Вопреки гемофилии: минчанин получил престижное образование и снимает кино, не выходя их дома 4

Народная мудрость гласит: тот, кто хочет, - найдет возможность, а другой - откопает оправдание. Наверное, мы с вами, как никто другой, глубоко переживаем всю горькую суть этих слов. Отсутствие политических свобод, трудное детство, неудобное географическое положение, климат или неблагоприятные обстоятельства всегда стоят на пути наших благих побуждений.

Минчанин Игорь Поляков является живым примером жизни и мечтаний вопреки обстоятельствам, например жизни с гемофилией.

Гемофилия является непростым приговором, который человек получает в наследство от рождения. Любая травма, маленькая царапина или банальный порез несут человеку с этим заболеванием смертельную угрозу.

Игорь Поляков родился в Гомеле в южном микрорайоне Старый Аэродром. Местные жители почему-то окрестили его Пентагоном. Парни из Пентагона вели беспощадную борьбу с соседним Сельмашем. Игорь не мог участвовать в драках, но мог видеть, как толпы проходили под окнами.

Сельмаш и криминальное детство

Все главные бандиты города жили в моем дворе. Поэтому одновременно было стремно, но и спокойно, что никто тронуть не мог. Общались с ними, жили по соседству. Потом уже с ужасом я узнавал, как не очень удачно складывалл=ась их судьба. Парни в конце 80-х — начале 90-х часто уходили в криминальные структуры. Играл с ними в настольный теннис, но во многом были разные интересы. Самому сегодня трудно сказать, как не попал в их окружение, так как такое падение происходит незаметно.

Несмотря на диагноз, играл в хоккей и футбол

Диагноз мне поставили в полгода. Гемофилия считается наследственной, хотя никто в роду не болел. Поэтому могу сказать, что болею всю свою жизнь. Где-то падаешь, начинается кровоизлияние в суставы, и из-за отсутствия лечения и медикаментов в советское время я постепенно приобретал инвалидность. Родители не сдерживали, и я играл в хоккей, футбол, войнушки, получил тяжелый перелом. Но, слава Богу, могу ходить сейчас.

Я очень благодарен моим родителям за то, что пытались так устроить мою жизнь, чтобы чувствовал себя нормальным и не закрывался в самом себе. Подал иногда и не говорил родителям, только если не мог подняться - родители сами замечали. Вел активную жизнь.

Родители иногда ругали, когда приходил с шишками или разодранном коленом, но жестко не реагировали. У меня была дома клюшка. Перед тем, как выйти зимой на каток, ставил клюшку за шубами и перед выходом незаметно брал ее. Я понимал, что надо быть осторожным, но ничего с собой поделать не мог. Когда играли в футбол — на воротах стоял, так как бить не мог, а в хоккее, наоборот, центрфорвардом был. Суета около чужих ворот, а я стерегу момент и в пару касаний забиваю. Важный был игрок.

Был одним из первых гомельских программистов

После школы я поступил на математический факультет с интересной специальностью - «инженер-программист». Тогда эта группа была первой в Гомеле и второй во всей стране. Нам казалось, что все начинается. Это было интересно, в школе у меня был первый в городе класс с японскими компьютерами. У всех была АПК, и я ходил в компьютерный класс. Мой папа работал на матфака, и поэтому я тоже пошел за ним.

Еще одна причина поступить на матфака - попасть в студенческую движуху. КВН тогда переживал свой бум в городе. На соревнования «Доценты-студенты» собирался полный актовый зал университета, даже проходы были забиты, около 1000 человек в общей сложности. Чаще побеждали доценты, только на пятом курсе мы собрались, подготовились и победили. Поэтому не зря проучился на матфаке. Сам факт, что проректоры, деканы, те кого за богов считали, выходят в смешных шортах и шутят, был немыслимым.

Еще в советское время в универе носил американский значок и мечтал поехать в США

Мечтал, что уеду в Америку и заживу! На факультете я носил американский значок, некоторые носили значки «Перестройка», «Гласность». Правда, у нас на факультете были студенты из Палестины, которые даже могли подойти и спросить, чего носишь такой значок. Ненависть к США могла даже превысить ненависть к Израилю. Но тогда был период гласности, Рейган приезжал в СССР.

Переезд в Израиль - «после Гомеля это была другая планета»

В 1998-м году переехал в Израиль. Так жизнь сложилась. Это страна создает максимум безопасности для своих граждан. В Израиле я учился и лечился. Там всегда есть препараты и государство создает условия комфортные для человека с инвалидностью. Я мог там заниматься тем, чем хотел. В то время почти не было широкомасштабных действий военных, только из Южного Ливана выводили войска, Хамас занимал большие позиции. В 2002-м все боялись, что после башен-близнецов что-то повторится и в Израиле. Но не было впечатления, что попадешь в бойню.

