«Наша Нива» сообщала, что в новые белорусские учебники по русской литературе для 8 класса из российских аналогов перекочевала формулировка для восстания 1863—1864 года. Его там называют «польским», хотя в предыдущих версиях белорусского учебника и даже в учебнике по истории для того же класса называют так, как было принято в Беларуси. Министерство образования отреагировало на публикацию «Нашей Нивы» и прислало нам ответ, в котором проводит мысль, что восстание все-таки «польское».
Ответ Минобразования очень образный. Например, «Мужыцкая праўда» в нем сравнивается с «Белсатом». Приводим ответ полностью и без сокращений. Мы также попросили прокомментировать этот ответ кандидата исторических наук, заместителя главного редактора журнала «Наша гісторыя» Александра Пашкевича.
Ответ пресс-службы Министерства образования:
В публикации «Нашей нивы» Минобразования обвинили в том, что белорусскую историю коварно переписали по заданию «русского мира», т.к. назвали в учебнике по литературе восстание Калиновского «польским». Почему заказчиком учебника тогда является «русский мир», а не «польский» — отдельный вопрос из области редакционной политики и медицины.
Заметим, что в учебнике по русской литературе Польское восстание 1863—1864 упомянуто для характеризации социально-политической ситуации, в которой были созданы литературные произведения, а не в качестве учебно-исторического материала.
В то же время, формулировка «Польское восстание 1863—1864» является общепринятой и распространенной. В современной польской историографии данное восстание также называется Январским, а в российской — «Вторым польским».
Отдельные белорусские историки в качестве альтернативы предлагают называть данное событие «Восстанием 1863—1864 годов» либо «Восстанием в Польше, Литве и Беларуси». Однако, что касается привязки к дате, то это, скорее попытка уйти от описания сущности явления. Второй же вариант, если говорить строго, не соответствует фактам, так как восстание охватило, в том числе, территорию Волынской, Подольской и частично Киевской губерний. Поэтому название «Польское восстание 1863—1864 гг.» является вполне корректным.
Далее мы приведем перечень стандартных тезисов, которыми оперируют белорусские националисты, чтобы выдать желаемое за действительное.
«Руководители восстания — белорусы»
Заметим, что нация — вопрос личного самоопределения, а не результат обобщения географических данных или измерений черепов.
Вопрос же об этнической принадлежности Калиновского до сих пор остается спорным как в отечественной, так и в зарубежной историографии.
Но чтобы уверенно назвать восстание белорусским, современным авторам необходимо переписать не только учебники, но и самого Калиновского. В частности, в его прокламациях постоянное упоминается «Жонд польский», а сам Калиновский прямо называет восстание польским, а повстанцев — поляками.
В письме «Яська-гаспадара з-пад Вільні да мужыкоў зямлі Польскай» после призывов «резать поганого москаля» читаем следующие строки:
— Мы, што жывемо на зямлі Польскай, што ямо хлеб Польскі, мы, Палякі з вякоў вечных!
Опять же, в этом вопросе не нужно стараться быть умнее современников: во французской, британской, австро-венгерской прессе тех лет, в обращении Папы Римского и в других источниках восстание именовалось польским, и нигде ни одним словом не упоминалось белорусское население, т.к. в программе восстания не было ничего о решении белорусского национального вопроса.
«Боевые действия велись на территории Беларуси»
Всего на территории бывшей Речи Посполитой произошло около 120 боестолкновений. Что касается территории Беларуси, то некоторую поддержку восстание получило только в Виленской и Гродненской губерниях - пограничных с мятежным Царством Польским. Большая же часть белорусских земель - Минская, Витебская и Могилевская губернии - остались в глубоком тылу восстания, и дело здесь ограничилось отдельными стычками.
Белорусские исследователи насчитывают 46 боев с русскими войсками, 2/3 из которых произошли на территориях с сильным польско-католическим влиянием и многочисленным этническим польским элементом, т.е. на Виленщине и Гродненщине.
Единственной победой повстанцев можно считать Миловидскую битву, причем, скорее, в тактическом отношении. При этом на востоке Беларуси боевые действия практически не велись и попытки создания повстанческих отрядов провалились.
Сам же Калиновский не являлся руководителем восстания даже на белорусских землях. Фактически он командовал отрядами Гродненской губернии, а значительную часть времени был отстранен Варшавским центром от руководства восстанием на землях Литвы и Беларуси.
Как отмечает историк А. Гронский [историк, который считает белорусов западнорусами, ранее преподавал в БГУИР, теперь переехал в Москву], чтобы склонить крестьян к активным антиправительственным действиям, Калиновский приказал зачитывать приказ польского повстанческого правительства, в котором им сулились бесплатные земельные наделы. Однако акция, которой придается большое значение в историографии, не оправдала себя: по уходе повстанцев из деревни ее жители часто возвращались к прежним наделам. Крестьяне всеми силами старались уклониться от вербовки в повстанческие отряды.
