Историк и друг Брыля Анатолий Сидоревич вспоминает некоторые эпизоды из жизни писателя. О том, что принес на первое свидание будущей жене Нине Михайловне, как подшучивал над Максимом Танком, какие имел привычки и что считал главным в людях.
Янка Брыль. Фото АК.
Знакомство Сидоревича и Брыля
Был 1963 год. Я тогда жил в Томашовке Брестского района, куда приехали три писателя: Сергей Граховский, Павел Ковалев и Алексей Пысин. Самый тесный контакт у меня завязался с Сергеем Ивановичем, — рассказывает Анатолий Сидоревич. — В том же году где-то в последних номерах журнала «Полымя» печатали роман Брыля «Птицы и гнезда». Перед этим его проанонсировали, сам Янка Брыль читал фрагменты на белорусском радио, и они меня заинтересовали. Поэтому роман я прочитал и выразил Сергею Ивановичу Граховскому свое мнение о нем. А Сергей Иванович написал мне письмо, где говорилось, что будет лучше, если я все это напишу самому Янке Брылю. И дал мне его адрес. Я написал, и с тех пор у нас с Иваном Антоновичем завязался заочный контакт. Уже в ноябре 1964 года мы познакомились лично. Здесь, в Минске, на улице Карла Маркса, 36, где жили Брыли.
Помню, как я, 16-летний пацан, иду в компании с двумя Иванами. Да какими! Иваном Антоновичем Брылем, старше меня на 31 год, и Иваном Алексеевичем Скрыганом, старшим аж на 42 года. И того и другого я любил как авторов. И вот начинается личное знакомство. Мы с улицы Карла Маркса шагаем вниз, до парка Горького, делаем круг… Кстати, у Брыля, как у человека умственного труда, прогулка считалась обязательной.
Анатолий Сидоревич. Фото Настасьи Ровдо.
Голос в жизни, как на радио
Сразу после личного знакомства я отметил две вещи. Во-первых, голос на радио и голос в жизни у Янки Брыля почти такой же. А во-вторых, не мог не поразить его гренадерский рост.
Майсей Седнёв и Янка Брыль. Фото АК.
Что прежде всего интересовало в людях
Для Брыля было важным, насколько человек надежный. В Советском Союзе в 30-х годах и после войны стоял вопрос выживания. Что и кому можно сказать? Что нельзя? Общество же было стукаческое.
Не принял советскую систему, но звание «народный писатель» все равно присвоили
Наталья Петровна Машерова, дочь Петра Машерова, однажды упомянула, что когда-то ее отец Петр Машеров дома в разговоре сказал о Брыле: «Я знаю, что он не принимает нашу систему». И, зная это, Петр Миронович как первый секретарь Центрального комитета коммунистической партии все равно дал согласие на присвоение Брылю звания народного писателя. Машеров ценил талант Брыля. И эстетические соображения стали для него выше политических.
Правда, получил звание Брыль, в 1981-м, уже после смерти Машерова. Последним среди писателей своего творческого масштаба. Даже Быков, которого советская власть тоже недолюбливала, имел звание Народного с 1980-го.
Оставался беспартийным
За книгу, изданную в Лондоне, Олега Бембеля исключили из коммунистической партии и выбросили с работы. Он пришел к Брылю и попросил подписать ходатайство перед ЦК КПБ о восстановлении его в коммунистической партии. Каково же было удивление Олега Бембеля, когда он узнал, что народный писатель Беларуси — беспартийный.
А один народный художник в свое время написал на Брыля донос в ЦК за то, что в целом двухтомнике ни разу не упомянута была коммунистическая партия.
Кстати, не состояли в КПСС и два других выдающихся белорусских писателя — Василь Быков и Рыгор Бородулин.
Служил в спецназе
Еще одна из причин настороженности со стороны идеологов — биография Брыля: западник, побывал в немецком плену, работал в оккупированном Минске…
После призыва в польскую армию, рассказывал Янка Брыль, он служил рядовым в Холме на Волыни. Но в 1939-м Польша начала создавать новый род войск — морскую пехоту. В нее отбирали фактурных и образованных парней (чтобы за плечами была как минимум «школа повшехна» — семилетка). Брыль по всем категориям подошел.
