Письмо было отправлено с электронной почты [email protected] и подписан «Пресс-служба МО». Оно не имеет исходящего номера, подписи должностного лица и печати.

Пресс-секретарь Министерства образования Людмила Высоцкая подтвердила корреспонденту «Нашей Нивы», что отправляла соответствующее письмо в Редакцию. Она уточнила, что в нем приводится «официальная позиция пресс-службы Министерства образования».

Министр образования — Игорь Карпенко. Ранее он являлся заместителем председателя Мингорисполкома по идеологии и лидером Коммунистической партии.

Министр образования — Игорь Карпенко. Ранее он являлся заместителем председателя Мингорисполкома по идеологии и лидером Коммунистической партии.

Людмила Высоцкая перешла в министерство вслед за Карпенко. В Минском горисполкоме она заведовала сектором по работе со СМИ главного управления идеологической работы, культуры и по делам молодежи.

Людмила Высоцкая перешла в министерство вслед за Карпенко. В Минском горисполкоме она заведовала сектором по работе со СМИ главного управления идеологической работы, культуры и по делам молодежи.

Приводим поступивший из пресс-службы Минобразования текст «Открытого ответа Анне Северинец»:

«5 января с.г. сайт NN.by разместил материал «Учительница русского языка направила открытое письмо министру образования», в котором эмоционально критикуется школьная программа по белорусской литературе.

Помимо общих рассуждений на тему национализма и нациестроительства, в резолютивной части письма предлагаются некие «остро необходимые меры» в количестве шести. Например, последним пунктом в программу по белорусской литературе предлагается включить следующих авторов: Адама Бабареко, Алеся Дудара, Владимира Жилку, Тодора Кляшторного, Юлия Таубина.

Отдельные представители данного списка, названные «блестящими белорусскими поэтами европейского уровня» вызывают некоторые вопросы.

В частности, у предлагаемого к включению в программу поэта Т. Кляшторного стихотворение «Пей, цыганка» (фрагмент поэмы «Калі асядае муць», 1928 г.), по форме имеет лагерную (блатную) направленность:

— Не зважай, любімы, чарнавокі,
Хай рыхтуюць молайцу пятлю…
Ходзім мы пад месяцам высокім,
А яшчэ — пад ДПУ.
— Так, цыганка,
Шкадаваць аб некім,
Так!
За пятак зарэзаў чалавека,
За пятак…
Пазаўчора маці каля будкі
З залатым Ісусам на грудзёх
Адвяла сястру у прастытуткі…
…жыцьцё!..
Падымайце куфлі за гарэзы
I за новы труп…
Сёньня маці родную зарэжу
I сястру… (фрагмент)

Можно, конечно, посчитать выбор данного стихотворения тенденциозным с нашей стороны, однако строчка «ходим мы под ГПУ», вырванная из контекста, в 2017 году цитировалась практически на всех оппозиционных сайтах как «самы вядомы радок зь ягонай паэзіі» вместе с обязательной припиской о том, что «за паэтам сачыла НКУС».

В то же время, полная версия стихотворения говорит о том, что большая часть тех, кто пишет в интернете о белорусской литературе, не имеют о ней представления.

С точки зрения учителя отметим, что ребенку крайне сложно объяснить выражение «ходить под ГПУ» — для этого, вероятно, придется применить аналогичное деклассированное арго «ходить под ментами», что недопустимо в учебном процессе. Мы также уверены, что методы и принципы оперативно-розыскной деятельности следует изучать в специализированных учебных заведениях, а не в средних школах, а подобное литературное наследие — самостоятельно, а не по требованию школьной программы.

Что касается прочих персоналий, упомянутых в материале — А. Бабареко, А. Дудара, В. Жилки, Ю. Таубина, А. Мрыя, то все они были осуждены в 1933—1938 годах, о чем автор, видимо, сознательно умалчивает в публикации.

Такая избирательность во вкусах выглядит двусмысленно. Характерно, что к столетию Октябрьской революции в оппозиционной прессе активно культивировался миф о некой «расстрелянной», «запрещенной большевиками», «ликвидированной коммунистами» и т.д. белорусской литературе — продолжением этой информационной кампании, очевидно, и является открытое письмо к министру образования.

Хочется напомнить, что абсолютное большинство литераторов тех лет состояли в ВКП(б) и являлись коммунистами по взглядам, что игнорируется при написании неких сенсационных статей о них же. В то же время, ряд белорусских поэтов, прозаиков и журналистов были убиты на фронтах Великой Отечественной войны либо казнены органами СД и гестапо, умерли от голода или в концентрационных лагерях в период немецкой оккупации. Однако их личные трагедии практически не вызывают интереса у оппозиционных кругов и сайтов, что говорит об определенной тенденциозности.

Поэтому представляется, что указанная подборка авторов, предлагаемых к включению в программу, формировалась не на основании неких литературных вкусов, а, скорее, в пику политическим взглядам министра образования, а потому носит личностный оттенок.

Что же касается публичного обсуждения значимости тех или иных произведений, то практика вручения т.н. независимых литературных премий, призовой фонд которых состоит из зарубежных валютных средств, показывает, что ни одно ежегодное награждение не обходится без острой полемики в оппозиционной прессе и взаимных оскорблений в социальных сетях. Нам представляется, что оппозиционное сообщество практически не способно прийти к консенсусу, независимо от предмета обсуждения, а потому любая оценка школьной программы некими «экспертами» превратится в еще одно мучительное коллективное литературное пиар-мероприятие.

Отметим также, что полемика об образовании в оппозиционных СМИ из года в год ограничивается изменением программы по литературе и расширением сферы употребления белорусского языка.

Две эти дежурные темы демонстрируют, во-первых, что люди, которые обсуждают образование, от актуальных проблем образования очень далеки; во-вторых, налицо низкий порог вхождения в спор — для того, чтобы обсуждать, «пахне чабор» или «не пахне», не требуется никаких дополнительных знаний и подготовки. (К слову, сообщаем уважаемой А. Северинец, что ее информация не верна, данное стихотворение П. Бровки из школьной программы не изымалось).

Наше недоумение вызывает и призыв А. Северинец изучать польский и украинский языки (а почему не латышский и литовский?), потому что это «языки соседей», необходимые для «интеграции в общеевропейское пространство». Если учитель не понимает, что русский язык изучается не как язык соседнего государства, а как второй государственный, то это достаточно ярко говорит о его компетентности. (В тексте Анны Северинец речь идет о польской и украинской литературе, а не о языке.Ред.)

Хочется также напомнить, что репрессиям 1937-1938 гг., о которых к месту и не к месту вспоминают оппозиционные сайты, предшествовала многолетняя активная практика написания коллективных доносов, которых отдельные белорусские литераторы тех лет сочинили не меньше, чем художественных произведений.

К сожалению, творческие круги того времени, как и отдельные представители нынешней интеллигенции, имели некоторые проблемы с корпоративной этикой, и разрешали свои художественные споры посредством апелляций к партийным и даже силовым структурам. Именно подобные доносы (зачастую в форме обличительных статей в прессе) и становились впоследствии доказательной базой для сфабрикованных обвинений при нарушении законности в следственной работе.

Поэтому рекомендуем не повторять ошибок предшественников и не определять литературную ценность тех или иных произведений через давление и написание открытых писем ни много ни мало — от имени «страны, народа, учеников и учителей».

Реально эти письма не отражают ничего, кроме переоценки автором собственной значимости.

Пресс-служба МО».

Клас
0
Панылы сорам
0
Ха-ха
0
Ого
0
Сумна
0
Абуральна
0