Поэт, экс-кандидат в президенты на выборах 2010 года Владимир Некляев в своем фейсбуке написал теплые слова об умершем российском поэте Евгении Евтушенко.
«85-летие, как и все предыдущие юбилеи, поэт Евтушенко собирался праздновать в залах, на стадионах. В Минске договорились выступить вместе… Не выполнил он договор. Первый раз в жизни… »
Некляев вспоминает свой арест в декабре 2010 года и пребывание в т.н. «американке». И вот, в один из дней декабря 2010 года, пишет Некляев, «я, превратившись из кандидата в президенты в арестанта, дежурил по девятой камере внутренней тюрьмы КГБ Республики Беларусь. К вечеру заскрипел ключ в замке, распахнулась дверь: «Мусор!»
Вынос мусора — обязанность дежурного. «Быстро, б..! Бегом, б..!» В обнимку с мусорным ведром выскакиваю в клозет, где среди смерзшихся отходов человеческой жизнедеятельности вижу обрывок газеты. Использованный в клозете клочок.
В тюрьме, где тебя каждый день пытаются подавить, растоптать, обезволить, очень трудно выстоять, не имея представления о том, что происходит за тюремными стенами. Зажатый в пенале камеры, изолированный от всякой информации, ты жадно ловишь любое слово тюремщиков, пытаешься хоть что-то прочесть в их немигающих взглядах.
А тут вдруг — обрывок газеты… И вправо, в картонный ящик выбрасывая мусор, я влево выворачиваю шею — и разбираю на газетном клочке в желтых разводах последние слова: «Держись, Володя! Твой брат Евгений Евтушенко».
Мне горло перехватило…
…До утра я не спал, ворочался на нарах — и многое вспомнилось мне в ту ночь, последнюю самую долгую ночь зимы 2010 года. И первая встреча с Евгением Евтушенко в уже далеком 1971-м с бессонницей на Котельнической набережной, и последняя встреча: на похоронах Андрея Вознесенского. На которых Евтушенко, еще, кажется, совсем недавно вместе с Вознесенским заполнявший слушателями стихов стадионы, сказал мне, глядя со сцены со стоящим на ней гробом в незаполненный зал Центрального дома литераторов: «Нас меньше, а их — меньше нашего».
Той же ночью, пишет Некляев, он написал ответное письмо:
Мой друг, мой брат, привет тебе, привет!
Ты руку подал мне в нелегкий час, не мешкая.
Поэт в России больше, чем поэт —
И в Беларуси он ничуть не меньше.
Ну, вот ему и вышел укорот.
В том ничего невиданного нету.
Пророс 37-й гадючий год
Из ненависти подлецов к поэтам.
Неся кресты, терновые венцы,
Поэты, наши кровные отцы,
Шли по этапам, вешаясь, стреляясь,
А вслед им ухмылялись подлецы,
В самих себе, как в коконах, рождаясь.
Они себе цепляли ордена
И на погонах звезды зажигали…
Они украли наши времена!
Они страну у нас с тобой украли!
Украли нашу музыку, стихи,
В лай превратили речи нашей звуки,
По всем святыням расползлись, как мхи, -
Не трогайте моё! Отдайте, суки!
Пусть я кричал про то не по уму,
Пусть не туда я встрял - и мне за это
Башку отбили, бросили в тюрьму,
Но я не предал сам в себе поэта.
Поэзию не предал, видит Бог…
Одно мне душу мучает до жженья:
Какой за нами неоплатный долг!
С ума сойти! Но мы отплатим, Женя!
Не отдадим на поруг и на смех
Святое наше братство цеховое…
Мы, может быть, последние из тех,
Кто еще помнит, что оно такое.
Еще вдохнем мы терпкой густоты
Вина, стихов и, как не раз бывало,
Я выпью за Есенина, а ты,
Со мной обнявшись, выпьешь за Купалу.
И будут в окна бабочки на свет
Лететь всю ночь, и лики с небосвода
Всю ночь смотреть… Привет тебе, привет,
Мой друг, мой брат!.. Привет тебе, свобода!
