— Николай Васильевич, я знаю, сколько сил и средств вы вложили в создание университета. И то, что сейчас происходит — это в некотором смысле шок. Чего в этой истории больше — политики или действительно грубых нарушений образовательного процесса с вашей стороны?
— Я думаю, что все основано на личной неприязни министра образования Карпенко к вузу и к моей личности. Больше ничего здесь нет. С 27 марта этого года все лето нас держали в проверочном состоянии, комиссию за комиссией отправляли, строчили разные жалобы в прокуратуру, чтобы меня привлекли к ответственности за нарушение законодательство образования. Проверки прошли, но прокуратура нарушений не обнаружила.
— А расскажите, что за недостатки у вас все-таки выявили, из-за которых вы лишились пяти специальностей?
— Дело в том, что справка об аккредитации написана на 120 страницах, но конкретно не указано, за что не аккредитована та или иная специальность. Пишут «не аккредитовать», а за что — не пишут!
— Но как это? Должно же быть хоть что-то конкретное в документах…
— Есть замечания. Например, не подписан учебный план. Или, допустим, пошел преподаватель читать лекцию, в журнале написал тему занятия и пропустил одно слово. Или указал тему не совсем так, как предписывает учебный план. Ну, ошибся, не обратил внимания. Это серьезное замечание.
Но есть понятие «грубые нарушения», на основании которых отказывают в аккредитации. У нас грубых нарушений нет.
И представьте себе — нам аккредитовывают вид университета, и сохраняют две специальности дневной формы обучения, на которых учится 140 человек — это дизайнеры и современные иностранные языки. При этом подготовку дизайнеров мы прекращаем, это последний выпуск, мы больше не набираем.
— Но ключевые специальности закрывают…
— Да.
— Николай Васильевич, а может, это ревность? Ведь некоторым государственным вузам даже в бытовом плане до вас еще тянуться и тянуться: у вас все аудитории с современным оборудованием, идеальные туалеты, благоустроенная территория. И я знаю, что даже некоторые преподаватели говорят: «А вот в МИУ…» Кстати, и преподаватели у вас с именами и со степенями.
— Университет должен иметь 43 процента остепененных преподавателей, у а нас 45,6 процентов.
Не менее 70 процентов выпускников должны быть трудоустроены, а у нас трудоустроены 97,3 процента, причем все годы! И это сведения министерства труда и социальной защиты.
У нас по всем пяти неаккредитованным специальностям проведены комплексы контрольной работы, в результате которых 60 процентов учащихся должны подтвердить свои знания.
У нас самый низкий показатель — 72, самый высокий — 91 процент. Да это мечта всех вузов, в том числе и государственных, иметь такой уровень подготовки студентов!Но при всем при этом мы не аккредитованы! Поэтому я не могу вам ответить на вопрос, почему нам не продлили аккредитацию. Я сам не знаю, искренне говорю! Мне никто не объяснил.
— А вы разговаривали с министром образования с глазу на глаз?
— Бесполезно. Ему не дозвонишься. И он сам не выходит на связь. Только дал tut.by комментарий одной фразой: «Пусть студенты не волнуются…»
— А что значит — пусть не волнуются, если они выбрали ваш вуз, конкретную специальность, а теперь получение диплома под вопросом…
— Есть специальность, по которой уже через два месяца нужно вручать диплом. Уже пишутся дипломные работы, есть дипломный проект, научный руководитель. Куда переводить этих студентов? Это невозможно. Видимо, человек не разбирается в системе образования, потому что не имеет ни ученой степени, ни ученого звания. Вообще абсурд какой-то!
— А из-за чего у вас возник конфликт с Карпенко?
— По согласованию с его предшественниками и инициативе министерства внутренних дел мы приступили к реализации европейской программы по дистанционному обучению заключенных.
— Знаю, это классный проект.
— Но он прекратил свое существование.
— Почему?
— Министерство образования решило, что мы не соблюдаем ряд требований, что преподаватель должен визуально контактировать со студентами, дышать одним воздухом и держаться за руку. То есть по их логике он должен сесть в тюрьму и учить студентов там.
В министерстве образования, видимо, не предполагают, что контакт с преподавателем может быть дистанционным.
Министр Карпенко своим письмом запретил мне реализовывать этот проект. И когда я уже решил закончить это дело, он присылает новое письмо, отменяющее прежний запрет. Но это просто издевательство!
А я ему все время писал строгие письма, не прогибался, не просил ничего. Но аргументировал, в чем чиновники не правы, давал ссылки на нормативные акты и так далее.
Им такое мое поведение, видимо, не понравилось. И отыгрались на студентах, их родителях, преподавателях. Сейчас ко мне преподаватели в слезах молодые приходят — останемся без работы, а у нас дети, что делать, где работу найти?
