Петр Бригадин в 2001—2003 гг. являлся министром образования. С того времени работает директором Государственного института управления и социальных технологий БГУ.
Между тем, Петр Бригадин — профессиональный историк, сфера его интересов — начало ХХ века. Он автор книг «На переломе эпох: становление белорусской государственности (1917—1920)» и «Между Востоком и Западом: становление государственности и территориальной целостности Беларуси (1917—1939)», совместно с Владимиром Ладысевым.
100-летие провозглашения независимости Белорусской Народной Республики — удобный повод поговорить о тех событиях, о том, как они видятся сегодня.
«НН»: Петр Иванович, 25 марта будет 100 лет провозглашения независимости БНР. Что значило это событие для нашей истории?
Петр Бригадин: Это был процесс государственного самоопределения, начавшийся в 1917 году, еще до революции. Ничего не случается одномоментно.
Этот процесс происходил в течение всего 1917 года, 1918 года и более-менее он наметился только в 1920 году, после второго провозглашения БССР. Одно событие неразрывно связано с другим.
Была и попытка найти общий язык с Временным правительством. Белорусская делегация, например, ездила в Петроград, чтобы договориться об автономии края. И даже у идеи такой весьма ограниченной автономии имелось множество противников. Многие не понимали, что происходит, а такие же процессы шли в странах Балтии, на Украине, в Австро-Венгерской империи.
Основная сложность была в том, что нас не признавали как отдельный этнос. И поэтому это движение не было настолько оформлено, как на других территориях. На белорусских землях это процесс имел множество противников. Существовали многочисленные российские партии, а национальные партии, как Белорусская социалистическая громада, были слабы. В качестве беженцев было переброшено огромное число белорусов в Россию. На небольшой территории, оккупированной немецкими войсками, у национальных движений имелась масса ограничений.
И то, что после разгона Всебелорусского съезда 1917 года президиум продолжил его дело по подготовке Учредительного собрания, имело большую важность. На таком распутье, когда немцы отошли, а большевики еще не пришли, появилась возможность для национального самоопределения.
«НН»: Как вообще у белорусов в те времена созрела идея о собственной автономии или даже независимости?
ПБ: Национальная идея во времена кризисов очерчивается наиболее четко. На пограничье этнос начинает остро ощущать себя этносом.
После того как беженцы рассеялись по всей территории России, то поняли, что они не совсем русские. Им говорили, что они «русские», но их просто-таки не понимало население той территории, где они оказались.
Поэтому беженские организации весьма активно включились в национальное возрождение. Белорусские организации создавались в Петрограде, Москве, Воронеже, Орле, Одессе…
Те, кто воевал на фронтах, создавали национальные единицы: украинские, литовские. И белорусы тоже. Эти процессы подтолкнули к организационному оформлению. После того как члены Военной рады вышли из тюрьмы, куда их посадили большевики, они сразу заявили, что создают свой секретариат. Вот эти члены президиума Всебелорусского съезда, делегаты политических партий и объявили о создании Белорусской Народной Республики. Они воспользовались тем небольшим временным промежутком, который имели.
Объявили о создании БНР, но немцы через четыре дня разогнали секретариат, заявив что белорусы слишком много на себя взяли. Затем последовали вторая, третья уставные грамоты.
Но главное, что было сделано, — заявлено, что белорусы намерены создать свою государственность.
И это очень важный фактор. Почему? Мы не говорим, что у нас сегодня есть какие-то конфликты с соседями, нет, их нет, но об этом нужно говорить. Ведь на эту землю заявили свои претензии и поляки, и литовцы, и украинцы. УНР создала свои центры управления в Бресте, Гомеле и Мозыре и считала, что Полесье — их.
Так случилось, что мы находимся на пограничье. Малому народу сложно выживать на пограничье без поддержки, а поддержки не было. Если не будет международного признания, то ничего не будет.
«НН»: А кто на тот момент мог предоставить такую поддержку?
