Подполковник милиции в запасе Николай Козлов служил в уголовном розыске Центрального района Минска. В 2008 году он разоблачил фальсификации на парламентских выборах, написал рапорт начальству и рассказал об этом в СМИ. С течением времени Козлов присоединился к ОГП, стал лидером партии, а сейчас участвует в праймериз по выдвижению единого кандидата от оппозиции.
«Наша Нива»: Анну Канопацкую прокатили с участием в праймериз…
Николай Козлов: Ну почему прокатили? Так проголосовали. Голосовали руководители партий и организаций. И результат голосования такой, какой есть.
«НН»: Что же стало основной причиной?
НК: На пресс-конференции мы озвучивали. Во-первых, у нее серьезные нарушения при сборе подписей: около 100 человек. Притом что была договоренность, как следует оформлять все эти списки.
Также вопрос доверия. Я хочу подчеркнуть: это не мое какое-то личное решение, мы обсуждали это политсоветом. И подавляющим числом голосов так решили. Много, очень много людей было против Канопацкой. Большую роль в этом сыграло ее депутатство. Праймериз имеет в основе в первую очередь соглашение, и каждая структура берет на себя обязанности. Примерно такое соглашение подписывалось, когда мы согласились с мандатом Анны.
Но она его не выполнила. По сути, она не вела себя как оппозиционный кандидат. Может только как околооппозиционный… И то с большой натяжкой.
Особое возмущение вызвал ее законопроект о гарантиях Лукашенко. И когда член партии говорит, что мы гарантируем безопасность и безбедную жизнь Лукашенко, учитывая, что трое членов партии были убиты и Лукашенко может быть причастен к убийствам… Это сыграло свою роль, и Анну исключили из партии. За утрату доверия.
«НН»: Именно тот законопроект стал причиной исключения Канопацкой из ОГП?
НК: Всё вместе. Но законопроект стал последней каплей, он вызвал наибольшее возмущение членов партии.
Поэтому при обсуждении Канопацкой всё брали в расчет: и прежнюю деятельность, и тот самый законопроект, и то, что она сейчас устраивает какой-то, как мне кажется, балаган…
И по сути, всё, что она говорит — абсолютная ложь.
«НН»: Вам было приятно, когда Канопацкую не допустили к участию в праймериз? Что почувствовали, что подумали?
НК: Ничего я не подумал. Это было настолько естественно… Если подходить к праймериз серьезно, то решение не допустить Канопацкую для меня было абсолютно естественным. Превращать праймериз в цирк и балаган, внести атмосферу одесского Привоза… Мне кажется, это было бы несерьезно.
«НН»: На днях вы не пошли дискутировать с Канопацкой на «Еврорадио». Почему?
НК: Мне не о чем с ней дискутировать. Мне кажется, что в таком случае я буду опускаться до ее уровня, а я считаю, что такого мне делать не надо. Мне не интересно.
«НН»: Но политика — это и есть умение дискутировать и общаться с любым оппонентом, нет?
НК: Я понимаю, о чем вы говорите. Но тем не менее. Я повторю свою позицию: не хотелось бы опускаться до уровня Канопацкой. Время от времени мне рассказывают, или я сам читаю, что она пишет… Не знаю. Зачем мне [дискутировать с ней]? Учитывая все обстоятельства, зачем мне это?
Я не знаю, как мог бы сложиться разговор, но мне абсолютно не нужны ни ссоры, ни споры ни о чем. Канопацкая мне не интересна. Но я понимаю, что журналистам, может, то и нужно: хайп, что-то такое.
Об умении дискутировать с оппонентом — ну, здесь вы правы, если считать и меня, и ее политиками, то да. Но…
«НН»: А вы не считаете Канопацкую политиком?
НК: Нет, не считаю.
«НН»: А кем тогда считаете?
НК: Не знаю. Анной Канопацкой.
«НН»: Есть какие-то люди, которым бы вы не подали руки при встрече?
