Александр Класковский сегодня является руководителем аналитических проектов информационной компании БелаПАН.
Дети Александра несколько раз оказывались в центре внимания СМИ. Сын — после задержания на Площади-2010, дочь — после покушения на мужа и шведской тюрьмы.
В интервью Александр Класковский рассказал о зарплатах в главной комсомольской газете, о секрете успеха БелаПАНа, отношениях с детьми и про физкультуру, которой занимается ежедневно.
«На БТ никаких гонораров мне не платили»
«Наша Нива»: Когда договаривались на интервью, вы предлагали заочно пообщаться. Перешли в режим самоизоляции?
Александр Класковский: Во всяком случае я сейчас соблюдаю разумную осторожность. Журналистская работа такова, что вообще невозможно избежать контактов, но я уже не юноша, во-первых, так сказать, группа риска. И во-вторых, я по жизни человек довольно осмотрительный. Хотя в определенных ситуациях могу рисковать.
«НН»: Почему вы в свое время пришли в журналистику? За славой и деньгами?
АК: История такая была. В школе я любил литературу, хорошо писал сочинения, хвалили учителя. Но хотелось какой-то большей аудитории, и я начал в 9 классе писать юморески в районную газету «Шлях камунізма». Я из Минского района, Купаловские места там недалеко. Живописные пейзажи, холмы — зачастую трактористы пьяны опрокидывались. Когда подрос, гордился, что земляк Купалы — это тоже подталкивало к какому-то творчеству.
Я делал наброски из деревенской жизни, записывал анекдотические случаи. И это позволяло избегать вещей в духе коммунистической пропаганды. Не то, что я был диссидентом, но хотелось что-то такое писать нестандартное, не про передовых доярок.
Аттестат у меня был отличный, я шел на золотую медаль. Но когда сдавал экзамены, меня срезали по двум предметам — сочинению и математике. Причем придрались каким образом: к сочинению — что мало цитат классиков (я действительно Леонида Ильича не цитировал), а к математике — мол, решил задачу не в 5, а в 6 действий. Потом мне люди опытные сказали: знаешь, на район всего две медали выделяют, а поскольку у тебя лапы нет у районо, тебя просто вычеркнули.
Впрочем это не помешало мне хорошо сдать экзамены, и я таким образом поступил на факультет журналистики.
С третьего курса я начал работать в газете «Знамя юности». А тогда это была относительно либеральная по советским меркам газета, потому что молодежным изданиям позволялось больше, чем партийным.
«НН»: А вы были ведущим на БТ или нет?
АК: Какое-то время, не в штате. Это было, когда Шушкевич стал спикером Верховного Совета, 1991 год, и он, как человек прогрессивный, дал согласие на прямой эфир. Это было совершенно новое для белорусского телевидения. Кто-то предложил меня — я согласился. Это была серия, на протяжении двух или трех лет мы раз-два в месяц выходили с Шушкевичем в прямой эфир, и это был этакий вызов, ведь и время было непредсказуемое, и мы не готовились. Стояли в студии телефоны, мне записки подносили по ходу эфира, и я зачитывал вопросы.
Потом Шушкевич злился другой раз на меня. Например, люди задавали вопрос: правда ли, что завтра хлеб подорожает? Шушкевич отвечал в духе «вряд ли», а оказывалось, что действительно дорожал, и он тогда злился, что подставил его.
«НН»: Большие ли гонорары у вас были? Все-таки государственное телевидение.
АК: Насколько я помню, никаких вообще гонораров мне не платили. Все делалось на энтузиазме. Тогда были такие времена, об этом как-то не думалось. Понимаете, сама журналистика перестроечная и первых относительно демократических времен молодой Беларуси была во многом романтическая, патетическая, возвышенная. Сейчас я хорошо вижу и недостатки той журналистики, но на тот момент она такая была нужна.