После Гомеля это была другая планета. В Израиле я мог получить необходимые медикаменты. Первые месяцы были непривычными. Это Ближний Восток, где мало чего европейского. Для меня, человека с восточноевропейской культуры, было непросто. Там горячие люди и им до всего есть дело. Там поделятся, апельсины могут принести, стулья поставить, столы. К тебе могут подойти на улице и пообщаться. Это непривычно было после нашей холодности.

Поразило, что на инвалидов искоса не смотрят и даже могут подойти и подбодрить

Один из самых ярких моментов был, когда я подъехал на машине к почте. Выхожу из машины, а я довольно долго после травмы ходил с костылями. Там не чувствуешь презрения из-за этого или насмешек, так как много людей, которые в войнах побывали, а у нас, бывает, оглядываются. Вдруг подходит человек, который тебя обнимает, подходит, говорит, что у него с тетей и бабушкой трудно, но подбадривает, что все у меня будет хорошо. Или можешь встретить человека и будешь долго и громко ругаться.

У нас это всегда с чувством злости и внутренней агрессии, а там зажегся, а через 5 минут прозвучало кодовое слово - и он тебя обнимает, вспоминает, как воевал, или бабушку, плачет на твоем плече и приглашает на кофе. Вы можете больше не встретиться, но расходитесь хорошими друзьями.

Изучал иврит и биоинженерию в Хайфском технологическим

Приятно, что за границей признали гомельский диплом. В то время тот универ входил в десятку лучших в мире.

Там царила абсолютная свобода. Никого не беспокоит, ходишь ты или нет, но ты должен к концу года набрать определенное количество баллов. Сам беспокоишься, который ты диплом хочешь получить, какие оценки получить. Это непросто, потому что там плотные курсы и похожая на американскую система образования. Там делают все для того, чтобы тебе было удобно учиться. Лавочки с перекидными столиками, преподаватели высылают тебе по мэйлу лабораторные работы, красивые аудитории и космические туалеты, где нет ни курилок или чего-то такого. Я обучался на второй ступени уже, у меня был даже кабинет с собственным местом, где я мог консультировать студентов, мог ходить пить кофе с преподавателями. Все для тебя, но интенсивно, глубоко и тяжело.

Возвращение в Беларусь и обострение

Переезд в Беларусь больше напомнил внутреннее устремление. На свой день рождения 3-го декабря я опустился с небес на землю: серый лес, узкая полосочка дороги с грузовиком и мой самолет опускался до минского аэропорта.

В 2006-м году у меня было обострение. У меня не было достаточно лекарств. Была травма мышцы бедра и я несвоевременно ввел лекарство. После этого три года почти безвылазно провел дома. Сложное и глубокое было время, но благодаря ему я начал снимать и писать.

Фильмы и международные проекты

Однажды я будто случайно прочитал объявление о фестивале для режиссеров-новичков. Я быстро написал киноочерк на 7—9 минут. Позвонил друзьям, знакомому оператору, и мы за пару дней ее сняли, за неделю смонтировали. На финише успел прислать, и через месяц оказалось, что добыли победу в одной из номинаций.

Это была история о ногах. Рассказ о встрече через движения и сапоги. Показатель, как люди живут через суету и обувь. Назвали его «Танго, Октябрь». Я так уложился этот фильм, что после снова присел и почти 7 лет был дома. Проходил восстановление. Для того, чтобы выйти, пришлось снять еще один фильм. Тогда у меня уже появилось желание снять полноценный фильм. Он называется «Тайна моего повара». Это уже была история со словами, первая лента была только с музыкой.

История о поваре из Парижа, который почему-то приехал сюда, имея заслуги во Франции. Он, при всех регалиях, никак не может устроиться на работу, пока одна из директоров не сказала, что возьмет, но при условии, что тот научится танцевать танго для вечернего шоу. При всем мастерстве он был неуклюжим.

Танго как навязчиво идея. Делаешь, пока ты от нее не освободишься. Все дело напоминала терапевтическую процедуру. Хотелось выйти, и друзья, которым я предложил, сильно помогли. Хотелось снять короткий метр. Но вдруг оказалось, что у меня появилась целая команда!