НК: Не знаю, так и не припомню никого.
«НН»: Лукашенко пожали бы руку?
НК: Нет, наверное, все же нет.
«НН»: Шуневичу?
НК: Наверное, тоже нет.
«НН»: А Канопацкой?
НК: Ну, я не знаю, стоит ли нам с ней обмениваться рукопожатием, но поздоровался бы с ней точно. Я же иногда вижу ее на мероприятиях — и нормально здороваюсь.
У меня нет негативного отношения к Анне. Я просто серьезно отношусь к делу. И здесь уже не мои частные обиды — их у меня просто нет. Я с улыбкой читаю, что она пишет.
«НН»: Она писала о вас: «Профессиональный политический нищий Колян». Тоже с улыбкой это прочли?
НК: Да. Ничего на это ей не отвечал. Я же говорю, мне не интересно разговаривать или дискутировать с ней.
«НН»: Я слышал мнение, что Канопацкая за время своего членства в ОГП довольно много денег вложила в партию. А в результате ОГП ее фактически кинула.
НК: Я об этом ничего не слышал. Может, есть что-то, чего я не знаю, но думаю, что знаю всё. Поэтому, думаю, что это ложь, как и многое другое, о чем говорит Канопацкая. Например, мне рассказали, что она где-то говорила, что якобы сидела в СИЗО. Меня это очень развеселило. Ведь она один раз была два часа в дежурной части — и всё.
А представляет так, что якобы томилась в застенках СИЗО. Но ведь и понятия не имеет, как выглядит камера!
«НН»: Обвинения Канопацкой, мол, Лебедько обращается к ее отцу за деньгами?
НК: Абсолютное вранье! Думаю, что со стороны Анны вот так врать и притягивать отца — совсем как удар ниже пояса. Я с отцом Анны не знаком, но о нем говорят как о хорошем человеке.
«НН»: Отец Канопацкой когда-нибудь финансировал ОГП?
НК: Я в партии относительно недавно, и с отцом Анны не знаком и никогда не пересекался. Поэтому мне сложно сказать.
Но после ее сообщения о деньгах отца я спрашивал у людей. И мне сказали, что это все абсолютная ложь.
«НН»: А что в итоге партия дала Канопацкой — и что она дала партии?
НК: Я думаю, что главным фактором в назначении Канопацкой депутатом было ее членство в ОГП. Ведь это зарегистрированная оппозиционная партия. По моим ощущениям, это имело решающее значение.
Анна как оппозиционный политик имела тогда уникальные возможности, на нее работала вся оппозиция. Ей писали тексты выступлений, все эксперты были готовы сотрудничать. План был сломать те надежды, которые были при назначении Анны. Чтобы она была более активной, более оппозиционной, более принципиальной.
Но этого не получилось. И то, что мы вынесли для себя — это опыт назначенного депутата. И это плохой опыт. В данном случае власти с назначением не ошиблись — Канопацкая оправдала все ожидания тех, кто ее назначил, и не оправдала ожиданий партии и оппозиции в целом.
«НН»: Так а что Канопацкая дала ОГП?
НК: Я же говорю — опыт. Я член ОГП с 2012 года, может, до меня было что-то, о чем я не знаю. Но с 2012 года всё, что получила ОГП от Анны, — опыт. И больше ничего.
«НН»: Говорят, что сегодня у вас большие проблемы с финансированием партии?
НК: Это правда. Понимаете, такая экономическая ситуация в стране… Сегодня всем труднее, и нам тоже труднее. Плюс мы единственная политическая структура, которая пытается сохранить офисы во всех городах. Мы считаем, что это очень важно, чтобы люди имели место для собраний. Это трудно, поэтому действительно с финансированием проблемы.
«НН»: Но ведь странно — год выборов, должны быть наоборот дополнительные вливания, разве нет?
НК: От кого?
«НН»: От западных доноров как минимум.