Надо было ломать стереотипы советские в массовом сознании. Иногда, когда я был главным редактором «Знамени юности», возникала проблема — не было нормальных заметок или репортажей, потому что все писали свои колонки. Это был период ухода советской эпохи, 1988—1991 годы.
Де-факто газета была изданием ЦК комсомола Беларуси, но мы постепенно сделали антикоммунистическое издание. За что в конце концов я и поплатился, когда весной 1991 года комсомол меня после очередного съезда не утвердил на посту главного редактора.
Нашли мотивацию, мол, газета стала убыточной. А почему она стала убыточной? Произошла Павловская реформа, приблизительно втрое цены подскочили. А мы, когда объявляли подписку, этого же не знали. Естественно, газета оказалась в минусе: мы за копейки дали людям возможность подписаться, а себестоимость резко возросла.
А второй претензией в мой адрес было то, что я отошел от коммунистических идеалов. Тогда одним из секретарей комсомола был Александр Федута. Он один из тех, кто меня распекал, утверждая, что я предатель.
«НН»: Слушайте, а главный редактор главной комсомольской газеты хорошую зарплату имел? Служебную квартиру, дачу?
АК: Не было у меня дачи, квартиру я получил раньше еще. А что касается зарплаты, она сильно девальвировалась тогда. Кажется, она составляла 240 рублей на советские деньги. Во времена перестройки это было близко к средней зарплате. Бутылка водка тогда рублей семь-восемь стоила. Сейчас, кстати, если переводить на те деньги, водка значительно дешевле.
«Во всем мире бульварные издания идут впереди качественных»
«НН»: Как вы оказались в БелаПАНе?
АК: В свое время, когда я редактировал «Знамя юности», ко мне пришел студент факультета журналистики Алесь Липай. Я заметил, что парень талантливый, взял в штат, а спустя какое-то время назначил заведующим отделом новостей, потому что он был хорошим репортером, очень грамотным человеком. Осенью 1991 года, как раз когда разваливался Советский Союз, он воспользовался моментом, зарегистрировал агентство БелаПАН. Думаю, повезло. В том бедламе было проще оформить документы, сейчас бы просто не зарегистрировали.
Спустя какое-то время Алесь Липай предложил перейти мне в БелаПАН. Уже более 20 лет там работаю. Вскоре после моего перехода появилась идея у Алеся создать полноценную интернет-газету. Тогда это было еще новое дело, разве что «Хартия» была раскрученным сайтом. Это был амбициозный проект. Многие тогда смеялись надо мной: куда ты лезешь, это же такая забава для узкого круга чудаков, кто вас будет читать? Но мы взялись и раскрутили проект.
«НН»: В середине нулевых Naviny.by были весьма влиятельным СМИ. В чем был секрет?
АК: Я думаю, что секрет прост: любое дело должны делать профи. Первый коллектив — это были талантливые газетчики, которые адаптировались, ломали себя в чем-то. Мы эти фишки онлайн осваивали по ходу работы. Наверное, первый в белорусской журналистике онлайн-репортаж был о том, как в аэропорту задержали Бориса Немцова.
Мы изначально такую концепцию приняли, чтобы у нас была триада: оперативная информация, взвешенная аналитика сегодня на сегодня и палитра мнений.
«НН»: Предлагал ли кто-нибудь заплатить, чтобы БелаПАН что-то написал или снял материал с сайта?
АК: Я о таких случаях не знаю. Лично о себе могу сказать, что их точно не было. Конечно, в каждом коллективе разные люди работают, но БелаПАН — это такая команда, которая придерживается, если громко говорить, высоких этических принципов.
Давление со стороны властей было. До меня доходило окольными путями, что звонили из очень высоких кабинетов и говорили, что если Класковский не остановится, то мы ему пришьем статью за оскорбление президента или что-нибудь другое. Это было в начале 2000-х. Сейчас все-таки, за редким исключением, стараются так напрямую не давить на журналистов. А тогда же были и уголовные дела, и сидели в тюрьмах.