Его перевели служить на балтийское побережье, в район Гдыни. Он вспоминал, что морские пехотинцы жили не в казармах, а в летних коттеджах богатых поляков, которые, предчувствуя приближение войны, летом 1939-го не приехали отдыхать, и на их дачах расквартировали военнослужащих.
Брыль вспоминал, как 1 сентября 1939 года они удивлялись, увидев в бинокли Гданьск в красных флагах. Они и не знали, что у нацистов, которые двинулись в наступление, также был красный флаг, только со свастикой.
После нескольких дней боев Брыль попал в немецкий плен, из которого бежал дважды. Первый раз, в 1940-м, его поймали и вернули. Он впоследствии благодарил судьбу за это: Борис Рогуля, например, который благополучно тогда добрался до родных мест, попал из польского плена в советскую тюрьму.
Во второй раз, в 1941-м, Брыль добрался домой, и уже в скором времени нашел себе работу в Минске, в Историческом музее, директором которого был Антон Шукелойц. В ту бытность Брыль контактировал с Антоном Адамовичем, Натальей Арсеньевой. Помните фото с Майсеем Седнёвым (см. выше)? Они же встретились как давние, еще с 1941 года, знакомые.
Но после Курской дуги и Сталинграда Брыль, как и большинство белорусов, понял, что Германия будет побеждена. Он бежал из Минска домой и ушел в партизаны. Ходил в разведку, выпускал партизанскую газету, заработал хорошие характеристики партизанских командиров, но после войны, вплоть до 1952-го, до получения Сталинской премии, ждал ареста.
В конце жизни выбил себе глаз
Это произошло уже в XXI веке, в последние годы жизни. 80-летний писатель рубил обрезанные в саду ветки, сучок отскочил и попал в глаз.
Последние годы жизни Брыля, скончавшегося в 2006-м и пережившего жену на три года, прошли довольно одиноко. «Стоит рядом телефон — хоть бы одна собака позвонила» — это его слова. Дети не могли навещать его ежедневно. Медики запретили писателю смотреть телевизор, ходил он с палочкой, что также затрудняло его контакты с миром.
Некролог Брылю не подписало руководство страны
Янка Брыль негативно относился к авторитарной власти, и отношения своего не скрывал.
«Брыль был учителем для нас, молодых: учил не шататься на политических ветрах», — вспоминал Рыгор Бородулин.
Пять фактов о Янке Брыле
Наводите на маркеры, размещенные на коллаже, чтобы увидеть факты биографии писателя:
Подшучивал над Максимом Танком
Беспартийный, он подшучивал над Максимом Танком, человеком, который прошел партийную муштру в юности. Говорил: «Для Максима и уборщица в ЦК — большой авторитет».
Ругал Стрельцова
С Михасём Стрельцовым у него были очень интересные отношения. Он любил его настолько, насколько и не выносил. Если видел Стрельцова в минуту его слабости, Брыля это выводило из себя: «Представь себе: идет с сеткой, а в ней бутылка. Ты только представь: это идет Стрельцов!» Не мог он с этим смириться. Но Михаил Леонович знал, что Брыль его любит. И если ругается, то это так, как отец на сына: любя.
Убедил Бровку сменить тон
В литературу пришло новое поколение, так называемое «филологическое», и стало бодаться со старшими писателями. Петрусь Бровка готовит доклад и, пользуясь высоким положением, намерен размазать по стенке некоторых фрондеров. Брыль подходит к Бровке и, чтобы никто не слышал, говорит: «Петр Устинович, это наши дети. Умный отец детей по голове не бьет». В результате Бровке пришлось сменить тон, и выступил он довольно сдержанно.
