуси на Площади в 2006-м и 2010-м, но интересовался тем, что происходит. Если обходится без задержаний, люди вдохновляются и кажется, что есть надежда. И, конечно, когда здесь проходили митинги, я чувствовал себя опытным митингующим. Когда, например, сажали Навального, люди вышли на несанкционированный митинг и были впечатлены тем, что могут что-то сделать. Разница местных акций от белорусских в том, что в Беларуси редко обыватели выступают против митингующих. А в России полно людей, которые считают, что на акции протеста выходят за «печеньки госдепа». В Москве часто собираются простые люди, которые заступаются за власть, даже с кулаками. Такого в Минске я не видел.
