Похороны Ларисы Гениюш. Апрель 1983. Архивное фото
1983 год, «спіць народ, нібы зерне ў раллі». Советский Союз кажется вечным, независимую Беларусь представляют считанные люди внутри страны, белорусская эмиграция немногочисленна и разобщена государственными границами, конфессиональными и политическими разделениями.
Лариса Гениюш была единственным человеком, который, живя в Белорусской Советской Социалистической Республике, отказывался принять советское гражданство. Ее несоветская белорусскость, принципиальность делали ее маяком для нонконформистской молодежи.
Вот почему ее похороны стали событием национального масштаба.
Из Минска на похороны приехала молодежь и интеллигенция. Но главную часть процессии составляли жители Зельвы. Гениюш хорошо знали и уважали и как прихожанку церкви, и как жену доктора. «Тогда была традиция проводить людей всей деревней», — пишет один из участников обсуждения.
Похороны Алеся Пушкина также собрали немало людей, хотя городок Бобр и вымирает понемногу, да и, как отметили в комментариях, «сейчас всей деревней хоронить не ходят просто потому, что так не принято. Очень часто и сами родственники [сейчас] не хотят горевать на глазах тысяч людей».
Фотографии с похорон Алеся Пушкина появились в социальных сетях
Эту мысль подтверждает в своем комментарии другой человек: «Три месяца назад умер знакомый, ему лет 70 было. Так к нему на похороны даже племянники не приехали. Живут в Беларуси, недалеко от того места, где жил покойный. Что-то изменилось…»
Но основная дискуссия развернулась на сравнении времен Андропова и ситуации в современной Беларуси. Так, один из пользователей заметил: «У нас уже далеко не андроповщина. Со ссылкой на развитие цивилизации по сравнению с первой половиной ХХ века у нас действительно близко к 37-му году».
Второй задает вопросы:
«Сколько сотен белорусских политзаключенных сидело на тот момент? Сколько тысяч прошли за этот год через административный политически мотивированный процесс?»
Третий отмечает: «Те тысячи (которые могли прийти на похороны — ред.) за решеткой, другие тысячи за рубежом. Еще у тысяч искалечены семьи и судьбы».
Другой пользователь отмечает: «Сейчас в Беларуси намного жестче режим. За участие в похоронах даже при Андропове ничего такого не ожидалось. Вообще такого страха не было. Были «красные линии», и хорошо было известно, где они проходят. Сейчас в Беларуси никто не может сказать, что за что-то точно не будет преследования. Атмосфера ужасная».
«В 80-е даже при Андропове атмосфера была уже какая-то расслабленная, чувствовалась немощность системы, — делится своими наблюдениями другой и добавляет: — Да, приход Андропова немного пугал и как бы означал реакционный поворот, но он не успел ничего такого натворить. Все же времена были тогда другие. Сейчас — третий год идут массовые репрессии, правил, морали и законов нет ни на одном уровне власти, и жестокость соревнуется с абсурдом».
Об отсутствии «правил игры» в настоящее время пишет другой пользователь: «Даже дело не в цифрах (хотя и этого аргумента было бы достаточно). Дело в том, что в послесталинском СССР были понятны правила игры, которые не менялись десятилетиями.
В условном 1963-м и условном 1983-м основания для репрессий были одни и те же. А сейчас сажают за то, что еще вчера ни у кого не могло вызвать вопросов. И это гораздо больше деморализует общество. Ну и еще, как это ни странно, забота об имидже. СССР было не все равно, что о них говорит международное сообщество. Как раз поэтому, например, нобелевских лауреатов в СССР не бросали в лагеря».
К дискуссии присоединился и историк Александр Пашкевич, который отметил, что «в 1983 году не было массовых репрессий. И не только в этом году не было — не было уже 30 лет. И люди знали, что, по крайней мере, в тюрьму их за участие в похоронах не бросят. А в 2023 году массовые репрессии есть. И люди знают, что они не под мнимой, а под реальной угрозой. В этом и разница».
Александр Пашкевич просит
«не забывать, что в Беларуси безумствуют репрессии, и там совсем-совсем не такая ситуация, когда ты, идя на такие похороны, ничем не рискуешь. Риск велик, и сейчас люди буквально каждый шаг взвешивают, стоит им рисковать или не стоит. Цена любого, даже такого «безобидного» шага, задрана неимоверно».
В другом комментарии отмечается, что «положение Гениюш после смерти Сталина и освобождения из лагеря было куда свободнее положения каждого из белорусов, кто остался в нынешней Беларуси». Автор пишет: «Более того, положение Гениюш тогда было намного безопаснее, чем ее положение сегодня. Ее стихи печатались в журналах, книги издавались (и не частными издательствами, а государственным), ее приглашали в Союз писателей, она вела переписку с Максимом Танком (секретарем Союза писателей БССР), она могла себе позволить не брать советское гражданство…
А сегодня ее памятник вдруг неожиданно исчез. И даже за лайк можно получить годы тюрьмы. Сколько бы людей пришло в 1937 на похороны кого-то репрессированного? А это при всей несравнимости масштабов сейчас лучший ориентир, а не 1983 год».
Читайте также:
