Фото: Tomaš Voŭk/Twitter.
У моих родителей в деревне есть небольшой песик. Дворняжка якобы без всякой претензии на аристократизм. Хотя сосед-охотник говорит, что замечает в нем определенную примесь норной охотничьей породы - ягдтерьера.
Может, так оно и есть. Его поведение еще в щенячьем возрасте было удивительно. Например, любил копать ямы прямо на огороде, на заботливо посаженных мать грядках. А еще почему-то агрессию у него вызвало развешаное для просушки на дворе белье: слишком уж хотел его содрать с веревки, дернуть и разорвать зубами. И не мог пройти мимо куриных гнезд, выбирая из них яйца и ими от души лакомясь.
По-видимому, в либеральном обществе прилагались бы усилия, чтобы животное перевоспитать без применения насилия. Но в белорусском селе с этим обычно предельно просто: вредишь хозяйству — то слишком долго с тобой церемониться не будут. В отношении вредных собак реакция хозяев обычно радикальная и действенная — посадить на цепь.
Естественно, ранее свободному животному сначала это все очень не понравилось. Несколько дней собака выражал свой протест воем, в том числе и по ночам. А после привык и смирился. Стал выполнять свои сторожевые обязанности с большим энтузиазмом: как кто идет мимо, то лает и бросается так агрессивно, что трудно поверить, что свободный от цепи он и мухи не обидит.
Жалея собаку, я, бывая дома, вечерами спускаю его с цепи и иду с ним где-то прогуляться по окрестностям. Он счастлив неожиданно приобретенной свободы, бегает-гарцуюет. И потом, когда проходишь около его будки, куда отправляясь, а он на цепи, всеми силами старается обратить на себя внимание: визжит, лает, подпрыгивает, петляет хвостом … Возьми, мол, меня, не забудь.
А после прогулки не дает себя сразу поймать, чтобы снова поработить, бежит где-то играть уже самостоятельно. И, казалось бы, должен делать все, чтобы как можно дольше не потерять приобретенную свободу. Но нет. Если через полчаса-час выйдешь из дома, то, скорее всего, он будет ждать у крыльца. Волей насладился, что делать с ней дальше — не знает. И просит посадить обратно на цепь, где все просто и понятно …
Такая ситуация мне очень напоминает то, с чем часто сталкиваются целые народы, которые годами и десятилетиями живут при режимах, где права и свободы ограничены длиной цепи. Через некоторое время они бунтуют, добывают волю, от цепи избавляются. Сначала радуются — не насладятся, а пройдет какое-то непродолжительное время — и уже не знают, что с этим счастьем делать. И готовы к кому-то прийти и у кого-то просить, чтобы вернули так, как было — просто и понятно. Поэтому и такие частые в мире рецидивы авторитаризма, когда освободительные революции, за которыми следит и которым искренне сочувствует весь демократический мир, завершаются в конце концов приходом новой «сильной руки». С полного согласия большинства общества. Хотя того, чтобы иногда с цепи спускали, и как можно чаще, обществу этому может и хотелось бы. Но тут уж как повезет с хозяином.