НК: Повторюсь — очень сложная ситуация, очень сложная.
«НН»: А вы можете озвучить бюджет партии на 2020 год? Или бюджет за прошлый год?
НК: Нет, точные цифры я не назову. Это не какой-то секрет, просто мы оплачиваем и офисы, и другое… Этот вопрос нужно уточнять у бухгалтера.
«НН»: А вы сами на что живете? Пенсия?
НК: Да. И всё, партия не приносит мне денег. Формально в ОГП у меня есть какая-то зарплата, но она остается в партии. Я живу на пенсию, которая, может, немногим больше, чем у среднестатистического белоруса.
«НН»: И сколько составляет пенсия?
НК: Около 700 рублей. Чуть меньше.
«НН»: Канопацкая позиционирует своей сильной стороной умение хорошо зарабатывать …
НК: Ну а почему нет? Ее отец, насколько я слышал, был первым официальным долларовым миллионером в Беларуси. Так почему нет?
Но мне трудно об этом говорить по одной причине: я очень осторожно отношусь к высказываниям Анны. Весь опыт говорит, что ее слова нужно обязательно проверять.
«НН»: Анна Канопацкая ездит на новом «Рендж Ровере», который стоит около 50 тысяч долларов. А на чем ездит Николай Козлов?
НК: «Вольво» 2002 года, очень мне нравится. Хоть и старая машина, но хорошая. Сколько стоит сегодня, я не знаю. Наверное недорого. Но я ее очень люблю, много на ней езжу.
***
«НН»: Другие участники праймериз для вас конкуренты? За кого бы проголосовали?
НК: Конечно, они конкуренты. Но это здоровая конкуренция людей, команд, программ.
Выделять я никого не хочу. Это не очень этично, мне кажется.
«НН»: Сегодня кандидаты в президенты делятся на две части: первые честно говорят, что используют выборы для дополнительного пиара себя и партии. Другие утверждают, что победят. А вы?
НК: Президентская кампания — шанс для нас. Редкая возможность открывается именно в эту компанию, и возможность электоральной победы очевидна. Для этого есть несколько причин. Во-первых, экономический кризис. Во-вторых, репутация власти. В последнее время я уже не встречаю людей, которые бы Лукашенко искренне поддерживали. Ранее такие люди попадались — сегодня их нет. Даже пенсионеры — он их уже потерял. Перед парламентскими выборами подходили люди почтенного возраста… И я бы хотел, чтобы Лукашенко услышал, что они о нем говорят.
Раньше боялись сценария Украины с Майданом. Сегодня, кажется, люди не берут уже это в расчет, страх и мысли о тех событиях уже прошли.
Опять же, кризис в отношениях с Россией, результатом которого будут, скорее всего, экономические трудности.
И все это дает шанс, что люди будут обращать на политику внимание, замечать выборы, увидят, что альтернатива есть, что свет клином не сошелся на Лукашенко.
Также мы же живем в атмосфере нищеты. У нас нет ни одной успешной отрасли, мы просто хороним деньги, вкладывая их в предприятия. А в малых городах проводится «оптимизация» предприятий. На самом же деле это просто сокращения, но называют это красивым словом «оптимизация». И тенденция, подтвержденная статистикой, — что у нас больше народу увольняют, чем берут на работу. И люди же видят всё это.
«НН»: Но результат известен: 80 процентов наберет Лукашенко, остаток раскинут по другим кандидатам.
НК: Ну подождите, всё зависит от нас. Выученная беспомощность должна уйти за время избирательной кампании. Если каждый белорус почувствует свою силу, мы сможем сломать ситуацию в свою пользу. И власть как минимум будет вынуждена сесть за стол переговоров, а как максимум — уйти.
«НН»: Но ведь стандартная претензия к оппозиции: почему оппозиция не умеет работать на собственный пиар? Ютуб, соцсети — это все или не используется, или используется как-то кое-как. Сегодня молодой человек просто не знает, кто такой Николай Козлов.