К чести Алеся Липая, он всех прикрывал, брал многое на себя. И даже в рассказах почти что не делился. Было только по каким-то косвенным симптомам понятно, что на него сильно давят, потому что ходил мрачным после некоторых звонков из инстанций.
Государственные пропагандисты любят говорить: мол, нами власть управляет, но ведь и у вас хозяева, которые вам говорят, что писать. Никогда никаких указаний не было: у меня полный карт-бланш. Поэтому заслуживают сожаления те пропагандисты, которые пытаются уравнивать прессу государственную и негосударственную.
«НН»: Почему сегодня Naviny.by утратили те первые позиции?
АК: Знаете, я несильно слежу за статистикой сравнительной. Я не уверен Naviny.by так уж отстали. Tut.by — это монстр, он всегда был впереди, Onliner также имеет свою специфику. У нас нет своей почты и других сервисов, нет этой онлайновой торговли, поэтому здесь мы не можем тягаться.
Мы намеренно не скатываемся в какую-то коммерческую составляющую. У нас концепция качественного издания. Во всем мире бульварные издания идут впереди качественных, поэтому это сознательный выбор, и я полностью за это.
Я вижу, что прошла та эпоха какой-то эйфории, когда кричали, что блогеры затыкают за пояс профессиональных журналистов, что социальные сети приходят на место медиа. Сейчас, я думаю, более разумная и продвинутая часть публики видит: есть и обостряющаяся в форс-мажорных ситуациях потребность в профессиональной журналистике, которая дает точную выверенную информацию, без фейков, дает аналитику, дает палитру мнений.
«НН»: Но при этом есть и те, у кого суммарно в телеграмме 400+ тысяч подписчиков.
АК: Каждый делает свое дело. Что касается телеграм-каналов, тоже у меня ощущение, что уже проходит пик восторга. Потому что это за редким исключением весьма сомнительные источники. Эта анонимность в определенной степени развращает.
«НН»: Вы читаете телеграм-каналы?
АК: Отдельные. Я в свое время подсел на телеграм-каналы, но потом увидел, что это съедает уйму времени и эффект небольшой, потому что во многих случаях нет возможности верифицировать инфу.
Например, с удовольствием читаю Шрайбмана, моего ученика —это умный аналитик. Считаю, что журналист должен не зависеть ни от власти, ни от оппозиции. Он должен отражать ситуацию так, как она есть, даже если это противоречит неким оппозиционным стереотипам.
«НН»: Что думаете о деле Сергея Сацука?
АК: Раньше в каких-то вопросах я с Сацуком не был согласен, например, когда он высказывал свою позицию после теракта в метро. Но в нынешней ситуации я вижу, что кто-то с ним решил свести счеты. Все это сфабриковано, думаю, шито белыми нитками. Очевидно, что он перешел дорогу каким-то людям, потому что копал те вещи, которые затрагивали теневые интересы ряда высоких персон. А сейчас такая ситуация: коронавирус, нервничает официальный лидер, дал указание спецслужбам, чтобы разобрались с этими сайтами и каналами. С Сацуком вроде бы и из другой оперы, но, думаю, кто-то решил, что как раз подходящий момент, что под предлогом того, что мы боремся с генераторами фейков, можно замести и отомстить этому человеку.
Думаю, что в таких ситуациях второстепенные претензии к прежним публикациям должны отходить на второй план, а на первый журналистская солидарность должна выходить. Тюрьмы не для журналистов. Журналисты тоже живые люди, могут ошибаться.
«НН»: Сегодняшняя прослойка интеллектуалов — это кто? Бизнес, журналисты, культурные деятели?
АК: Думаю, и первые, и вторые, и третьи. Такая прослойка есть, начиная со Светланы Алексиевич. Меня возмущают постоянные наскоки на нее. Я ее уважаю как человека независимого. Я сам стараюсь в жизни такой линии придерживаться, иногда, может, занимать и непопулярную позицию. Я не люблю стадности вообще. Для меня образец в определенной степени — Алексиевич. Владимир Орлов — еще один представитель белорусской элиты, которого я очень уважаю. Талантливый писатель-националист.