Был почитателем Толстого
Он читал все или почти все, что публиковалось о Льве Толстом. Как-то пожаловался, что не читал то ли книгу «Дочь», то ли книгу «Отец» Александры Львовны Толстой, и сказал мне об этом. Я обратился в Национальную библиотеку к заведующей отделом белорусской литературы Людмиле Николаевне Рабок. Сказал, что ее приятель, Янка Брыль, хочет почитать такую книгу. И Людмила Николаевна выписала ее на свое имя. Я отнес книгу Брылю и сказал, что Людмила Николаевна попросила вернуть то ли через 10 дней, то ли через 14. Он книгу прочитал за считанные дни и позвонил: «Приди забери». Я тогда сказал ему: «Вы себя не жалеете. Куда вы спешили?» Ему же тогда было уже около 80 лет, а он книгу буквально проглотил. Наверное, потому, что о Толстом, и потому, что талантливо написанная.
Не выносил «заумь»
Когда вышла книга о Максимилиане Волошине, он попросил меня принести ее. Книгу я принес. Брыль ее прочитал и говорит: «И была бы хорошая книга, если бы не эта заумь. А там были целые литературоведческие разделы, написанные соответствующим сленгом. Вот этого Иван Антонович не любил.
У него была даже парочка крепких выражений об этом, но их при даме повторять не буду. Если у нас заходили такие разговоры, он говорил: «Закрой дверь». И Наталья Ивановна, его дочь, говорила: «Ну что, уже маты начинаются?»
Говорил мне: «Посмотри, какая классическая ясность у Карского, зауми этой нет». Классическую ясность он любил. Когда красота стиля не в ущерб научности, а научность не в ущерб стилю. Это он ценил в работах ученых.
Считал, что Набокова надо судить
Брыль говорил, что писателя Владимира Набокова за «Лолиту» надо судить по статье об изнасиловании несовершеннолетних.
Что читал
«Дзеяслоў» он выписывал, а вот «ARCHE» носил ему я. Там его интересовала наша история и литература, а также художественные переводы. Он с удивлением смотрел на мои пометки на политологических, социологических текстах и спрашивал: «И ты все это читаешь?» Это его не интересовало. Он с высоты своего возраста смотрел на такие вещи скептически.
Не любил фантастики. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что он читал Рэя Брэдбери. Наверное, потому, что у Брэдбери (по крайней мере в переводах) хороший стиль. И Брыль начал читать фантастику Рэя Брэдбери.
Много читал мемуаристики и документалистики.
Среди его любимых писателей были Ромен Роллан с его «Кола Брюньон» и Шолом-Алейхем. Автор «Нижних Байдунов» любил произведения «колабрюньоновского» типа.
Что принес на первое свидание с будущей женой
Нина Михайловна однажды меня очень рассмешила: «Знаете, что он принес мне на свидание?» И, не ожидая, что скажу я, сама ответила на вопрос: «Критику чистого разума» Иммануила Канта». Смеясь, Иван Антонович прокомментировал: «Ты же была гимназистка, девушка грамотная».
С Ниной Михайловной дружба продолжалась приблизительно 66 лет. Такая же длительная — до самой смерти жены — была дружба и у Максима Танка с его Любовью Андреевной.
Семейный ритуал
Когда он остался вдовцом, Наталья, младшая дочь, тогда работала в издательстве «Мастацкая літаратура», расположенном на проспекте Победителей. А отец ее жил на нынешнем проспекте Машерова. Так вот, во вторник, в обеденный перерыв, Наталья Ивановна приезжала к отцу и привозила ему приготовленное на вторник и среду, в четверг — приготовленное на четверг и пятницу. В субботу приезжали Наталья Ивановна, старшая дочь Галина Ивановна и Андрей Иванович с невесткой Ниной Филипповной. Девушки, как называл их Иван Антонович, прибирались, готовили, а потом все вместе садились за стол обедать. Такой был хороший семейный ритуал.
Что было главным в жизни
Главным было не совершить какого бы то ни было низкого поступка, быть порядочным человеком. Не предать. Очень не любил сплетников.
За что болело сердце
Сердце болело за Беларусь. За будущее Беларуси, а это значит и за будущее детей, внуков, правнуков. Останется ли Беларусь? Что это будет за Беларусь? Снова — Северо-Западный край или все-таки нечто иное?
Вспоминается фраза из записей Брыля, которая читается как одностишие: «В стягах наших много света». Он очень хотел, чтобы над нашей страной развевались наши стяги.
Указатель и могилы Янки Брыля и его жены Нины Михайловны на кладбище в Колодищах под Минском.