А что я могу сказать…
Я говорил чиновникам: что вы делаете, позовите меня, давайте сядем за стол и все обсудим, найдем какой-то выход, компромисс. Что вы хотите от вуза? Никто не хочет разговаривать!
Начальник Департамента качества образования Мирончик убегает от меня! Я ему звоню, а он бросает трубку.
— Николай Васильевич, а что вы будете делать дальше? Вы же все равно вуз просто так на растерзание не отдадите, это же ваша жизнь.
— Сражаться будем! Есть законодательство, есть суды, есть законные меры, есть общественная поддержка.
А бастовать против Карпенко — велика честь, это не та личность, чтобы из-за него поднимать какие-то волнения, тем более в преддверии различных политических компаний…
Я патриот своей страны, я заинтересован в справедливом решении. И хочу, чтобы и мне, и студентам, и преподавателям четко объяснили, за что не аккредитованы эти пять специальностей. Только конкретно!
Допустим, правоведы. Они показали свои знания при проведении контрольных работ на 91 процент при требовании 60. И пусть министр и все его помощники расскажут, почему этим студентам не выдадут диплом.
— А вам не кажется, что у вас хотят просто отобрать вуз?
— Это вряд ли удастся, потому что это собственность учредителя, а он может одним росчерком пера и останавливать образовательный процесс, и все остальное. Были, конечно, в нашей истории репрессии, экспроприации, национализация собственности…
— Ну и сейчас случаются истории, когда бизнес национализируют…
— Я не предполагаю, что до этого дойдет.
— Вы очень открыто говорите о своем конфликте с Карпенко…
— А у меня нет выхода. И я открыто говорю, да. И если бы у меня была такая возможность, я бы и в глаза ему все это сказал.
Как есть, так и говорю. Я не оскорбляю никого. Но что думаю, то и говорю, в культурной форме. Если он считает, что я не прав — пусть докажет, только аргументированно, со ссылками на нормативные акты.
Его предшественники, например, поддерживали проект дистанционного образования заключенных. Нет никаких положений о том, как проводить занятия, какая методика, как осуществлять контроль знаний. Ничего нет!
И Карпенко ни одного штриха в это не внес. Прежний министр мне положение согласовал, печать поставил и подпись. И все всех устраивало, мы работали. А Карпенко что-то не устроило…
— А после второго письма Карпенко вы возобновили проект обучения заключенных?
— Нет. В мае он запретил, а 15 августа отменил запрет. Но мне было предписано в первом письме до 31 августа прекратить проект. Ну я и прекратил, все поотчислялись.
Нет теперь в белорусских тюрьмах высшего образования. Шесть лет было, меня просило об этом министерство внутренних дел, потому что ни один вуз не согласился на это дело, не готовы были, в том числе, и технически.
И вместе с представительством Европейской комиссии избрали наш вуз. Я считал, что мне еще похвала какая-то будет за этот проект, может, даже грамоту дадут. Ага, получил…
Хотя этот проект был для меня убыточным, нужно было и автобус нанимать, и госкомиссию отправлять к заключенным, компьютеры я свои туда поставил. Но я считал, что вношу какую-то инновационную лепту, что способствую адаптации заключенных к нормальной жизни.
Это очень важный был проект на самом деле.
И если министра что-то не устраивало, он мог в любое время пригласить меня на разговор и спросить: может, помочь чем-то нужно? Совет какой-то дать, предложения свои высказать. Это был бы цивилизованный подход.
Нет, он просто запретил. Прислал какую-то проверяющую, которая проверяла дела студентов, действительная или не действительная медсправка, кто ее выдавал…
Было видно, что ищут, за что зацепиться, обращали внимание на любые мелочи, которые, кстати, легко исправимы. И потом все это возвели в абсолют и сделали основанием, по которому можно устроить подобные гонения. А тут еще плановая аккредитация подошла…
Приехал сам директор Департамента контроля качества образования Мирончик Михаил Владимирович! И из 9 дней проверки он 6 дней лично ходил по аудиториям, раздавал студентам анкеты. Никогда такого не было в истории!
Он не член комиссии, он лишь подписал приказ и должен был выполнять свои директорские функции. Но он не вылезал из университета, не предупреждал даже меня.
Я ему говорил: мол, давайте обсудим, что вас волнует, я вижу, что атмосфера накалена. Но он всячески избегал контакта. На звонки отвечает, что занят, не стал общаться ни по телефону со мной, ни так. И тут нам выкатили все это…
— Будем надеяться, что в конце концов все хорошо закончится…
— Главное — здоровье. Надеюсь, что мы совместными усилиями добьемся справедливости, которой заслуживаем. Ранее в комментарии «Белорусскому партизану» член Общественного Болонского комитета Владимир Дунаев высказал мнение, что лишение аккредитации МИУ носит политический характер.