Полагаю, что хотя у Беларуси такая тяжелая история, уничтожали интеллектуальную элиту — и ополячивали, и русифицировали, и просто расстреливали в Куропатах, — все равно у нас много умных, знающих людей. И между прочим то, что белорусский язык всё же живет и стал языком элиты, это подвиг как раз таки когорты белорусских интеллектуалов — и старой генерации, и тех, что моложе.
«Почему браки распались? Большую часть вины должен брать на себя»
«НН»: Вы одиночка или семейный человек?
АК: Теперь я не семейный человек. Хотя дважды был женат, но не сложилось. Если коротко, не сошлись характерами и первый, и второй раз. Хотя для меня этот был большой опыт жизненный, у меня четверо детей.
Почему браки распались? Ряд причин. Не хочу говорить, что мне попадались какие-то не те женщины. Я думаю, что должен большую часть вины за эти разрывы на себя брать, потому что я был трудоголиком. Работал на износ, себя не жалел, выходил и в субботу, и в воскресенье, когда нужно было, и на семью просто мало времени оставалось. Плюс после работы расслабиться любил в компании за пивом с друзьями.
Не то чтобы я совсем детьми не занимался, но теперь понимаю, что я гораздо меньше времени отдавал семье, чем следовало бы.
«НН»: В каких отношениях вы теперь с женами?
АК: Я контактирую и с первой бывшей женой, и со второй. Со второй больше, потому что приходится согласовывать насчет Тимоха наши планы. Тимох — мой младший сын, ему 17 лет.
«НН»: Вы много времени проводите с ним?
АК: Да, я стараюсь. Я учел ошибки молодости. Мои старшие дети выросли так, что я и глазом не успел моргнуть. С Тимохом мы друзья не разлей вода. Как только свободное время —договариваемся покататься на велосипедах. Даже когда я себе выбирал квартиру после развода, специально подобрал вариант рядом, с километр от бывшей моей квартиры, чтобы Тимох ко мне мог поскорее прибегать. По-прежнему, хотя он и взрослый, любим завалиться на диване, и он мне вслух читает по-белорусски какие-то вещи. Книжку Орлова «Великое княжество Литовское» так и прочитали вдвоем.
Это моя отцовская миссия, я компенсирую, если хотите, то, что недодал старшим детям.
Плюс физкультура — замечательная вещь. Тимофей, когда тот был помладше, я в шутку называл Винни-Пухом, потому что он толстоват был. Говорил: Тимох, мы из тебя атлета сделаем за несколько лет. И действительно, он сейчас широкоплечий, легко пробегает десяточку.
Мы с ним на велосипеде по 30—40 км проезжаем. Например, из Минска махнуть в Раубичи — это для нас нормально.
«НН»: У Тимоха аутизм. Не было ли это одной из причин, почему вы расстались с его матерью? Вас пугало это?
АК: Нет. Я в этом плане перед бывшей женой снимаю шляпу. Это ее подвиг прежде всего. Естественное, драма была вначале, когда мы узнали о его аутизме. Ирина пожертвовала своей карьерой, потому что она всецело занялась сыном. Но не на этой почве у нас были расхождения. Наоборот, здесь мы были и сейчас остаемся солидарны. Я чувствую, что нужен сыну. Пока я жив, я должен помогать Тимоху, быть для него опорой.
Он сейчас учится в колледже электроники. Аутистам тяжело барменами или кассирами работать — это постоянная коммуникация. Им нужна какая-то работа предметная, поэтому таков и выбор колледжа. Нам предлагали надомное обучение, но мы решили, что это означает закрыть человека в герметичной среде на всю жизнь. Было тяжело, но оправдано. Сейчас сын в большей степени раскрепощен, чем несколько лет назад. И то, что он физически развит, также придает ему уверенности.