НК: Вы правы, это недостаток. И надеюсь, что период праймериз это изменит.
«НН»: Но так нет же и долгосрочной работы. Каждые выборы выдвигается новый кандидат, потом он уходит неизвестно куда. Если человек не следит специально, он не знает, что сегодня делает Милинкевич, где Короткевич.
НК: Я думаю, что здесь все зависит от ресурсов, возможностей. Сегодня ситуация сложная.
Ну и не всё так печально, как вы говорите. Были парламентские выборы, я довольно активно участвовал, даже не знаю, что можно было бы больше сделать. Например, то, как формируются комиссии (из членов одного трудового коллектива) — это же я опубликовал, заслуга моя и моей команды. Поэтому нельзя говорить, что мы совсем не выходим из конспиративной квартиры.
«НН»: Ваша цитата: «Единственный способ заставить Лукашенко уйти — показать свою силу». Это как?
НК: Мы приняли стратегию, что все уличные акции могут быть только подчеркнуто мирными. Насилие и все прочее будет расцениваться как провокация.
Но точно знаю: когда на уличную акцию выйдет 200 или 300 тысяч человек — ситуация изменится. Когда белорусы станут едиными в своем желании изменить жизнь — у Лукашенко не останется шансов.
«НН»: После выборов и поражения на них будете призывать на Площадь?
НК: У нас все прописано в стратегии. Опять же всё будет зависеть от того, как складывается ситуация.
Если мы увидим массовую поддержку, то должны быть и массовые акции.
«НН»: Вспомните 2006 год, 2010 год — акции не привели ни к чему, кроме посадок.
НК: Если мы будем жить одними поражениями, то всё теряет смысл. Но ситуация в стране меняется! Усталость от жизни в болоте, которое организовал Лукашенко, влияет на мнение людей. Они видят, что разрешено чиновникам, видят коррупцию. Возьмите хоккеиста Белого и его компанию «Тапас»: они получают участки земли, какие хотят. У людей отбирают дома, потом на их месте строят свои дома чиновники. Это же не укладывается в голове! Это издевательство!
А «табакерки»! Достаточно быть другом Лукашенко, чтобы получить такую привилегию.
«НН»: А вы курите?
НК: Да. И я против «табакерок»! Ведь я и без них обходился, но главное — возмущает цинизм, когда людей не знаю за кого принимают. И это скотство уже считается правилом.
И я, как бывший опер, вангую: пройдет время, и мы узнаем о потоках сигаретной контрабанды, которые Олексин запускает во все стороны. Я просто уверен в этом! Я еду в деревню и вижу «Табакерку», в которой спит продавец… В чём тогда цимус? …Прибыль? Зачем ставить в деревне «Табакерку», зная, какие доходы у сельчан, какие сигареты они покупают? У меня один ответ — это попытка отмыть деньги. Доказательств я не имею, но иного ответа у меня нет.
***
«НН»: Сегодняшнее правительство: можете кого-нибудь выделить, похвалить?
НК: Нет, не могу, так как правительство виновато в том, что происходит вокруг, в том, как живут люди, какие цены на товары. И что бы ни говорили о перспективных Румасах, мы не получаем движения вперед. Рост ВВП меньше, чем в Украине, где идет война; мы никак не можем освободиться от России.
Почему у нас такая архаичная экономика, ничего не развивается?
«НН»: А как же IT?
НК: Разве что IT — отрасль, куда не может всунуть нос Лукашенко. Непонятно, как ему туда влезть, ведь айтишники люди образованные и мобильные, могут положить ноутбук в сумку и уехать. Вот и получается, что там, где, как в IT, нет государства, ситуация и нормальная!
***
«НН»: Позволите пару личных вопросов? Вы из Воложина?
НК: Да. Но мама разошлась с отцом, и мы перебрались в Несвиж. Мама работала в типографии, затем — страховым агентом.