В целом же пропаганда повстанцев в крестьянской среде не принесла значительных результатов. Из общего количества репрессированных за участие в восстании 1863—1864 годов 22,93% составляли крестьяне, 5,72% — мещане, 3,32% — представители католического духовенства, 57,8% — дворяне, 4,57% — шляхта, 2,8% — однодворцы; остальные категории (православное духовенство, колонисты, купцы и прочие) составляли менее одного процента каждая, — подчеркивает Гронский.
Восстание нельзя считать белорусским еще и потому, что подавлено оно было не просто имперскими войсками, но и при полном содействии белорусского крестьянского населения, которое активно выдавало повстанцев царским властям, организовывало самооборону и препятствовало формированию отрядов.
В такой ситуации закономерно, что жертвами восставших также становились белорусы — напр., православные священники, которые воспринимались как проводники царской политики и выступали против «святой униатской веры». Кстати, эти самые священники были как раз белорусами: Конопасевич, Прокопович, Юзефович, Рапацкий…
Поэтому неудивительно, что по факту крестьян-белорусов с царской стороны было больше, чем на стороне восставших.
«Калиновский выступал за восстановление многонациональной державы — Речи Посполитой»
Тезис про возрождение «многонационального государства» идет паровозом — признается, что Калиновский боролся за Польшу, но раз в составе РП были белорусские территории, то и за них тоже. Согласно такой логике можно доказывать, что Калиновский опосредованно боролся за свободу литовцев, украинцев и др. национальностей.
О «всенародном» характере восстания красноречиво говорит тот факт, что сами повстанцы рассчитывали не только на внутреннюю поддержку, но и на военную интервенцию со стороны европейских государств, которые после Крымской войны были «на ножах» с Россией. В то же время, русское руководство боялось масштабной войны в Европе, и поэтому на подавление восстания были брошены значительные силы.
Но самое важное — нет ни малейшей гарантии, что при победе данного восстания Беларусь вообще состоялась бы как некий национальный проект.
Православие, характерно для этнических крестьян-белорусов, в материалах Калиновского жестко компрометировалось. В листовках оно именуется схизмой и «собачьей верой», всем православным сулятся вечные мучения в загробном мире, предлагается переход в «святую униатскую веру». Таким образом, призывая православных белорусов перейти в униатство, Калиновский стремился противопоставить местных крестьян государственному строю.
Поэтому в случае победы этнических белорусов, скорее, ожидала бы массированная полонизация и гонения на православие, что мы и наблюдалось на западнобелорусских землях в 1921—1939 гг.
Напоминаем также, что Центр восстания находился в Варшаве и был сформирован из правых либералов, а Калиновский по взглядам являлся радикальным социалистом. Таким образом, его разногласия с центром носили социальный, а не национальный характер. И при этом, несмотря на распри в руководстве, сами поляки отзывались о Калиновском как о «горячем польском патриоте».
«Калиновский писал по-белорусски»
Белорусскоязычное наследие Калиновского весьма невелико. Это шесть выпусков «Мужицкой правды» (седьмой, возможно, был подготовлен не им), «Письмо Яськи-гаспадара из-под Вильно к мужикам земли польской», три «Письма из-под виселицы» и два приказа, один из которых вполне мог принадлежать и другому автору. Его тексты, предназначенные в российские инстанции, написаны по-русски, а остальные — по-польски.
Однако язык прокламаций не было неким изобретением повстанцев. К примеру, Е.Ф. Карский в своем фундаментальном исследовании «Белорусы» пишет о том, что царские власти как до восстания, так и во время него, активно применяли белорусский язык в своей пропагандистской работе.
Необходимо понимать, что в обоих случаях речь шла не о решении белорусского вопроса, а о борьбе за крестьянство, которую царское правительство, очевидно, выиграло, оперившись на низы в противовес ополяченной шляхте.
Вероятно, для Калиновского и его сподвижников никакого отдельного белорусского языка не существовало - местные говоры они воспринимали как региональную простонародную версию польского. И, желая сделать свои идеи более доступными для крестьян, обращались к ним на этом народном языке, который становился проводником польских идей, польской национальной идентичности и мифологии.
Перенося это на сегодняшние реалии — говоря грубо, спутниковый «Белсат», который вещает из Варшавы за средства польского бюджета «для белорусов» и «на белорусском языке», от этого не становится белорусским телеканалом. Это инструмент влияния польских властей.