А для меня физкультура — дополнительный способ оставаться в тонусе. На рубеже 40 лет понял, что нужно с куревом завязывать и с алкоголем тоже. В определенной степени это стало мешать, и моей профессиональной деятельности в том числе. Тем более, начались проблемы со здоровьем, несколько операций мне делали. Когда я лежал в больнице, как раз было удобно поставить крест на вредных привычках.
Более 20 лет веду здоровый образ жизни и стараюсь почти каждый день или на велосипеде прокатиться, или выйти хотя бы на школьный стадион позаниматься. 12 раз, например, я спокойно подтягиваюсь разными хватами.
«НН»: Так получилось, что другие ваши дети часто попадали в СМИ. Сын Александр, бывший милиционер, оказался в центр внимания после Площади. Почему он в свое время пошел в органы?
АК: Там было все прозаично. Саша, так же как и я, рано женился: пришел из армии, женился — и перед ним стал вопрос, как зарабатывать. Он не доучился, кстати, на журфаке, пошел работать. Милиция… Если ты отслужил в армии, там же с руками отрывали такие кадры.
Но он пошел не в какие-то репрессивные структуры, он был гаишником. И оказался белой вороной в милиции. Он мне потом рассказывал, что приносил, например, «Народную волю» и показывал другим милиционерам. Не думаю, что в глазах начальства это ему добавляло плюсов.
Был такой эпизод, но спустя какое-то время Саша понял, что это не его.
«НН»: Что вы почувствовали, когда увидели сюжет о сыне на ОНТ?
АК: Когда он рассказывал, что якобы сожалел, что вышел на площадь, я понял, что его взяли сильно в оборот. Был просто шантаж. Ну представьте, если человеку говорят: а вдруг у тебя в квартире найдут оружие, и ты сядешь на 15 лет? И некоторые другие были вещи, когда ему просто ради семьи пришлось выбирать.
Но в целом я считаю, что он мужественно вел себя в этой ситуации. Хотя ему, так сказать, некого было сдавать. Он никаким не был активистом, пришел на площадь просто с мыслью, что выйдет много людей, можно будет изменить режим. Я ему потом говорил, что это все было наивным порывом. Но он взрослый человек, я не мог ему указывать.
«НН»: А чем он сейчас занимается?
АК: У него есть работа, но я не хочу засвечивать. Он долгое время не мог найти работу именно после того, как вышел из заключения, потому что мешал «волчий билет». «А, Класковский, спасибо, у нас вакансий уже нет», — приблизительно так было. Работает сейчас в частной сфере.
«НН»: Старшие дети с вами общаются?
АК: Да. С Сашей мы в Польшу сгоняли в марте, еще до закрытия границ. Трое суток были в пути, хороший повод поговорить о жизни. Я всё еще, хотя уже сыну за 40, стараюсь его немножко воспитывать и направлять, потому что он парень импульсивный и иногда не всегда взвешенные совершает поступки. С ним мы общаемся чаще всего в мессенджерах, ведь оба заняты, у него трое детей.
Еще один мой сын — Тарас, ему 26 лет, живет в Стокгольме, работает программистом. Он в школе был отличником по математике. Студентам начал работать в «Яндексе», но потом предпочел Google.
«НН»: Ваша дочь Ольга по-прежнему в Швеции или вернулась в Беларусь?
АК: Она сейчас в Беларуси, вернулась из Швеции более двух лет назад, живет в Минске. Работала кассиром в нескольких магазинах. Неблагодарная работа, жаловалась, что вечно высчитывали за какой-нибудь испорченный кефир. Плюс Ольга хорошо знает шведский, занимается переводами.
«НН»: Как ваша семья пережила ту историю, которая с Ольгой произошла в Швеции [она была осуждена за покушение на убийство мужа. — «НН»]?