После школы я поступил в Новосибирское военное училище. В Несвиже была воинская часть, к военным относились с уважением. Может, это повлияло.
«НН»: Почему именно туда?
НК: Ну тогда, надо помнить, был еще СССР. И говорили, что Новосибирское училище одно из лучших. Плюс мне было интересно увидеть Сибирь.
Я мотострелок, другими словами — пехота.
После училища попал в Закавказье, служил в полку прикрытия границы. Затем был в Средней Азии, наш батальон стоял в Ферганской долине.
«НН»: Не было дедовщины в училище?
НК: Нет, в училище об этом не было и речи. Ведь туда шли только очень мотивированные ребята.
«НН»: Во время службы в Закавказье и Средней Азии не сталкивались ли с конфликтами на национальной почве?
НК: Я был уже офицер, лейтенант — и я сам с таким не сталкивался никогда. Я служил в Ферганской долине в конце 80-х, когда там был национальный конфликт между узбеками и турками-месхетинцами. И тогда наша задача была немного снизить градус ситуации.
Но страшно не было, тем более я был молод, ничего не боялся. Было, скорее, интересно.
Потом, кстати, я попал в Карабах. И там мы стояли в городе Физули, где закипал конфликт, а в городе жили и азербайджанцы, и армяне. И тогда я помню, как азербайджанцы говорили: «Вот вы нам не даете, иначе бы мы здесь!..»
Но потом нас вывели и все же армяне захватили этот город.
«НН»: А как относились к советским солдатам местные? Воспринимали их как оккупантов?
НК: Нет, нормально относились. Это же был Советский Союз, для людей это все же была одна общая страна.
«НН»: В людей приходилось стрелять?
НК: Нет.
«НН»: Никогда?
НК: Ну… Это отдельная тема. Может расскажу как-нибудь в другой раз.
***
«НН»: Когда развалился Союз, что вы почувствовали?
НК: Я не помню, если честно. Но я точно не плакал. Это был просто факт — СССР больше нет.
Но это полезное событие. Это была уникальная возможность для Беларуси — и жаль, что сегодня один человек захватил власть и восстанавливает совок.
«НН»: Не разделяете популярное мнение: мол, да, СССР, цензура, дефицит — но учитель же мог на самолете летать на море в отпуск?
НК: Это правда, такое было. Но сегодня учитель из Польши имеет такую возможность, учитель из Прибалтики тоже! Сегодня же лоукосты с билетами по 15 евро, перед учителями из Европы открыт весь мир. А что имеют наши учителя?
Скажу честно, СССР — это моя молодость, но развал Союза это наверняка хорошо. И знаю, что большинство тех, кто по-доброму помнит Союз, не хочет возвращаться туда.
«НН»: Хорошо. Вернемся к вашей службе.
НК: Когда Узбекистан начал формировать правительство, я понял, что не могу там остаться. Все же я белорус, надо ехать домой. И я одним из первых написал рапорт и уволился. Кстати, увольнялся тяжело, так как по собственному желанию из армии почти невозможно было уйти.
«НН»: Не сожалеете, что уволились? Может, были бы теперь генералом в Узбекистане?
НК: Нет, мне никогда не приходило в голову жалеть!
Единственное, за что я очень благодарен армии, — за атмосферу настоящего мужского братства. Особенно когда мы были в Ферганской долине. Там служили настоящие офицеры, прошедшие Афганистан, офицеры с большой буквы.
«НН»: А вы не хотели сами в Афганистан?
НК: Я в то время учился, но да, писал рапорт, чтобы служить в Афганистане. Но постепенно там все закончилось.
«НН»: Зачем вам было туда, на войну?
НК: Надо понимать, что тогда мы всего и не знали, не было столько информации, как сегодня. И мы тогда воспринимали войну в Афгане как справедливую, правильную. И я был мотивированным офицером, считал, что надо овладеть военным делом в полной мере. Была идея, что я должен встать на защиту страны. Если офицер, моя профессия — защищать и воевать, — то я должен этим и заниматься.