Аналогично и «Радио Свобода», которая рассказывает нам про «белорусское восстание», получает задачи в Пражском офисе и не является неким выразителем интересов белорусского народа — это точно такой же международный инструмент влияния, только американский, несмотря на националистические обертки и белорусский язык с мягкими знаками.
То, что издание «Мужицкой правды» было сугубо пропагандистской акцией, подтверждает параллельное издание польскоязычной газеты «Знамя свободы» («Chorugiew swobody»), участие в выпуске которой также принимал Калиновский. Эта газета, как и абсолютное большинство агитационных материалов того времени, была рассчитана на ополяченное дворянство и горожан и имела совершенно иное смысловое наполнение. Равноправие сословий упоминается, но допускается лишь «без ущерба для чьей-либо собственности», что противоречит постулатам «Мужицкой правды». Таким образом, для более широкого распространения антироссийских идей Калиновский, стремясь соответствовать ожиданиям различных социальных слоев, использовал различные, порой взаимоисключающие, призывы и разные языки, — считает историк Гронский.
Важно понимать, что только ПОСЛЕ подавления восстания, ссылки, контакта с народными низами отдельные участники восстания осознали себя как белорусы.
Например, в предисловии к «Дудке белорусской» поэт Ф. Богушевич, который воевал в отряде Людвика Нарбута, отмечал:
— Я сам калісь думаў, што мова наша — «мужыцкая» мова, і толькі таго! Але, паздароў Божа добрых людцоў, як навучылі мяне чытаць-пісаць, з той пары я шмат гдзе быў, шмат чаго відзеў і чытаў: і праканаўся, што мова нашая ёсць такая ж людская і панская, як і французская, альбо нямецкая, альбо і іншая якая.
Это свидетельствует о том, что на момент Январского восстания даже будущий белорусский поэт Богушевич, будучи молодым революционером, отождествлял себя в первую очередь с поляками.
«В БССР Калиновского ввели в пантеон национальных героев»
Это самый последний аргумент, который оппозиционные историки выкладывают в качестве козыря.
Действительно, когда националистам выгодно, они вспоминают о тезисах советской историографии, хотя в остальное время пишут исключительно о «геноциде белоруской нации», «оправдании репрессий», «скрытых НКВД архивах» и прочем.
Между тем, советская наука трактовала Калиновского скорее как «крестьянского вождя» и «борца с царизмом» — основной акцент делался на борьбе реакционных белых и прогрессивных красных в руководстве восстания, а также на социалистический характер воззваний Калиновского. Все это было в первую очередь, и только во вторую — Калиновский рассматривался как некий фактический выразитель интересов именно угнетенного белорусского класса.
Тем не менее, сегодняшние пропагандисты Калиновского мажут одной, националистической краской, предельно упрощая исторический процесс.
Но началось это далеко не вчера.
Вот, к примеру, любопытный фрагмент из журнала белорусской полиции «Беларус на варце», который издавал небезызвестный эсэсовец Франц Кушель в оккупированном Минске в 1943—1944.
На его станицах материал о «змагаре за вызваленне Беларусі Кастусе Каліноўскам» вышел в 1944 году, к 80-летию казни. На трех полосах излагается биография Калиновского, разбавленная фотографиями бравых полицаев из батальона СД.
Факт использования Калиновского в гитлеровской печати говорит о том, что он был крайне удобен в качестве антироссийской фигуры — т.е. «националиста» с призывами «рэзаць маскаля».
Потому что все, кто «супраць маскаля» — у них автоматически становятся белорусами.
Однако качественно сфальсифицировать историю не так-то просто, даже с большим бюджетом и хорошей полиграфией. Ведь и в перестройку, и в годы нахождения националистов у власти менялись не сами исторические материалы, а только акценты для широкой публики.
Но к науке все это не имеет никакого отношения, это чистой воды пропаганда. И совсем не наша история.
Ответ кандидата исторических наук, заместителя редактора журнала «Наша история» Александра Пашкевича:
Министерство образования решило вступить в дискуссию с «Нашай Нівай» относительно того, какая терминология в отношении восстания 1863—1864 годов является правильной и уместной. Делает оно это через документ, выданный от имени своей пресс-службы. Такая форма, надо думать, наверное свидетельствует о том, что изложенное в тексте — не частная мысль отдельного сотрудника Министерства, а официальная позиция всей структуры.
После упоминания о том, какая терминология в отношении восстания принятая в соседних Польше и России, авторы документа делают категорическое утверждение, что и у нас «формулировка «Польское Восстание 1863—1864» является общепринятой и распространенной». И только, мол, «отдельные белорусские историки в качество альтернативы предлагают называть данное событие «Восстание 1863—1864 годов» либо «Восстание в Польше, Литве и Беларуси». Так ли это действительно? Неужели и правда только «отдельные», только «в качестве альтернативы» и только «предлагают»? Чтобы проверить это, скажем так, спорное мнение, не будем ходить слишком далеко, а возьмем свежий обобщающий академический труд, где затрагивается среди прочего и тематика восстания. Эта книга «Общественно-политическая жизнь в Беларуси, 1772—1917 гг.». Вышла она в текущем, 2018 году в издательстве «Белорусская наука» под грифом Института истории Национальной академии наук Беларуси.