АК: Мы с Ольгой все время переписывались, когда она была там в тюрьме, — у меня большая папка с письмами. Все мы ее старались поддерживать. Ее мать вывезла из Швеции дочь Мирославу, это тоже было непросто. Чрезвычайная ситуация, поэтому здесь уже не до каких-то взаимных обид, старались помочь.
«НН»: Она с вами делилась своими переживаниями? Что подтолкнуло ее к покушению?
АК: Да, у нас были на эту тему разговоры, но там много интимного, и, естественно, я не хочу какие бы то ни было подробности афишировать. Она мне доверяет и делится личными вещами. И с ней мне тоже приходится вести какую-то, так сказать, работу над ошибками. Много она нахомутала в жизни, и сама она это признает.
«Если выше головы могу закинуть ногу — значит еще есть порох»
«НН»: Вы почти всегда в костюме. Почему?
АК: В определенной степени это такая привычка с советских времен, когда я был редактором формально комсомольской газеты и дресс-код был таким. И потом, знаете, это вошло в привычку. Хотя я меняю дресс-коды в зависимости от ситуации. Не то, что шибко слежу за модой, но стараюсь не сильно по-пенсионерски выглядеть. Это как-то дисциплинирует: когда ты строго одет, с галстуком, ты внутренне подтянут, стараешься соответствовать имиджу.
«НН»: Много ли костюмов в вашем гардеробе?
АК: Не только костюмы. У меня с десяток галстуков, несколько пиджаков, брюки более современные, зауженные… Мне не нравится неопрятность в людях. Я убеждаюсь, что есть связь: если человек не моет голову, если у него грязный воротник, такой человек может быть неопрятен и внутренне. Он может тебя и подставить.
С годами для меня первостепенным качеством в человеке стала надежность — не ум, не красота, не утонченность формулировок.
«НН»: Вы упоминали о физкультуре. Откуда у вас хорошая растяжка?
АК: Я никогда профессионально спортом не занимался, возможно, я неправильно все упражнения делаю. Я самоучка, выработал какой-то комплекс для себя — то, что мне больше всего подходит и приносит удовольствие. И почти что каждый деть делаю эту растяжечку и еще несколько похожих упражнений. Это мне нравится, и это для меня критерий: если выше головы могу закинуть ногу — значит еще не совсем старый пень, немножко есть пороха (улыбается).
«НН»: Кроме спорта, чем еще любите в свободное время заниматься?
АК: После того как в детстве собирал спичечные наклейки, никаких хобби нет. Во-первых, времени мало свободного, во-вторых, может, хобби — это как раз таки физкультура. Садишься на велосипед — 10 минут, и ты уже в другом мире, из мегаполиса в какой-то первобытный лес попадаешь. Это хороший способ отключиться, очень прочищает мозги.
P.S.
Однажды на журналистское задание Класковского подвозил на своей «Ниве» Лукашенко, тогда еще депутат Верховного Совета. Было это в 1991 году.
«Он пришел в редакцию «Народной газеты» к Иосифу Середичу: вот, мол, провожу встречу во Дворце культуры, надо, чтобы написали несколько строк. Середич стал отмахиваться: некого послать, нет машины. И Лукашенко говорит: могу и на своей завести журналиста. А я как раз подвернулся под руку [Класковский тогда работал заместителем главного редактора. — «НН»].
Помню, как сейчас, прозвучала приблизительно такая фраза Лукашенко: садись, Саша, машина тесная, колхозная, но зато довезу с ветерком.
Самое пикантное, что на той встрече они выступали на пару с Зеноном Пазняком, поскольку это было вскоре после поражения августовского путча. Лукашенко конъюнктуру хорошо чувствовал и тогда держался той риторики, что партия прогнила и всё такое. Странным образом он сомкнулся с бээнэфовцами, Зеноном Пазняком. Несколько месяцев у них были почти идиллические отношения, но ненадолго, само собой».