Но говорю, тогда уже все быстро закончилось, и слава богу, что я туда не попал.
***
«НН»: После Узбекистана вы вернулись в Минск. Как попали в милицию?
НК: Почти случайно. Остаться в армии не было вариантов, так как в Узбекистане я не хотел, а в Беларуси было очень много офицеров и так. Тогда можно было все вооруженные силы укомплектовать исключительно офицерами, без солдат.
«НН»: Не думали заняться бизнесом? Открыть киоск, например?
НК: Тогда мне казалось, что это нестоящее занятие. Для меня офицерство и киоск были как диаметрально разные вещи.
Ну и я устроился в уголовный розыск — и очень доволен, что там работал. Для меня это была очень интересная работа. К тому же я попал сразу в главное управление. Тогда мои коллеги были профессионалами высокого уровня, я потихоньку осваивал работу. Но после армии мне казалось, что я в отпуске! Если сравнить с той службой, которая была в армии, с тем напряжением… То работа опером для меня была неожиданно легкой. Позже, конечно, когда прошлое забылось, бывало тяжеловато (смеется). Опером быть непросто, ведь рабочий день не нормирован. Если как следует работать, то выходных почти нет.
«НН»: Зарплаты хватало?
НК: Ну, иногда не очень. Но я не могу сказать, что была какая-то нужда. Можно было жить.
«НН»: Вспомните какое-нибудь самое громкое дело, которым занимались?
НК: Я много чем занимался, если честно. В основном кражами, но были и грабежи, и убийства… Но чтобы вспомнить что-то интересное — так сразу ничего не приходит в голову.
«НН»: Случались ли угрозы вашей жизни в период работы опером?
НК: Чтобы кто-то стрелял или бросался с ножом на меня — такого не было. Но мой друг Игорь Кашкан был убит: его застрелил такой Дёвкш, которого недавно судили в очередной раз.
«НН»: Кто, по вашему мнению, был лучшим министром внутренних дел?
НК: Юрий Захаренко. Хотя я при нем служил мало, да и опер далеко от министра. Но тогда была правильная атмосфера, рабочая атмосфера в органах. Ну и огромное уважение вызывают его слова, что он не будет выполнять приказ, с которым не согласен. Это правильная позиция хорошего офицера.
И интересно так получилось со временем — я сегодня возглавляю партию, в составе которой был Захаренко.
«НН»: Вы смотрели признания спецназовца Гаравского? Верите ему?
НК: Я бы хотел, конечно, с ним поговорить подробнее. Но смотрел, да. И для меня очень важны детали. То, что он называет фамилии, детально рассказывает, кто что делал, кто стрелял — для меня показатель того, что он, скорее всего, говорит правду. Но все равно надо все это проверять.
«НН»: А как вам Шуневич?
НК: Это не министр вовсе. Если он одевается в форму НКВД, заставляет человека извиняться перед памятником… Я к нему не могу относиться даже как к офицеру. Не считаю его нормальным офицером.
«НН»: Как вы, бывший милиционер, относитесь к памятнику городовому?
НК: Никак. Какая-то чушь, я не понимаю выбор — почему городовой? Почему вдруг милиции вообще понадобился памятник?
«НН»: А как вам Караев? Его хвалят как минимум за то, что МВД стало все же более открытым, хотя бы в вопросе ошибок и нарушений своих сотрудников.
НК: Это может и хорошо. Посмотрим.
В 2010 году я был на Площади. И своими глазами видел события у Дома правительства. А потом мой коллега выступил по ТВ и рассказал о каких-то бутылках с коктейлем Молотова, что-то еще… Этот коллега для меня перестал существовать. А я его знал, это был адекватный, казалось, человек с достойной репутацией.