Того самого заведения, которое часто называют «флагманом белорусской исторической науки».
Учреждения, между прочим, государственного. Так вот там соответствующий раздел называется «Протестная активность общества накануне и во время восстания 1863—1864 гг.».
По всему тексту также используется именно такой термин, без какого бы то ни было прилагательного, который бы свидетельствовал о национальном характере восстания.
Автор раздела — кандидат исторических наук Елена Сокольчик, тема кандидатской которой непосредственно связано с событиями восстания.
Сборник, частью которого этот раздел является, имеет редакционную коллегию, которую возглавляет сам директор Института истории Вячеслав Данилович.
В состав редакционной коллегии входят руководители различных структурных подразделений этого учреждения Николай Смехович, Валентина Яновская, Андрей Внучек.
Рецензенты сборника — академик НАНБ Михаил Костюк (единственный, кстати, сегодня академик-историк) и декан исторического факультета БГУ, доктор исторических наук Александр Кохановский.
Нет сомнений, что если бы автор раздела допустила в своем тексте какие-то терминологические вольности, не соответствующих «генеральной линии», то они были бы исправлены еще перед сдачей издания в типографию.
Ну хорошо — допустим, как это ни невероятно, что Институт истории НАНБ захватили фальсификаторы истории.
Возьмем тогда дополнительно, для чистоты эксперимента, какое-либо издание, подготовленное другой структурой.
Вот, например, в 2014 году, к 150-летию восстания, Национальный исторический архив Беларуси (также официальное государственное учреждение) издал сборник документов, который так и называется — «Восстание 1863—1864 годов в Витебской, Могилевской и Минской губерниях».
Cоставитель сборника — один из лучших белорусских знатоков этой темы Дмитрий Матвейчик.
В редакционной коллегии — тогдашний руководитель всей государственной архивной службы Республики Беларусь Владимир Адамушко, директор Национального исторического архива Беларуси Дмитрий Яцевич и его заместитель Денис Лисейчиков, директор Белорусского национально-исследовательского института документоведения и архивного дела Андрей Рыбаков.
Рецензенты — кандидаты исторических наук Елена Фиринович (сейчас Сокольчик) и Валерий Поздняков.
Не последних людей в современной белорусской исторической науке, как видно, собралась и здесь немало, а вот прилагательного «польское» рядом со словом «восстание» и здесь нет ни в названии, ни в тексте.
Можно упомянуть и много других подобных публикаций — исключительно научных, подготовленных и изданных НЕ оппозиционными структурами, а самыми что ни на есть государственными учреждениями.
Но, полагаю, и из вышеизложенного хорошо понятно, что использование идеологически нейтрального, но вполне соответствующего действительности термина «восстание 1863—1864 годов» для современной белорусской историографии — не исключение, а самая что ни на есть норма.
И относительно целесообразности применения именно его сегодня фактически существует консенсус среди подавляющего большинства белорусских историков и публицистов — независимо от того, где они работают и каких взглядов придерживаются.
С использованием же термина «польское восстание» в отношении восстания 1863—1864 годов в современной Беларуси все с точностью до наоборот от того, что утверждает министерская пресс-служба.Именно его применяют только «отдельные историки» вроде неоднократно упомянутого в тексте Александра Гронского.
Похоже, что для сотрудников пресс-службы Министерства образования именно этот человек, известный как носитель четко пророссийских, «западнорусских» идей, является высшим научным авторитетом. Ведь фактически все содержание составленного ими документа — краткий конспект его взглядов. Маргинальных для белорусской историографии, но расширенных в историографии соседней страны.
И в связи с этим неизбежно возникают вопросы. Насколько уместно и насколько этично пресс-службе целого министерства выступать в качестве пиар-агентства для пропаганды взглядов одного историка, противопоставляя при этом взгляды десятков других? Учитывая, что эти другие работают не на нелюбимых министерской пресс-службой телеканале «Белсат» или радио «Свобода», а в государственных научных, образовательных или архивных учреждениях. И не просто работают, но и управляют ими. Не слишком ли много эта пресс-служба на себя берет, пытаясь подменить собой целую сеть научных учреждений? Имеет тот человек, что готовил документ, соответствующую квалификацию? Вопросы, конечно, риторические. А ответ на них очевиден.
* * *
Комментарии