Был настоящий продюсер, подруга и кулинарный блогер, которая помогла с поиском локации и консультантов. Когда уже была премьера в кинотеатре «Пионер», я просто не мог поверить. Думал, что местечково сделаем, покажем друзьям. А тут такой проект и внимание.

Всего около 80 человек приняли участие. Международный проект: Америка, Израиль, Канада, Украина, Россия, даже Австралия. Стояла задача музыку найти. Очень хотелось «Либертанго» Астора Пьяццоло найти. Мы хотели запускать для легального показа, и нам нужны были легальные композиции.

Начал искать правообладателей, и мне назвали сумму - 1000 долларов… Обыскал стоки, открыл молодых людей из Ижевска, написал им, а в итоге даже подружился с ними. Россияне согласились дать 3 композиции бесплатно. Так тянется цепочка, где человек приводит другого. Были даже показы фильма по Беларуси.

У нас неразвитая индустрия. Если «Беларусьфильм» снимает о партизанах, то независимые режиссеры снимают по-партизански и о них почти никто не знает. Я бы назвал белорусских режиссеров - героями!

Мы озлобленные и боимся посмотреть на себя

Мне кажется, что нам не хватает рефлексии на современные темы. Это одна из загадок, пожалуй, внутренний страх посмотреть на себя. Я чувствую, что начался какой-то сдвиг, но еще мало. Кажется, мы боимся посмотреть на себя.

Один из лейтмотивов новой книги - посмотреть на себя словно сквозь зеркало. Чего бояться? Я не говорю просто о том, что это что-то историческое, но то, что есть сегодня. У нас же есть особенности, слова, улицы, ситуации, которые присущи только нам. А мы молчим и ни рассказываем об этом, боимся, что будет хуже Питер или Лос-Анджелес.

Благодаря книге увидел, какая красивая Беларусь

Книга вышла в конце 2013 года. Я начал писать «Пространства» еще в Израиле, когда исполнилось 30 лет. Мой отец серьезно заболел и вскоре умер. Поэтому я попал в глубокую яму, а книга для меня стала психотерапевтической частью. Я погрузился в эту историю, и она меня просто вытащила.

История с изданием стала прекрасной. Попасть в издательства в наше время - непросто. Я искал издательства, в российские попасть было невозможно. Искал по онлайн-магазинах. У меня не было каких-то амбиций, но хотелось услышать, удалось это или нет. Что скажут профессионалы? Выслал весной, у них обычно есть 2-3 месяца на анализ. Попросили подождать до лета, я смутился и подумал, что все. Было предложение поучаствовать в конкурсе «Первая глава».

Я исправил кое-что - и мой отрывок победил, главным призом не являлась печать книги, но они решили издать книгу и за 4 года я объездил почти всю страну. Я за 40 с лишним лет почти не ездил по стране, а благодаря книге посмотрел, какая классная страна. Мечтаю еще в Гродно побывать.

Везде есть свои привычки, посылы, акценты. Кажется, мы такие одинаковые, но люди на юге более эмоциональны, чем сдержанные на севере. Понятия и мемы применяются даже для Беларуси.

Сейчас мечтаю создать нечто похожее на Кустурицу

Когда выходила первая книга, я уже имел черновик для второй.

Мне захотелось написать что-то вроде фильма на бумаге, подобно Кустурице. Маленький двор, в котором два дома, и там происходит катастрофа мистического плана, когда вдруг соединяются два времени. Наше и то, что было 25 лет назад. Все уместилось в среднем времени. Там будет много музыки, джаза, рока, сжатое пространство, непримиримые соседи. Смогут люди договориться, чтобы не произошло глобальной катастрофы? Герои будут решать это в течение дня. Маленький город, двор, соседи, которым нужно или договориться, или нет. Возможно ли вернуться в утраченный рай?

Мы будто толерантные, но конфликтные

Мне кажется, что мы терпимы, но конфликтные и не умеем договариваться. Видимо, порог накапливания у нас выше, но мы умеем спорить. Внутренняя агрессия у нас огромная. Не говорю о политике просто, но согласись, что люди ссорятся со злостью.

В общем, я ленивый человек, меня трудно вдохновить. Я делаю то, что мне интересно. Если говорить о второй истории. Была волна, был успех после фильма о поваре. Это была попытка создать бешеную историю с сонмом джаза, эклектики и хулиганства. Да и друзья помогали.

Теперь я стараюсь ежедневно ходить. Правда, бывают обострения, и я сижу от дня до недели дома. Те самые презентации. Стараюсь вести активный образ жизни по возможности. Хотя иногда я совсем не работаю. А бывает, просто сутками до самой глубокой ночи делаю, делаю, делаю.