Иван — предприниматель, ему 45 лет. Постоянный участник воскресных маршей в столице. 11 октября он был задержан и отбыл 15-суточное наказание. А 8 ноября снова вышел на проспект Победителей и попал на сутки. В Жодино он столкнулся с призером Олимпиады в десятиборье Андреем Кравченко. О жодинском быте и нравах Иван рассказал «Нашей Ниве».
Андрей Кравченко. Фото Global Look Press
«Задержали нас около 12:30 недалеко от гостиницы «Юбилейная» 8 ноября. Мы шли с товарищами и хотели влиться в большую массу людей, чтобы показать свое отношение ко всему, что происходит. В какой-то момент на проспекте стали появляться микроавтобусы с ОМОНом.
Людей было много, но это еще не было шествием. Омоновцы вышли в черной одежде, молодежь стала убегать. Мы, люди более зрелого поколения, такие действия не принимаем и не применяем. Шли как шли.
Омоновцы шли цепочками в три-пять человек. Они подходили и предлагали пройти для выяснения личности. Сначала я прошел мимо трех омоновцев, потом еще мимо двух, они не обратили на меня внимания. На третьей такой цепочке я столкнулся глазами с омоновцем и понял, что задерживают. Никакого установления личности не было, сразу поместили в автозак. Пересчитали, сколько нас человек, и отвезли в Первомайское РУВД.
Там нас разместили в спортивном зале, нас там было, видимо, человек 60. Небольшой опрос, фото- и видеофиксация. Сидели, ждали вызовов для составления протоколов. Мне предъявили обвинение, что шел в колонне, выкрикивал лозунги, выражал несогласие с результатами выборов. Естественно, никаких лозунгов на тот момент не было вовсе, никакой символики, никакого организованного движения на тот момент не было.
После этого определенное количество людей разместили в клетках в РУВД. И уже с этого приемника нас в автозаках увезли в Жодино. У одного парня был псориаз, и у него чесались руки, то ему в грубой форме делали замечания, но не били.
В Жодино мы приехали примерно в 9 вечера. Какое-то время подождали в очереди для заезда, но не очень долго, может, минут 30. ночь мы провели в камере на четыре человека, но нас было девять человек. Ни матрасов, ни белья — ничего. Самое важное, что прием был очень жестким. Наш был еще относительно нормальным, а потом началось совсем другое.
Нас поставили к разделительному ограждению, мы подняли вверх руки и вывернули к себе ладони, так стояли минут двадцать. Это еще достаточно мягко. Потом нас раздели и заставляли приседать. И если в прошлый раз такие приседания действительно были для того, чтобы найти, что спрятал, то сейчас это делалось, чтобы унизить. Я лично приседал раз пять, быстрее и быстрее. Я слышал, как в соседнем кабинете приседал достаточно толстый мужчина, ему было трудно это делать, и слышались издевательства над ним.
Нас затолкали потом в камеры, где и стали одеваться, до этого стояли в одних трусах. Как я уже говорил, нас было девять человек на четверо нар. Кровати — это металлические конструкции, сваренные из уголка. Кто успел на второй этаж, тот уже там и спал. Я лично подстелил куртку на бетон, на полу, но было достаточно холодно все равно. Ребята заботились обо мне, говорят: садись под батарею, погрей спину. Под утро уже лег вольтом на одну из кроватей. Спал с мулатом Александром, человек без отчества, привет ему. Так и прошла наша ночь, никакого питания, ничего.
Нас разместили в камерах в районе десятого вечера, и это было еще нормально. Что потом началось твориться на коридоре — мы слышали это через дверь — этот был настоящий ужас. Мы понимали, что идет настоящая жестокость. Кажется, была дана конкретная команда. Ни у меня раньше, ни у моих знакомых ничего подобного раньше не было. Это продолжалось всю ночь. Были слышны крики: «90 градусов, кому я говорю». То есть люди сгибались и держали ладони вывернутыми, им били по ногам, чтобы они держали ноги широко. Это я слышал сам.
Время от времени, когда не было новой партии, к нам заглядывали сотрудники. Один из них сказал фразу: «Белорусские милиционеры не фашисты же». Это вызвало у нас громкий смех. Он резко криком отреагировал.
Утром в нашу камеру завели еще не менее двадцати человек. Ребята пришли просто мокрые, вспотевшие, красные лица. Было видно, что они сильно устали.
Они стали рассказывать, что же с ними произошло. Там длинные подвальные коридоры, если вас привозят, то нужно по ним идти. У нас был разве что знаменитый охранник «баба Клава», его зовут Дмитрий на самом деле. Он молод, очень рвется в ОМОН, у него особая жестокость. Мы видели, как он бьет человека ногой, некоторым, в том числе и мне, попала дубинкой по ноге, чтобы шли быстрее, не задерживались.
Заехали ребята, рассказывают, как встречали их. Первый коридор к нашему расположению они проходили… нет, видимо, все же проползали — «гуськом». У кого-то что-то не получалось, они останавливали ряд и отдавали команду приседать.
Там не бывает такого, что «я большой, сильный и смелый, поэтому ничего такого делать не буду». Там другая атмосфера. Чтобы не избивали соседей, которые слабее, люди делают все, что приказывают. Поприседали, потом снова садятся и идут «гуськом» дальше.
Среди тех, кого подселили в нашу камеру, был и олимпийский призер Андрей Кравченко. Андрей рассказал, что за время, пока их оформляли, он сделал 400 приседаний. Это было не на спор, не для определенного результата. Это его заставили так сделать.
Андрей говорит, что рядом с ним явно стояли не спортсмены, и он сам приседал, еще и их поднимал. Естественно, он и сам устал, но и помогал другим. Был с ним и кикбоксер Иван Ганин. Они сразу сняли свитера, майки, сушили на батареях. Но меня скоро в тот же день пригласили на суд, а они остались. Больше с ними не встречались. Мне дали 5 суток, я, честно говоря, не ожидал. В последний день меня почему-то из Жодино перевели в Минск, и досиживал сутки я в изоляторе на Скорины. Даже не знал раньше, что там есть тюрьма.
Кравченко и Ганин рассказывали, что их достали из машины на улице Мельникайте. Кажется, с ними был кто-то еще третий. Андрей говорил, что инспектор в РУВД узнал его. Он ходил по участку и рассказывал, что Кравченко — это его кумир, за результатами которого он давно следил. Но ничем помочь не мог».