ПБ: Балтийские страны и украинцы обращались к немцам: «Под немецкой властью мы обретем свою свободу». И Литва, Эстония, Латвия под патронажем Вильгельма создавали свою государственность. А белорусов никто не поддержал, никто! Поэтому и кидались в разные стороны. Хотели обратиться к полякам, но Скирмунт сказал: «Нет, только к немцам». Он там учился, хорошо язык знал, ездил к ним, как премьер-министр. Была и известная телеграмма кайзеру.
«НН»: А вы считаете ошибкой ту телеграмму?
ПБ: Да какая ошибка?! Нет! Те события следует рассматривать не с точки зрения современного понимания. А нужно поставить себя на место человека того времени, который искал выхода. Люди видели, что соседи сделали вот так, они уже направили телеграммы кайзеру, мол, мы под вашей властью. А почему бы нам не сделать так же?
А в то же время польский корпус генерала Довбор-Мусницкого уже захватил пол-Минска. И что тут делать? Надо искать какой-то выход и спасение. Это была суперсложная задача. А еще и Пилсудский объявил о создании Второй Речи Посполитой. А Пилсудский родом из этих мест, называл себя белорусом. Я сам находил в архиве в Москве, что Пилсудский при аресте в анкете записался белорусом.
Сегодня надо рассматривать ту телеграмму, как попытку найти выход. Но это раскололо Раду. Ведь была пророссийская группа, пропольская. Многие считали, что поддержку надо искать на востоке, поскольку там революция, социальная справедливость. На Россию надеялась целая группа. Та же Бодунова, которая была родом из Гомеля, была русскоязычной. Делегация ездила в Москву на переговоры. Многие не понимали, как вообще можно жить без России.
«НН»: 25 марта 1918 года — это был отчаянный шаг группы романтиков заполучить собственное государство или что-то большее?
ПБ: Пришли к пониманию, что провозглашение независимости необходимо. Первый шаг же был уже сделан, второй сделан. Остается только организационно объявить, что мы создаем независимое государство. Это все было логичной цепочкой, а никак не криком отчаяния.
Немцы относились ко всему этому как-то безразлично. Ну занимайтесь культурно-просветительскими делами, чем-то еще. У правительства БНР были ограничены полномочия. Но оно направляло представителей на переговоры за границу, открывало консульства. Пыталось зацепиться любыми путями. Когда читаешь документы, то понимаешь всю сложность. Понимали ее и те люди, которые это делали.
Они больше всего боялись, что страна будет разделена. Это был самый большой страх.
Был сложный вопрос насчет Виленского края, так как белорусские деятели считали его исключительно своей территорией. Тем более, что белорусов по переписи в Вильне было значительно больше, чем литовцев. Польша также заявила свои претензии на Виленщину. И литовцы, Тариба («Совет Литвы»), с большей приязнью относились к белорусам как к союзникам в противостоянии с поляками.
«НН»: А что стало главной причиной того, что стать полноценным государством БНР так и не смогла?
ПБ: Отсутствие поддержки. Только это! Поэтому наши представители и ездили на международные конференции в Париж, Берлин, пытались достучаться, чтобы нас услышали. Балты продержались до Второй мировой, им помогли немцы. Немцы считали это Пруссией, землями Курляндии, поэтому и стали помогать. Страны Балтии всегда были ближе к Западу. А те процессы, которые происходили у нас в XIX веке, сильно повлияли на историю. Мы потеряли тогда чересчур много своей интеллигенции.
«НН»: Какие позитивные моменты принесло провозглашение независимости БНР?
ПБ: Немного позже оно подтолкнуло советские власти к созданию БССР. Это был значительный козырь в переговорах! Мол, процессы самоопределения происходили и на территории Беларуси. И Ленин, когда обсуждал создание БССР, то писал в письмах, что она нужна, прежде всего, как буферная территория. Если бы не было Всебелорусского съезда, всех этих движений, то ничего бы и не было.
