Это ответ на вопросы с предыдущих KEF «почему реформы не получатся» (Рудый, 2015) и «почему нам не нужны экономисты» (Рудый, 2016), ответ и ответственность каждого. И тут ни за кем не спрячешься, как и за самим собой — за своим перекладыванием ответственности, смирением и «памяркоўнасцю». Уход от решения — это тоже решение. После него и экономика развивается уже не по рациональным законам, а по правилам бессознательного поведения. Тогда и «экономисты-практики» становятся «теоретиками», попадая в плен своих «теорий» — убеждений, привычек и стереотипов. И экономические решения принимаются под влиянием кажущейся монолитной культурной матрицы. Так экономика становится поведенческой и статичной.
Итак, «почему я так решил?»
Какие правила лежат в основе решений и поведения в экономике Беларуси?
Правило первое: «хочу не как лучше всем, а хочу сам».
Белорусы разобщены. Со стороны мы больше похожи не на общество, а на совокупность разобщенных единиц, которых объединяет не общность ценностей, а государственность. Поэтому и экономика находится в постоянном контакте с государством и не представляет ни другую жизнь, ни что возможны другие партнеры. Со стороны государства благосостояние воспринимается как богатство страны, а не человека, поэтому и основная цель — рост ВВП, резервов, а не дать возможность человеку зарабатывать самому. Со стороны населения проявляется «синдром здравого смысла»: приспособление, лицемерие, озабоченность только собой и своими решениями. Сочетание показной лояльности с личными интересами ведет к тому, что при официальном падении экономики она продолжает расти, но уже в тени. А когда усиливается борьба с «тенью», это касается личного, объединяет многих и увеличивает социальную напряженность.
Правило второе: «хочу не как лучше, а хочу, чтобы не было хуже».
Белорусы боязливы. Мы подвержены страху и менее склонны к риску. Поэтому и проблемам в экономике всегда есть оправдание — «могло быть хуже». Такого самоуспокоения (свойственного не только белорусам) больше, чем сожаления, «что могло быть лучше» (Thaler, 2016). Это формирует простой выбор от противного: «делать надо так, как умеем, или никак», «если не государственное, значит — ничье и пропадет», «если не эта социальная система, значит — будет хаос и разруха» и т.д. Примечательно, что в правиле «чтобы не было хуже» точка отсчета «было» со временем меняется (Lewis, 2017). И то, что вчера считалось неприемлемым (падение ВВП, доходов), сегодня может стать новой нормой. Значит, за ней скрывается не только экономика, но и всеобщее желание сохранить статус-кво, чувство контроля и возможность реализовать негласные договоренности.
Правило третье: «хочу быстро».
Белорусы псевдоактивны. Мы ориентированы на быстрые решения, сатисфакцию обозримыми вещами и краткосрочное планирование. В основном решения принимаются в последний момент, под давлением, быстро, на грани угадывания. Краткосрочный ориентир формирует склонность минимизировать убытки, а не максимизировать прибыль; потреблять, а не сберегать и инвестировать. Если в 1990-х и 2000-х годах сочетание краткосрочных результатов (прирост ВВП, зарплаты, строительство объектов) давало ощущение стабильного роста, то в 2010-х годах замедление экономики, инфляционный, долговой навесы показали, что долгосрочный экономический рост — это «не череда стометровок, а марафон».
И все же, «почему я так решил?»
Как принимаются решения? По сути, это важнее самих решений.
Долгосрочные, сложные экономические решения из-за недостатка компетенции, невозможности «переварить» всю информацию, окружающей неопределенности становятся, как правило, хаотичными и формируются под влиянием случайных событий — настроения, чувств, того, что мы в этот момент услышим, увидим, кого встретим, или чего-то еще, что невозможно предсказать (Mlodinow, 2012).
Краткосрочные, простые решения в экономике характеризуют логику мышления и формируются под влиянием культурной матрицы (Канеман, 2013). У белорусов это видится под влиянием разных фобий, памяти о войне, о потере советских сбережений, о многочисленных девальвациях, под влиянием инстинкта самосохранения, чувства собственности, языковой атмосферы, семейственности (узкого круга доверия). Из-за общей информационно-культурной среды у белорусов сформировались общие характеристики — «культурный код».
Во-первых, двоемыслие.
Неопределенность принадлежности белорусов к русскому или западному миру, к коммунизму или капитализму, к государству или рынку расщепляет такие общественные ориентиры, как эмоциональность/сдержанность, индивидуализм/коллективизм, либерализм/консерватизм, дирижизм/авторитаризм (как формы патернализма). Под влиянием двоемыслия принятие решений напоминает «пьяную походку», когда каждый следующий шаг не зависит от предыдущего и неизвестен самому идущему. В результате сочетаются рыночные отношения с административными, переплетаются разные формы собственности и системы управления, сосуществуют противоречивые инструменты регулирования, а прогресс достигается двусмысленными намеками и действиями.