Поэтому о Караеве, может, рано пока говорить что-то конкретное…
«НН»: Слово «мент» обидное для вас?
НК: Нет, вовсе не обидное. Милиционеры и между собой пользуются этим словом, сами себя так называют.
«НН»: Об уходе из МВД не жалеете?
НК: Ну, под конец у меня уже что-то внутри надломилось. Даже для меня, военного, в милиции стало слишком много солдафонства.
Но хочу отметить — я никогда не участвовал в разгонах людей. Когда идут выборы, то тех, кто не на дежурствах, переводят в усиленный режим.
Я спокойно приходил к руководству и говорил, что не пойду, мол, могу перейти «на сторону повстанцев». Меня ставили на дежурство. В общем, у меня на работе все знали, что плохо отношусь к Лукашенко. Я не скрывал этого, иногда мы спорили — тогда это было позволено, сегодня — не знаю.
Но я был аполитичный человек. С партиями связан не был. Просто мне не нравился Лукашенко: и речью, и внешним видом, и тем, что он делает… Мне было стыдно за президента.
При этом моя сестра и племянница были на Площади в 2006 году: носили еду людям, которые сидели в палатках, и сами сидели. Я считал, что это нормально.
«НН»: А вы сами за кого голосовали на выборах в том же 1994? В 2006?
НК: Я никогда не голосовал, ни разу. Ни на президентских выборах, ни на парламентских.
«НН»: Почему так?
НК: Не знаю. Мне не хотелось. Я знал, что выборы фальсифицируют. Но больше всего меня возмущали призывы на работе голосовать досрочно. И это принуждение голосовать для меня был неприемлемо, поэтому я никогда не ходил.
«НН»: Получается, вы сами никогда не голосовали, а теперь вдруг призываете людей, чтобы они вам поверили и пошли голосовать за вас.
НК: Да. Но во-первых, пока что мы говорим о праймериз, где будет честный подсчет голосов. А во-вторых, праймериз — это фактически репетиция нормальных выборов.
И давайте помнить, что ситуация изменилась, сегодня не 2006 год.
***
«НН»: Поясните кратко, почему люди должны голосовать за Козлова?
НК: У меня есть компетенции. Есть профессия, которой я хорошо владею. Я имею очень хорошую команду — это выделяет нас среди других структур. Я имею очень хорошую программу и точно знаю, что нужно делать.
Я считаю, что задача единого кандидата — провести реформы, пробыть один срок у власти, всё сделать для следующих честных выборов — и уйти. Больше не баллотироваться. Это важно. Стране нужна смена власти, реформы, чтобы было развитие и движение вперед.
«НН: Считаете, что сможете добиться этой смены власти в этом году?
НК: Я на это надеюсь. Я верю в белорусов.
«НН»: Вы же не разговариваете по-белорусски?
НК: Говорю, но очень плохо.
«НН»: Но как может человек, который хочет стать президентом Беларуси, не знать белорусского языка?
НК: Претензия справедливая, если честно. Могу сказать лишь, что у нас 95% людей не говорят на белорусском. Поэтому будем учить вместе с людьми. Но точно могу сказать, что мы должны прийти к тому, чтобы белорусский язык был единственным государственным. Может, это следует делать медленно, не резко — но к этому надо прийти. Верю, что так и будет.
Читайте:
«Я не проста прыйшла такая: «І дайце мне пасаду прэзідэнта!» Кавалькова пра сябе, сэкс і заробак бухгалтаркі
Аляксей Янукевіч расказвае пра сорам за апазіцыю, любоў да парадаў і трошкі пра нявесту. Гутарка Наталлі Лубнеўскай
«Ты уже совершеннолетняя была?» Юрий и Стася Губаревичи рассказали свою долгую семейную историю, а также про политику и кота Логвинца
Анна Канопацкая — о политике, зарплатах и про статус секс-символа оппозиции… Беседует Влад Шведович