Следует понимать, что БНР образовывалась как временная власть. Далее должно было быть Учредительное собрание, которое должно было определить устройство власти. И БНР была временным инструментом перед Учредительным собранием, где и должны были обсуждаться вопросы государственного строительства.
Возможности были весьма ограничены. Не было денег, искали, где их можно найти, а богатые люди уже частично уехали, кто-то потерял капитал. Не все те меценаты, кто финансировал движение в 1917 году, могли продолжать это в дальнейшем. Был и кредит от УНР. И искали возможность получить кредит от российской власти. Денег не было, а как без денег? Это целая тема. Возможно, появятся историки, которые будут изучать финансирование национального движения в 1917—1918 годах. Ведь очень интересно! А эта тема почти совсем не разработана. Какие-то деньги потерялись, какие-то не дошли.
«НН»: А кого персонально из создателей БНР вы могли бы выделить?
ПБ: Всю команду, которая после разгона Всебелорусского съезда не побоялась. Многие же сразу ушли. А эти люди, около 15 человек, этот организационный комитет, заслуживают внимания: Иосиф Воронко, Полута Бодунова, Макар Костевич, Сымон Рак-Михайловский, Томаш Гриб, Алесь Прушинский (Гарун), Леонард Заяц, Иван Середа, Язэп Дыла, Иосиф Лагун. Потом присоединился меценат Роман Скирмунт. Они остались в числе тех первых, кто создавал власть БНР. Это как Временное правительство, которое было создано из депутатов Думы, но депутатов много, а временное правительство невелико. Это те, кто сказал, что мы пойдем дальше.
«НН»: Это очень смелые люди?
ПБ: Конечно же! И те, что входили в Военную раду, пытались создать белорусскую армию, такие как Сымон Рак-Михайловский, и Константин Езовитов, и Игнат Дворчанин.
Рак-Михайловский имел больше возможностей, он служил, был делегатом на Всебелорусском съезде от армии.
Они понимали, что без армии нельзя защититься и вести разговор о самоопределении.
«НН»: А среди указанных лиц главного двигателя назвать можно?
ПБ: Нет. Может быть, Воронко, который и возглавил Раду. Томаш Гриб — очень умный человек, образованный, симпатичный. В него была влюблена Бодунова, всю жизнь к нему тянулась, но была значительно старше. Томаш хоть умер своей смертью, а Полута… [расстреляна в 1938. — Ред.]
«НН»: Вы еще позитивно оцениваете личность Романа Скирмунта.
ПБ: Я просто знаю, что он делал. Своей жизнью доказал, что остался патриотом.
Я родом из его мест. Отец Скирмунта похоронен в моей деревне. И мой отец, мой дед, мама рассказывали о Марии, о Генрике, о Романе Скирмунтах. Они встречались! Он был этакий полешук, разговаривал на полесском языке. Возле Скирмунта крутились все, тянули его к себе. Он не был правым, он был из «краёвцев», входил в краевую оппозицию в Государственной Думе. Вся его родня участвовала в восстании 1863 года, пошли по этапу в Сибирь. Отец Романа был самым богатым человеком на территории Беларуси того времени. Скирмунт понимал, что он с этой земли, был патриотом до последнего. Те люди, которые организовывали здесь это, заслуживают только уважения и нашей доброй памяти.
«НН»: Их память следует чтить?
ПБ: Важно очень позитивно оценивать этих личностей. Судьба у них оказалась разной, но это будет потом. Мы же обсуждаем, что они делали в 1917—1918 годах для белорусской государственности, и за это им надо сказать спасибо. Нашим дедам и прадедам, что они здесь что-то сделали для того, чтобы мы создали независимое государство. Эти события 1918 года уже вернулись в нашу память, и это замечательно.
* * *
Петр Бригадин. Родился в 1949 году в деревне Молодово Ивановского района. Окончил истфак БГУ (1971). Преподавал в БГУ. Ректор Академии управления при президенте (2000—2001). Министр образования (2001—2003). С 2003 г. директор Государственного института управления и социальных технологий БГУ.
