В сентябре Следственный комитет продлил следствие по «делу патриотов» на два месяца. Периодически фигурантов уголовного дела вызывают на допросы, однако «прорыва» в уголовном деле не наблюдается.
Алесь Зимницкий: «Тюрьма не так страшна, как кажется по эту сторону стены тем, кто там не был»
— С работой все нормально: я вернулся на старое место. Я работаю старшим научным сотрудником в Национальном историческом музее, правда, мои обязанности немножко изменились, но это чисто рабочие моменты. Я на том же месте, в прежней должности и занимаюсь прежней работой — хранитель коллекции доспехов и военного снаряжения.
— А что делать с потерянными месяцами, которые вы провели в заключении?
— По законодательству, во время следствия никто не имеет права уволить с работы, во всяком случае — до решения суда. Поэтому месяцы, проведенные за решеткой, вылились в «неоплачиваемый отпуск».
— А какой ценой семье далась разлука с вами?
— И мать, и отец уже пенсионеры, для них, безусловно, трудно дались все переживания. Родителям пришлось труднее, чем мне.
— После «освобождения» вы не задумывались о том, чтобы завести собственную семью, жениться?
— Пока нет, не надумал. У меня единственная любовь — Беларусь).
— Ваши коллеги по несчастью говорят, что за решеткой психологически было куда сложнее, чем физически.
— Тюрьма мне психику не поломала, психологической травмы тоже не нанесла, насколько я могу судить. Жизненные планы тоже не особо изменились за три месяца — все-таки не годы за решеткой. Спасали три вещи: осознание, что ты не один и о тебе помнят (за что надо сказать спасибо людям), осознание, что не ты первый и не ты последний (сколько белорусов отмотало срок из-за любви к родине, или даже просто так) и желание остаться человеком. А сидеть не трудно. Везде же живые люди. Просто сидел, искал, чем в бытовом плане занять появившееся время: читал книги, тренировался. А психологические сложности связаны с тем, как себя чувствовали родные, с их переживаниями, попытками оказать какую-то помощь. Это действительно оказалось тяжело. Как там говорят: «сроки даются не обвиняемым, а их семьям».
— Какой отпечаток наложило заключение на здоровье?
— Не скажу, что появились некие критические проблемы. Но старые традиционные тюремные проблемы сказались и на мне: немного побаливают суставы, спина — всего понемногу.
Когда попадаешь за решетку, оказывается, все не так страшно, как кажется по эту сторону стены. Но раз так случилось — надо пережить.
Андрей Дундуков: В этом году собирался взойти на Эльбрус…
Фигурант «дела патриотов» Андрей Дундуков только вернулся от врача. Поэтому первый вопрос «Белорусского партизана»:
— Проблемы со здоровьем — последствия заключения?
— Нет, проблемы со здоровьем — не последствия заключения, просто заболел.
— Как проходит адаптация к жизни на свободе?
— Я уже адаптировался к новым условиям. Меня ведь не уволили с работы, а просто перевели «в распоряжение начальника». Сейчас я просто работаю чуть иначе, — говорит Андрей Дундуков.
Спасатель отмечает, что заключение не сильно повлияло на семейную жизнь, во всяком случае, «сейчас все хорошо».
— Надо понимать, вы подсадили свою жену на белорусский язык?
— Что значит — подсадил? (смеется). Она давно разговаривает по-белорусски: к ней обращаются на белорусском языке, она тоже отвечает по-белорусски. Все зависит от ситуации. А я, напротив, на работе в основном пользуюсь русским языком, — говорит спасатель.
— Большинство фигурантов «дела патриотов» знакомы давно: кто-то является родственником, кто-то старинный друг, поэтому естественно, что мы поддерживаем отношения.
Андрей Дундуков отмечает, что самое страшное во всей этой истории — власти поломали жизненные планы:
— Самое трудное в том, что нам запрещено свободно передвигаться: по Беларуси можно, но мы лишены права покидать пределы страны. А я в этом году собирался взойти на Эльбрус — многие планы нам просто поломали. Поэтому сейчас приходится искать новые увлечения, хобби — и такая ситуация у многих из нас. Ведь жизнь сводится не просто к тому, чтобы отработать рабочий день и вернуться в квартиру — и так каждый день, — подчеркнул Андрей Дундуков.
Андрей Дундуков отслужил срочную службу в ВДВ, с 2011 года работает спасателем в Министерстве по чрезвычайным ситуациям. Увлекается исторической реконструкцией и экстремальным туризмом.
Андрей Комлик-Яматин: Психологически очень сложно, когда не имеешь возможности заниматься любимым ремеслом
Ситуация у Андрея Комлика-Яматина посложнее: самого Андрея отпустили под подписку о невыезде, зато отца Игоря Комлика более месяца держали в СИЗО. Игорь Комлик является главным бухгалтером Белорусского профсоюза работников радиоэлектронной промышленности (РЭП) и фигурантом уголовного дела о неуплате налогов.
— Немного адаптировался к прежним условиям. Но, конечно же, мое заключение тяжело психологически сказалось на семье, нужно еще отойти от всего. Обострились старые болезни: недавно проходил медосмотр, сказали, что не очень хорошая кардиограмма, ухудшилось зрение, да и вообще чувствую себя хуже, чем до заключения (нужно проходить дополнительное обследование).
— Как обстоят ваши дела с работой?
— Вернулся на старую работу — на Минский моторный завод, администрация предприятия никаких претензий не предъявляла. Но дело в том, что я еще являюсь и ремесленником. К сожалению, все материалы по ремесленничеству находятся в компьютере, изъятом во время обыска; все обещают отдать, но никак не отдадут. Поэтому пока заниматься своим ремеслом мне проблематично. Я делаю произведения в этно-стиле: делаю одежду, аксессуары, пояса.
— А как сказалось отсутствие возможности полноценно заниматься ремесленнической деятельностью на материальном положении семьи?
— Держимся. Помогают родные, друзья. Психологически очень сложно, когда не имеешь возможности заниматься любимым ремеслом, развивать белорусские традиционные костюмы, белорусскую культуру.
— Как вы смотрите на перспективы уголовного дела, особенно на фоне переаттестации, которую устроило Министерство юстиции адвокатам?
— Все должно закончиться справедливо — на выходе все равно никакого дела нет. Это мое личное мнение. Давление на адвокатов никак не вписывается в правовые нормы, да и не по-человечески как-то.
