«Я участвую в проекте «Пешеходка»: пою в разных местах Минска, это всё разрешено, это всё официально. И этим я зарабатываю на жизнь, поэтому обвинения, что я, мол, где-то мог пикетировать, — абсурд.
Но вот после одного из выступлений я попал на сутки.
Не знаю, какая именно песня стала триггером для того «неравнодушного гражданина», который вызвал милицию. Я пою песни на белорусском, русском, английском. На белорусском в основном пою Вольского, N.R.M.
И вот когда я пел, ко мне подошел мужчина пожилого возраста: седые волосы, в очках. Он сказал, чтобы я не пел «такие» песни. Сказал: «Вам, музыкантам, разрешили петь белорусский фольклор, а не вот такое», — вспоминает Иван. — Я сначала хотел уйти после его угроз. Но какие-то местные ребята мне сказали, что знают его. Это то ли наблюдатель на выборах, то ли депутат, точно не помню. Но, мол, он часто ходит там и цепляется ко всем.
Ладно, думаю, останусь. А через минут сорок возвращается тот мужчина — и с ним трое, без масок, но в такой пятнистой камуфляжной форме. Я тогда пел вообще Макса Коржа. Милиция говорит: поступило заявление на линию 102, проедем для выяснения обстоятельств.
Повезли меня в ГОМ-2 (городской отдел милиции № 2) Фрунзенского РУВД. В бусике поехал и тот «неравнодушный». У него брали объяснения.
У меня описали вещи, посадили в стакан. Составили протокол на меня: ст. 24.23. После этого — на Окрестина.
На Окрестина, естественно, больше народу в камере, чем предусмотрено. В камере двухместной было 7—8 человек. Но там пол деревянный, спать можно».
Прошел традиционный суд по скайпу.
«Я надеялся, что, может, назначат штраф и отпустят. У меня хронические заболевания, я говорил судье о лекарстве.
Как выяснилось, тот «неравнодушный гражданин» рассказал милиции что я якобы пел песню, в которой восхвалял столетие БНР, и в песне были слова «Мы победим, надо потерпеть».
Что?! Таких песен я и не знаю и никогда не слышал. А что столетие БНР было три года назад, я сам узнал уже только в камере. Честно скажу, знал, что есть День Воли, но не знал, что этот праздник приурочен к БНР.
Но мне дали 15 суток.
Часть из них я провел на Окрестина, часть в Жодино. В Жодино было хуже: там на полу плитка и постельные принадлежности не выдают. А койки сделаны из таких решеток, что спать совсем невозможно.
Хлоркой у нас не поливали, но сокамерники мне сразу рассказали, как себя вести, чтобы хлорки не было. Например, никаких лишних вопросов, претензий, нельзя днем на койках сидеть, — рассказывает Иван Пирейко. — Мне говорили сокамерники, что специально задерживают бомжей всяких со свалок, чтобы в камеру с политзаключенными как минимум одного такого закинуть.
В Жодино у нас в камере тоже был человек 66 лет, которого за пьянку взяли, бомжеватого вида, со вшами и, как он говорил, с чесоткой. По его словам, это добро он заполучил уже за решеткой, и сам сильно мучился, искал по ночам вшей и давил гнид, но у него еще и зрение -9. В среду будто бы он выходит. Зовут Николай. Если бы ему очки кто-нибудь принес и встретил, было бы хорошо. Ему надо к медикам, он приезжал из Новополоцка снимать винты после перелома, но неудачно выпил два раза подряд. Говорил, что теперь пойдет в монастырь.
А после выхода я связался с одним из сокамерников — он сейчас в больнице с температурой 39, у него коронавирус».
Сам Иван вышел из-под ареста также приболевшим. Кроме того, волнуется, что мог подхватить чесотку.
Иван планирует подлечиться и продолжить выступать на улице. Говорит, может, отдельные песни и уберет из репертуара, но полностью от белорусских песен не откажется.
Еще интересный момент: Иван Пирейко — дальний родственник писателя Василя Быкова.
«Моя бабушка по отцу — двоюродная сестра Быкова.
Гордился, само собой, но я старался особо не афишировать. Учился в белорусской школе, все предметы преподавались по-белорусски, но учителя не знали о моем родстве с Быковым, а сам я не говорил. Это не было секретом, друзья мои знали, но я не видел смысла как-то это выставлять напоказ. Читал книги Быкова и по школьной программе, и самостоятельно.
Сейчас бабушка уже умерла, к сожалению. Но когда я был маленьким, она нередко мне рассказывала об их с Василём детстве в деревне Бычки, о том, как на него похоронки приходили, хотя он был жив…
Вспоминала даже некоторые приколы из детства: например, как пошла с родной сестрою Василя на пруд. Они тогда подростками были. А Быков с другом спрятали их одежду — девушкам пришлось бежать домой в чем были».