Во-вторых, ориентация на советское прошлое.
Для большинства белорусов исторические ценности ограничены советским периодом: Великая Отечественная война, авария на ЧАЭС, распад СССР (Лашук и др., 2016). Под этим влиянием формируется отношение к риску, предпринимательству, госсобственности, системе управления, поддерживается масштабное мышление и одновременно ориентация на краткосрочный результат. Белорусское общество напоминает выпущенную из клетки птицу, которая не улетает, а борется с собственным желанием вернуться обратно. Ее манит гипноз памяти, привычная судьба страданий, разочарование от идеализированной свободы.
В-третьих, патернализм.
Для белорусов это результат культурной дилеммы: делать то, что понятно, нравится и соответствует коллективной памяти, или то, что неизвестно и не подтверждается готовностью общества к разумной самоорганизации. Патернализм также укрепляется ориентацией на советское прошлое с удаленным центром принятия решений, поиском страны-опоры, идеализацией роли личности. Все это формирует отношение к собственности, ответственности, инициативе, контролю.
И главное, «почему я так решил, а не мы?»
Какие общественные характеристики могут изменить правила поведения в экономике, сформировать общность, склонность к риску, долгосрочное планирование, «включить» рациональные законы и вывести экономику на общемировую магистраль «ста лет роста»?
Во-первых, определенность.
Нужно определиться с позицией на прошлое, настоящее и будущее с общим выбором: коммунизм или капитализм, государственная собственность или частная, дирижизм или рынок. В этом может помочь однозначное понимание, что нет иной экономики, кроме мировой, нет иного опыта, кроме мирового, иной науки, кроме мировой, и иных ценностей, кроме универсальных. Историческая неизбежность ведет все страны к рыночной демократии (Фукуяма, 2005), но лишь с разной скоростью (Вельцель, 2017). У белорусов уже сложилось однозначное неприятие войны из-за пережитых ужасов Великой Отечественной войны. Но ведь потери СССР в той войне сопоставимы с жертвами других событий советской истории: революции, гражданской войны, коллективизации, голодомора, «Большого террора», ГУЛага. Без определенности мы ходим по кругу. Определенность формирует смелость, открытость, настоящую толерантность, плюрализм, которые создают общественную энергию для экономического развития.
Во-вторых, ориентация на будущее.
Инерционное будущее предопределено. Только ориентир вперед вселяет надежду, что появится будущее, которое пока неизвестно, и есть шанс при мобилизации общественной энергии, компетенции привлечь в страну лучшие мировые практики, капитал, которые создадут новую атмосферу, где возродится собственный потенциал и появятся никому не известные сегодня новые точки роста экономики. Тогда на смену «ручному» выбору приоритетов и самоисполняющимся пророчествам придут стратегическая неопределенность и множественность равновесий (Тироль, 2017а, б).
В-третьих, самостоятельность.
Это осознание, что у белорусов не может быть «старшего брата» ни в чьем лице, «никто нам не должен» и «никто нам не поможет, кроме самих себя». Такой «синдром одиночки», фобия беззащитности, ощущение принадлежности к малой стране, стремление к самодостаточности в условиях дефицита ресурсов и есть чувство независимости.
Как раскодироваться из «я» в «мы»?
Внешний путь — открыться и привлечь тех, кто разделяет универсальные ценности — международных инвесторов, которые делятся опытом и делят риски. Но благоприятный инвестиционный климат — это не диктат инвесторов, не хаос и не «невидимая рука» рынка. Это законы, суды и защита прав собственности. И эти законы пишет и исполняет вполне «видимая рука» госслужащих и судей, которые имеют свои убеждения, стереотипы и тоже находятся в ловушке культурной матрицы.
Есть и внутренний путь. Как ни странно, патерналистское общество из патернализма может вывести само государство через развитие образования, судебной системы, рынков труда и капитала, общественных организаций, политической культуры, многопартийности, пропорциональной избирательной системы, национальных СМИ и их объединения с глобальными, социальной рекламы и иных инструментов «подталкивания» (Капелюшников, 2013).
Есть мировой опыт прохождения этих путей: например, в XIX веке — Аргентина и Швеция, в XX веке — Испания, Япония, Сингапур, Корея и Китай.
Заключение
«Время молчания прошло и время говорить настало» (Лютер, 1521): дух реформаторства снова и снова будоражит умы в попытках сформулировать универсальные ценности и общий здравый смысл. Но что дальше? Парадокс в том, что когда мы оторвемся от текста, то бессознательное вернется и вновь захочется, «чтобы не было хуже», «чтобы было быстрее» и «чтобы кто-то…, а сам — побуду в тени».
Конечно, уход от решения — это тоже решение. Но тогда пропадает право надеяться и ждать, что экономика после падения станет расти. Что экономические решения станут понятны всем. И что появится общее общественное самосознание и на любые вопросы «почему» будет новый ответ — «потому что так решили мы».
